Павел Скоропадский — первый правитель независимой Украины. Сегодня его имя полузабыто на Родине, хотя во главе государства он находился семь месяцев.Любопытно, что хотя советские историки считали его врагом, нынешние украинские исследователи его тоже не жалуют. Возможно, чтобы разглядеть подлинное лицо гетмана имеет смысл обратиться к его собственным воспоминаниям 1919 года, а также к мемуарам его дочери Елены, опубликованным в 1985-м.

САМЫЙ ЦИВИЛИЗОВАННЫЙ ИЗ ПРАВИТЕЛЕЙ

В 1918-м Украиной стремились править все: Центральна Рада, красные, белые, гетман, Директория, немцы, австрийцы. Полной «незалежности» хотели: Рада (с 1918 года), Директория, немцы (рассматривая эту страну как сателлита Германии), австрийцы (как сателлита Австрии). Чтобы Украина входила в единую федерацию с Россией (приблизительно как теперешний Евросоюз) хотел гетман , хотели красные. Чтобы все было как при Временном правительстве, хотели белые и Антанта.

Однако наиболее  цивилизованной властью, кажется, была гетманская: именно при нем создаются Украинская Академия наук во главе с Вернадским, два украинских Университета, новые украинские  гимназии, театры. В его правительстве большинство составляли профессионалы. Не было политических расстрелов и других «революционных развлечений».Если внимательно посмотреть «Дни Турбиных», то появляется ощущение, что Булгаков сочувствует гетману.

ВЕСЬМА СРЕДНЯЯ КАРЬЕРА

Родился Павел Скоропадский в 1873 году в семье, самый известный представитель которой (Иван Скоропадский) во времена Петра I даже занимал должность украинского гетмана.

Его потомок закончил Петербургский Пажеский корпус и служил в Кавалергардском полку. Участвовал в русско-японской войне 1904-1905 годов, был командиром сотни Читинского казачьего полка, затем адъютантом командующего войсками на Дальнем Востоке генерала Линевича. Позже участвовал в Первой мировой войне, где за мужество и героизм был награжден георгиевским оружием. Командовал конным полком, кавалерийской дивизией.

Летом 1916 года  Скоропадский получает чин генерал-лейтенанта и должность командующего 34-го армейского корпуса. Тогда ему было 43 года, так что подобные темпы каръерного роста считались весьма средними. Например, его одногодок адмирал Колчак уже командовал в 1916 году Черноморским флотом.

НАЧАЛО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

В 1917 году Февральская, а затем Октябрьская революция сильно деморализовали армию. Скоропадский не поддерживал революционные идеи, тем более, что дисциплина в его корпусе стала быстро падать. Комиссары правительства Керенского вмешивались в командование, активную агитацию вели и большевики.

В мае 1917 года I Всеукраинский войсковой съезд выдвинул идею создания украинской национальной армии. Центральная Рада (ЦР) предложила Скоропадскому «украинизировать» его корпус, солдат-неукраинцев перевести в другие части.

«На следующий день (июль 1917 года) я отправился в Генеральный Секретариат (министерство) по воинским справам… Тут я впервые встретил Петлюру (руководитель секретариата). Окружен он был массой молодых людей, которые носились с какими-то бумагами. Вообще, типично революционный штаб. В помещении был большой беспорядок и грязь. Чувствовалась какая-то неуверенность. Но что мне понравилось, это определенное чувство любви ко всему украинскому… С Петлюрой я очень мало говорил, он совсем не был в курсе военных дел, а больше занимался политикой. Был любезен, тогда еще говорил со мной по-русски, а не по-украински, вообще, тогда украинский язык еще не навязывался насильно»

Так 34-й армейский корпус был переименован в 1-й Украинский, насчитывавщий в своих рядах шестьдесят тысяч солдат и офицеров. В октябре 1917 года в Чигирине на съезде Вольного казачества две тысячи делегатов выбрали Скоропадского своим атаманом.

Правительство социалистической Центральной Рады, обеспокоилось растущей популярностью «аристократа-генерала»  и резко ухудшило снабжение его корпуса.

«Петлюра ушел, вместо него военным министром стал Порш... по профессии присяжный поверенный, исключенный за всякие неблаговидные проделки из сословия адвокатов… Я поехал к нему и заявил, что если мне не дадут все по списку для поддержания корпуса, то я прошу меня освободить от командования корпусом. Порш…не дал мне положительного ответа».Генерал уходит в отставку.

