Чуть больше трех, но зато очень буйных даже по одесским меркам месяцев (декабрь 1918-го – март 1919-го) за власть над городом боролись официально назначенный белыми градоначальник Алексей Гришин-Алмазов и криминальный «король» Мишка Япончик. Устав от противостояния, Япончик направил оппоненту письмо-просьбу: «Мы не большевики и не украинцы. Мы уголовные. Оставьте нас в покое, и мы с вами воевать не будем». Диалога не получилось.

Под псевдонимом Алмазов

Будущий одесский градоначальник родился 24 ноября 1880 года то ли в самом Тамбове, то ли в Тамбовской губернии в небогатой дворянской семье коллежского секретаря Николая Алексеевича и Надежды Александровны Гришиных. О том, имелись ли у него братья-сестры, ничего не известно. Воспитывался Алексей в Воронежском кадетском корпусе, в 19 лет поступил в Михайловское артиллерийское училище и по окончании трехлетнего курса получил чин подпоручика.

Информация о дореволюционной его биографии ограничивается сухими строками послужного списка. Молодой офицер участвовал в Русско-японской войне, в том числе в сражении под Ляояном, и, вероятно, именно в эту войну был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. По окончании боевых действий остался служить на Дальнем Востоке. Много путешествовал по Амурской области и Уссурийскому краю.

С началом Первой мировой отправился в составе 5-го Сибирского армейского корпуса на фронт, где возглавлял службу связи, а позже стал адъютантом командира корпуса. Весной 1915 года получил чин капитана и принял командование батареей в 35-м артиллерийском мортирном дивизионе. Был награжден четырьмя орденами, а также солдатским Георгием, который вручался офицерам только по инициативе их подчиненных.

Революцию Алексей Гришин встретил с энтузиазмом и даже примкнул к эсерам, но развал армии и страны скорректировал его взгляды в сторону военной диктатуры. Октябрьский переворот он не принял, за что угодил в тюрьму, из которой, впрочем, его быстро выпустили. Дальше – белое пятно. Вроде бы Гришин, уже в чине полковника, побывал на Дону, но вместо того, чтобы записаться в ряды Добровольческой армии, отправился по заданию Корнилова и Деникина создавать подпольные офицерские организации в Сибири. Весной 1918 года, под псевдонимом Алмазов, он появился в Новониколаевске, где возглавил военный штаб при подпольном Западно-Сибирском комиссариате Временного правительства автономной Сибири. С тех пор подпольный псевдоним намертво прикрепился к его фамилии. 

Восстание Чехословацкого корпуса стало толчком для выступлений затаившихся противников советской власти. 27 мая 1918 года, находившийся в Томске Гришин-Алмазов отдал приказ подчиненным ему структурам начать вооруженное выступление. 13 июня он официально вступил в должность командующего Западно-Сибирской (с 1 июля – Сибирской) армией, численность которой за три месяца выросла с четырех до 60 тысяч. При этом Алексей Николаевич не столько руководил боевыми операциями, сколько занимался строительством вооруженных сил Белой сибирско-дальневосточной России. 

То есть никто не сомневался, что и на передовой он бы в грязь лицом не ударил, но слишком очевидны были его таланты военного организатора. Как писал управляющий делами Временного Сибирского правительства Георгий Гинс: «Я не знал в Омске военного, который бы годился больше, чем Гришин, для управления военным министерством в демократическом кабинете». Он умел выжать из союзников оружие и припасы, а когда армия перешла к мобилизационному принципу комплектования, проводил мобилизацию не тотальную, а осмысленную, призывая под ружье народ из незараженной большевизмом сельской глубинки.

Однако коллег-министров раздражали его амбиции, самовлюбленность и диктаторские замашки, так что они постарались выпроводить его в отставку. Формально в вину Гришину-Алмазову поставили его высказывания в пользу установления на период борьбы с красными военной диктатуры, что, разумеется, трактовалось как посягательство на «демократические завоевания».

13 сентября 1918 года Алексея Николаевича зачислили «по полевой легкой артиллерии с назначением состоять в распоряжении Совета министров». Ощущение, что его в оскорбительной форме «выкинули на славку», усугубилось, когда Гришин-Алмазов обнаружил, что находится под наблюдением филеров: бывшие коллеги подозревали его в бонапартистских замашках. 

Останься Алексей Николаевич в Омске, и он дождался бы переворота, в результате которого Колчак спустя два месяца стал Верховным правителем России. Они бы сработались, и, возможно, при наличии такого толкового военного администратора борьба Колчака завершилась бы по-другому. Но обиженный Гришин-Алмазов покинул Омск и отправился в Добровольческую армию к Деникину. Как он пробрался через занятые красными территории, неведомо. В Омске осталась только его жена Мария Александровна (урожденная Захарова), ставшая вскоре подругой возлюбленной Колчака Анны Тимиревой. Вместе с Тимиревой она в 1920 году предстанет перед судом, будет оправдана и уедет за границу, где опубликует свои воспоминания.

В конце октября Гришин-Алмазов появился в Екатеринодаре, где был с распростертыми объятиями встречен Деникиным, который тут же поручил ему ответственную дипломатическую миссию. Зная о том, что Алексей Николаевич не только умеет вести диалог с союзниками, но и может при случае ставить их на место, командующий Добровольческой армией отправил его в Яссы на совещание с представителями Антанты. Первая мировая война завершалась, и следовало определиться, что именно союзники захотят получить от белой России в обмен на свою помощь. 

Из массы разнообразной полезной информации Гришин-Алмазов сделал два вывода. Первый – реальную помощь на юге России «добровольцам» могут оказать только французы. Второй – французов особо интересуют черноморские порты, и прежде всего Одесса.

«Король» Одессы

Мойше-Яков Винницкий, известный как Мишка Япончик, роился 30 октября 1891 года в одесском районе Молдаванка в семье, где, кроме него, были еще сестра и четыре брата. Сестра умерла в 1919-м от базедовой болезни, трое братьев сгинули в вихрях Первой мировой и Гражданской, и только один брат Исаак перебрался в Америку.

Отец его – Вольф Винницкий – промышлял извозом, но по родительским стопам Мойше не пошел, равно как игнорировал и пожелания матери, мечтавшей видеть его раввином. Юноша хотел больших денег и яркой жизни, а с учетом местной специфики самым простым способом обрести желаемое было приобщение к криминальному миру. Купцы занимались торговлей, в том числе и контрабандной, а бандиты их грабили, поскольку жаловаться на похищение контрабандных товаров в полицию было неразумно. 

Этот пасторально-криминальный мир в своих «Одесских рассказах» обрисовал Исаак Бабель, выведя Мишку Япончика в образе Бени Крика. Прозвище Япончик Мойше Винницкий, видимо, получил за узкий разрез глаз, и этим он отличался от красавца Бени Крика. Зато общими чертами прототипа и литературного персонажа были отец-извозчик, колоритная одесская речь, склонность к понтам, следование определенному бандитскому кодексу.

Япончик, как и Беня, не любил «мокрых дел» и вообще не терпел крови. Когда один из соратников в пылу ссоры укусил Мишку за палец, «король» Одессы чуть не грохнулся в обморок. Другое дело, что на его авторитете этот случай не отразился: ведь достижения Япончика как организатора налетов были бесспорны.

Криминальную карьеру он начал в 16 лет, приняв участие в ограблении мучной лавки. Потом было ограбление богатой квартиры, участников которого полиция повязала в публичном доме. Мишку приговорили к 12 годам, но отбывать срок за решетку вместо него отправился (разумеется, небескорыстно) кто-то другой. А Япончик последующие 10 лет строил свою криминальную империю, поданными которой были тысячи обитателей Молдаванки – налетчиков, наводчиков, барыг, «оборотней в погонах».

Революционная смута открыла перед его «бизнесом» новые перспективы. Делиться с полицией, за отсутствием таковой, уже не требовалась, а милиция вызывала у бандитов чувства, близкие к умилению.

Осенью 1917-го Япончик и его люди организовали серию дерзких налетов, ограбив помимо прочего среди бела дня Румынский игорный клуб. Новогодние праздники отметили ограблением магазина сахарозаводчика Гепнера.

Следуя за политическим трендом, Япончик легализовал своих боевиков в Еврейскую революционную дружину самообороны и выпускал воззвания с призывом грабить «только буржуазию и офицеров». Когда при одном налете случайно убили рабочего, Мишка лично застрелил провинившегося подчиненного. 

Его ближайшими союзниками стали «анархисты-обдиралисты» («обдирающие буржуазию»), устроившие свой штаб в «конфискованном» публичном дом Айзенберга на Дворянской улице. «Тружениц любовного фронта» оттуда, впрочем, не изгоняли, просто заставили потесниться. 

Когда в январе 1918 года большевики, анархисты и левые эсеры брали в Одессе власть, «дружинники» Мишки Япончика сражались плечом к плечу с ними против «гайдамаков», подчинявшихся «самостийной» Центральной раде. Захватив по ходу боев регистрационное бюро полиции, «дружинники» спалили хранившуюся в нем картотеку на 16 тысяч одесских уголовников.

Однако уже в марте Одесская советская республика пала, вступившие в город австро-германские оккупационные войска обеспечили включение города в состав Украинской державы. Япончику пришлось умерить амбиции, вернувшись к прежнему статусу.