«НАИБОЛЕЕ ПОДХОДЯЩИЙ — Я»

 «Когда красные войска в январе 1918 года заняли часть Украины и Киев, ЦР заключила мир с Германией и Австрией и попросила их военной помощи для борьбы с красными. Началась оккупация : на севере Украины немецкая, а на юге австрийская.

«Немцы начали наступать, все украинское приободрилось и начало тоже наступать. Большевики же, чувствуя, что с немцами им не справится, спешно уходили…».

Наступила весна 1918 года. Март.

«В ЦР был раскол; выдвигались различные комбинации. По городу ходили различные списки министров, в некоторых списках фигурировал и я, как военный министр. Я над этим только смеялся. На должность военного министра, при таком хаотическом состоянии управления страной, идти было не сладко… Товарищество Украинских Юристов… требовало, чтобы власть была передана какому-нибудь лицу с диктаторскими полномочиями… Я положительно не видел никого, кто бы в данный момент подходил для того, чтобы эту обязанность принять на себя… И вот постепенно я надумал, что наиболее подходящий — я. Во-первых, в украинских кругах меня хорошо знают, во-вторых, я известен в великорусских кругах (Украины), и мне легче будет примирить… эти два полюса… Я помню, тогда думал о Петлюре, но отвергнул эту мысль. Петлюра честолюбив, идеалист… Кроме того с ним не считались бы немцы. Хотя якобы под фирмой Петлюры я был свален ( в декабре 1918 года) и должен был бы поэтому иметь зуб против него, я все-таки скажу, из всех социалистических деятелей на Украине это единственный, который в моих глазах в денежном отношении остался чистым; затем он искренен, в нем много рисовки, но это уже черта украинская, я думаю, воспитанная в украинских деятелях всем прошлым…».

«Я сторонник мелких хозяйств, особенно на Украине, и неоднократно говорил, что мой конечный идеал был — видеть Украину, покрытую одними лишь мелкими, высокопроизводительными, собственными хозяйствами….

Решено было проповедовать большой съезд всех хлеборобческих элементов Украины…

В нашей партии, которая к этому времени была названа «Украинскою Народною Громадою», тоже усилено работали, завербовывая членов.

Официально ничего не говорилось о Гетманстве и о предназначении меня  гетманом».

ПРЫЖОК К ВЛАСТИ

29 апреля 1918 года Всеукраинский съезд хлеборобов (6432 делегата) провозгласил Павла Скоропадского гетманом Украинской державы. Одним из первых решений гетмана было восстановление частной собственности на землю, запрещенной ЦР…

«Офицерства и людей, сочувствующих и решительных, у меня в то время набралось много, лишь бы немцы не помешали. Но тут я чувствовал, что можно их убедить держать негласный нейтралитет…К утру, никому не сказав, я был совершенно готов действовать решительно и немедленно… Я приказал немедленно набрать офицеров…призвать побольше верных казаков…

Снова повидался с немцами…Я им прямо изложил свой план и сказал, что от них я ничего не прошу, кроме нейтралитета… Один из них сообщил мне, что генерал Греннер, начальник штаба армии, вероятно, попросит с ним переговорить…

Мои отряды выступили и захватили учреждения, согласно выработанному уже порядку. В отличие от частей, находящихся на стороне ЦР, у каждого моего сторонника была белая повязка на левом рукаве и малиновая на правом. Наступил вечер 29 апреля 1918 года, а еще далеко не все оказалось в наших руках… ЦР, заседавшая еще в то время, когда я был на площади (на митинге), с подходом наших частей и сечевиков разбежалась, так что почти никого не арестовали… Я приказал собрать все, что осталось у меня, и захватить во чтобы-то ни стало участок на Липках, где помещалось военное министерство, министерство внутренних дел и государственный банк…