В ноябре 1918 года Германия Первую мировую войну проиграла, и оккупанты стали готовиться к уходу. Наступление на город развернули отряды подчинявшегося петлюровской Директории атамана Никифора Григорьева, а местные поляки-колонисты завязывали перестрелки с собирающимися в «фатерлянд» немцами. Обеспечить сохранение хоть какого-то подобия порядка пытались офицерские отряды генерала Бискупского, против которых бандиты открыли военные действия.  

Разбираться в этом хаосе, действуя по обстановке, Деникин отправил вернувшегося из Ясс Гришина-Алмазова. Так в начале декабря 1918 года его жизненный путь пересекся с жизненным путем Мишки Япончика.

Веселые денечки

В Одессу Алексей Николаевич прибыл к похоронам офицеров, погибших в Русском театре во время спектакля от брошенной бандитами бомбы. 

9 декабря Гришин-Алмазов получил ультиматум Григорьева о безусловной сдаче города и решил перейти на нелегальное положение, организовав подпольную сеть, вроде той, что создал в Восточной Сибири до восстания Чехословацкого корпуса.

11 декабря петлюровцы начали вступать в город, а на следующий день Мишка Япончик организовал налет на городскую тюрьму, обеспечив массовый побег заключенных.

Четыре дня никто не понимал, что вообще происходит, и лишь 17-го в одесском порту высадился первый эшелон французского экспедиционного корпуса. Соратник Деникина генерал Лукомский вспоминал: «Французы предполагали 18 декабря вступить в город с музыкой, но вследствие выяснившегося враждебного настроения петлюровцев, занимавших город, было решено первоначально очистить его от них. Эта задача, под прикрытием огня с французских судов, была выполнена офицерским добровольческим отрядом под начальством генерал-майора Гришина-Алмазова. Потери добровольческого отряда исчислялись в 24 офицера убитыми и около 100 ранеными. 20 декабря генерал Бориус по соглашению с представителем Добровольческой армии возложил на генерала Гришина-Алмазова обязанности военного губернатора Одессы».

Так Алексей Николаевич получил генеральские погоны и снискал благодарность союзников, довольных, что он выполнил за них грязную работу. Но доставшаяся ему должность военного губернатора – градоначальника не была синекурой.

Гришин-Алмазов действовал предельно жестко, фактически дав своим подчиненным карт-бланш на отстрел всех подозрительных элементов. Любого заподозренного в связях с криминалом или большевиками могли ликвидировать без всяких судебных процедур, а если не ликвидировали, то лишь для того, чтобы вытянуть у него информацию о подельниках.

Поняв, с каким опасным противником он столкнулся, Япончик направил Гришину-Алмазову свое знаменитое письмо о том, что уголовные хотят мира. Но поскольку ответа не дождался, начал организовывать на градоначальника покушения. Сколько раз обстреливали автомобиль Гришина-Алмазова, современники сбились со счета. А он продолжал ездить, точнее, носиться по городу, руководя облавами и вводя в самые опасные районы воинские части с броневиками.

Искренне ненавидя Алексея Николаевича, уголовники испытывали к нему уважение. И борьба продолжалась.

В этой наполненной адреналином атмосфере противники пытались поймать «радости жизни». Мишка блистал в «полусвете», организовывал роскошные приемы, занимался меценатством, дружил с деятелями культуры и искусства, покровительствовал молодым дарованиям вроде Леонида Утесова.

Гришину-Алмазову молва приписывала роман с кинодивой Верой Холодной. Когда в середине февраля 1919 года актриса умерла от испанки (форма гриппа), пошли слухи, что градоначальник приказал ее отравить, узнав о связи звезды с большевиками. У покойной, видимо, действительно был роман с большевистским агентом Жоржем Лафаром, которого белая контрразведка поймала и без лишнего шума ликвидировала. Также без шума были схвачены и убиты председатель подпольного большевистского комитета Иван Смирнов (псевдоним – Николай Ласточкин) и еще одна красная разведчица, Жанна Лябурб. Впрочем, главное свое дело они сделали, разложив своей агитацией французские части и коррумпировав командование союзников.

Пытаясь получить от французов помощь, Гришин-Алмазов словно бился головой об стену. Зато Мишка Япончик чувствовал себя все уверенней. Вместе с большевистским, анархистским, эсеровским и петлюровским подпольем его бандиты продолжали заниматься грабежами и рэкетом. 

В феврале 1919 года во время торжественного обеда был совершен дерзкий налет на Гражданское общественное собрание Одессы. Большой резонанс вызвали ограбления квартиры княгини Любомирской, номера испанского консула в гостинице «Лондонская», а также убийства отказавшихся платить за «крышевание» торговцев – Масмана, Литеймана, Энгеля. Очевидно, Япончик уже перестал бояться крови, даже крови соплеменников. Впрочем, чему удивляться, если вместе с ним орудовали будущие канонизированные красные герои Гражданской войны Анатолий Железняков и Григорий Котовский...