Первые дни Гетманства были какими-то сумбурными… Прежде всего, нужно было составить совет министров и объявить его для всеобщего сведения… В грамоте моей я указал, что председатель совета министров назначается мной и мне представляет списки министров на мое утверждение…Считаю, что сделал большую ошибку, согласившись на это… я сразу попал в руки совета министров, где партийность играла большую роль, та или другая комбинация числа голосов давала случайное направление по решающим вопросам… Не имея парламента или другого аналогичного учреждения, я решил видеть как можно больше народа. Первые дни… приходили на прием различные представители партий и союзов, которые выставляли своих кандидатов на посты министров… С большими затруднениями через день или два у меня были   следующие министры: инженер Бутенко-министр путей сообщения; профессор Василенко-министр народного просвещения, профессор Вагнер - министр труда; Гутник, еврей - министр промышленности. Председатель совета министров, Федор Лизогуб, принадлежит к известному в истории Украины роду… Профессор Чубинский- министр юстиции, кадет чистейшей воды…Чистый украинец, его отец написал гимн, который потом был принят на Украине, что однако не помешало тому, что Чубинского украинцы (политики) не признавали… По их понятиям, необходимо было набрать в министерство юстиции лишь людей их крайнего украинско-галицийского толка, совершенно не считаясь с образованием и стажем, проведенным в судейском ведомстве».

Скоропадский фактически стал диктатором, хотя имелось правительство, Верховный суд и другие институты современного государства. Правда, не было выборов.

«Согласиться на роль президента республики в то время я считал гибельным для всей страны, лучше было бы  не начинать всего дела. Страна, по-моему, может быть спасена только  диктаторской властью, только волей одного человека можно возвратить у нас порядок, разрешить аграрный вопрос и провести демократические реформы…»

Началось быстрое расслоение на богатых и бедных, что всегда сопровождается нестабильностью положения в стране. Тем более что вооруженных сил было мало и они не отличались надежностью.

«Революция внесла ужасную деморализацию в среду армейскую… и среди высшего командного состава…Когда я узнаю, что генерал, присягнувший на верность Украине и Гетману… перескакивает в лагерь Петлюры, — меня берет омерзение к этому человеку…Если не сочувствуешь, не иди в гетманское правительство, наконец, если уже денежные обстоятельства плохи, нечем кормить семью, иди в гражданскую службу, но не иди в армию…Мы предполагали, что немцы будут стоять до поздней весны (1919), и мы успеем сформировать настоящую армию. Мы не учли, что в Германии будет революция.»

Скоропадский и его окружение напряженно работают. Но люди меняются очень медленно.

«Жаловались, что при старом режиме (при царе) было воровство, но нельзя себе представить, во сколько раз оно увеличилось теперь, за время революции».

«МНЕ НЕ ХОТЕЛОСЬ УПОДОБИТЬСЯ КЕРЕНСКОМУ…»

Родные и близкие Скоропадского трудно свыкались со своим новым статусом.

«Моя семья поселилась у меня в доме. Этот дом представлял верх неудобств для житья при самых скромных желаниях, ни семье, ни прислуге нельзя было как-нибудь мало-мальски сносно устроится… С одной стороны, большие обеды и завтраки с большим количеством людей, которых приходилось приглашать из той или другой причины, имеющей отношение к их службе, или политике, с другой — жизнь частная, например, детей в ванной комнате, так как  другого помещения не было… Мне все говорили, что в этом доме, приспособленном лишь для жизни генерал-губернатора дореформенного времени, теперь нельзя уместить всех жильцов, вроде части конвоя, ординарцев… Кроме того необходимо было, я всегда это очень хотел, разместить совет министров и мою личную канцелярию, для этого мне всегда указывали на необходимость переезда во дворец (Мариининский), который я отвел временно для размещения  там министерства внутренних дел. Я этого, особенно вначале, не хотел, мне в этом не хотелось уподобиться Керенскому, который, несмотря на многоречивые демократические заверения, начал с того, что разместился в Зимнем дворце… У моей жены и меня жизнь в этом доме оставила самые грустные и тяжелые воспоминания».

Неопытное правительство делает одну ошибку за другой. У него нет собственной газеты. «Наше правительство в одной очень важной отрасли государственного управления было возмутительно слабо и бездарно… Пресса и какая-либо пропаганда совершенно отсутствовала».

В стране начали создаваться новые учебные центры, новые театры и музеи. Все это сопровождалась жесткими спорами.

«Я считаю необходимым, чтобы дети дома и в школе говорили на том же самом языке, на котором мать их учила, знали бы подробно историю своей Украины, ее географию, насколько я полагаю необходимым, чтобы украинцы работали над созданием своей собственной культуры, настолько же я считаю бессмысленным и гибельным для Украины оторваться от России, особенно в культурном отношении.»