В марте на Одессу снова двинулись отряды атамана Григорьева, воевавшие теперь не под «жовто-блакитными», а под красными знаменами. И снова их предводитель прислал Гришину-Алмазову ультиматум с требованием безусловной сдачи города и с угрозой, что в противном случае сдерет с градоначальника кожу и натянет ее на барабан.

Алексей Николаевич угрозы проигнорировал, но вынужден был считаться с тем, что союзники защищать Одессу не будут, а в одиночку ему не удержаться. И он фактически самоустранился, наблюдая за тем, как более симпатичный французам генерал Алексей Шварц пытается сформировать новые, не подчиняющиеся Деникину офицерские отряды.

4 апреля французы приступили к эвакуации, растянувшейся до 8-го. Григорьевцы и другие красные части постепенно занимали город при деятельной поддержке «дружинников» Мишки Япончика (продолжавших по ходу дела подрабатывать грабежами).

Гришин-Алмазов с небольшим отрядом из 16 офицеров и двух солдат покинул Одессу 6 апреля и, связавшись с Деникиным, получил от него предписание двигаться на восток – к Колчаку. Каким-то чудом этот отряд добрался до восточного побережья Каспия и, погрузившись на реквизированный пароход «Лейла», отправился в плавание. Однако 5 мая в районе форта Александровского судно было перехвачено эсминцем «Карл Либкнехт». До этого момента ни один лидер белых не был захвачен большевиками в плен, и Алексей Николаевич доставлять врагу такое удовольствие не собирался. Он застрелился. 

Несостоявшийся Котовский

Красные пытались использовать авторитет Мишки Япончика в криминальной среде, и он действительно подписывал плакаты, в которых жителям обещали восстановление порядка. По городу даже пошли слухи, будто он стал секретарем в Одесской ЧК в связи с чем в «Известиях» местного совета было опубликовано официальное опровержение, где указывалось, что секретарь ЧК Михаил Гринберг никакого отношения к Мишке Япончику не имеет.

Когда в начале мая атаман Григорьев поссорился с большевиками и начал куролесить в Причерноморье, прошел слух будто «король» отправился воевать с ним как командир бронепоезда. Правда это или нет, непонятно, поскольку с Григорьевым разобрались быстро. 

Факт, что Япончику действительно доверили сформировать 54-й советский революционный полк имени Ленина в который, помимо уголовников, записывались анархисты и студенты Новороссийского университета. Но атмосферу в полку, конечно, определяли не студенты.

Большевики от чести стать комиссаром полка отказывались, и туда отправили анархиста Александра Фельдмана. Бойцы встретили его громовым хохотом и все его распоряжения, разумеется, игнорировали.

Полк включили в бригаду Котовского, но даже этот не последний в криминальном мире авторитет мало что мог сделать с буйными подчиненными. К слову, единым элементом униформы у бойцов была только тельняшка. Зато головные уборы встречались самые разнообразные – от студенческих фуражек и входивших в моду буденновок до шляп-канотье и цилиндров.

В конце июля Мишке Япончику торжественно вручили красное знамя и саблю с серебряной инкрустацией, после чего полк отпраздновал свое отбытие на фронт роскошным по тем временам банкетом. На дорогу взяли икру, вино, бочонки с пивом, хрустальную посуду. Из покинувших Одессу 2202 бойцов до фронта добралась лишь треть, остальные по пути дезертировали.  

Как ни странно, но первый бой эта ватага выиграла, сбив петлюровцев с их позиций в районе Бирзулы и захватив деревню Вапнярку. А дальше произошла стандартная история: на радостях победители перепились и с утра были разгромлены перешедшим в контратаку противником.

Решив, что свой боевой долг они честно выполнили, красные уголовники экспроприировали пассажирский поезд и поехали в Одессу. 

Расстроенный Фельдман отправил командованию телеграмму о случившемся, и в родном городе их уже ждали. 4 августа поезд был остановлен на подъезде к Одессе, у железнодорожной станции Вознесенск, вблизи парка Марьина роща.

Красноармейский отряд под командование Никифора Урсулова без особых проблем разоружил и частично перебил дезертиров. Одним из немногих уцелевших оказался бывший содержатель борделя и адъютант Япончика Мейер Зайдер. (Вскоре он пристроится адъютантом к Котовскому и в 1925 году его застрелит, как считается, на бытовой почве.) Япончику же спастись не удалось: его убили двумя выстрелами в спину. Не получилось из него еще одного Котовского, хотя финал у обоих был одинаков.

Вдова Япончика Циля благополучно уехала в Америку, но не смогла вывезти дочь Аду, которая скончалась в Баку в 1983-м. Одесса осталась без своего «короля», зато с советской властью.

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»