«С воцарением Директории (декабрь 1918 года) через три дня вышел  приказ об уничтожении в Киеве всех русских вывесок и замена их украинскими….Это типично как насилие над городом, где украинцев настоящих, если найдется 20%, то это будет максимум. В результате, вместо привлечения к Украине неукраинских масс, они воспитывают в них ненависть даже среди людей, которые были дотоле приверженцами этой идеи (независимости)».

Требовалось нормализовать земельные вопросы, которые волновали большинство населения.

«Я занялся аграрной реформой. Предлагается… передача земли не безземельным, а малоземельным селянам… передача за плату… продолжить дело Столыпина, в смысле выделения селян на отруба… Мной была составлена большая комиссия.. там идет некоторыми членами форменный саботаж.»

СВЕРЖЕНИЕ

«Появились уже банды… некоторые имели даже орудия, и все это начинало с того, что предовало огню и мечу всякую мало-мальскую более крупную собственность, не только помещичью, но и хлеборобов-собственников… много их погибло.

Ясно было, что…левые украинские партии примут агрессивные меры, мне необходимо было создать более решительный кабинет и более подходящие для этого военные силы, на которые я решил опереться, на русский офицерский  состав и на свою Сердюцкую дивизию… для офицерства русского состава я должен был немедленно объявить федерацию (с белой Россией)… Я распустил кабинет и … написал грамоту, в которой я, стоя на почве политического, культурного и экономического развития Украины, объявил, что отныне мы должны работать для будущей федерации с Россией. На следующий день…вся пресса, конечно, не говоря уже об украинской, приняла это решение холодно… а вечером я узнал, что Петлюра…уехал в Белую Церковь к сечевикам, которые того же дня начали наступление на Фастов (т.е. в направление Киева — Авт.).

«Основа обороны Киева были русские офицеры и добровольцы… Была объявлена мобилизация всем офицерам, но на фронте (вокруг Киева) считалось по спискам 9 000 человек, а на самом деле было всего 800.

Прошло два месяца с тех пор, как Гетманство пало. Я не успел закончить эти воспоминания, как уже те предсказания, которые я делал на первых страницах, сбылись. Петлюра и Винниченко исчезли из Киева, дальше будет хуже, большевизм зальет всю Украину… Неужели  украинцам от этого лучше, или великорусские круги  (Украины) выиграли что-нибудь? Я убежден, что Украина может существовать только в форме Гетманства. Конечно, роль гетмана должна быть существенно урезана в сравнении с теми правами, которые я себе лишь временно присвоил для проведения в жизнь всех тех начинаний, которые иначе проведены быть не могут … Меня даже не удивило бы, если бы на западе родилась теория сближения с нашими насильниками (красными). Ведь не следует забывать, что запад населен людьми реальной политики, а не господами, парящими в облаках, как большинство русских, не говоря уже об украинцах, которые, ничего еще не имея, рисуют себе картину, что вся вселенная у их ног».

ЭМИГРАЦИЯ

В конце 1918 года Скоропадский был свергнут Директорией и эмигрировал. Жил в Германии и получал от всех немецких правительств пенсию вплоть до марта 1945 года. Дочка Скоропадского пишет, что все это время пенсию отцу платил один и тот же чиновник по фамилии Мейснер. Поскольку главным врагом престарелого гетмана оставался большевизм, то при Гитлере в концлагерях он не сидел и даже помог (по словам дочери) освободиться из них  националистам  С. Бандере, А. Мельнику,  Я. Стецько, хотя взгляды их не совпадали.

Павел Скоропадский имел шестерых детей: трех дочерей  и трех сыновей. Один из сыновей был тяжело болен (эпилепсия ), хотя прожил довольно долго. Второй умер осенью 1918 года в трехлетнем возрасте.

Семья Скоропадского владела участком земли и большим домом в Ванзее под Берлином. Младшая дочь Олена (родилась в 1919 году) вспоминает.

«С весны до поздней осени больше всего времени моей мамы (урожденная Александра Дурново, племянница двух царских министров — Авт.) забирал наш большой сад. Для нас имело большое значение, что сами себя обеспечивали овощами и фруктами… Мы питались нашими овощами и фруктами, которые, законсервированные на зиму в бесконечных банках, стояли в кладовке».

И еще, о самих членах семьи.

«Мама все могла. Она шила как профессиональная портниха, чудесно вышивала, заново оббивала наши старые кресла, красила садовую мебель… хорошо играла на фортепиано.

Почти каждую ночь ее (маму) будили эпилептические  припадки моего больного брата, в случаях обострения до десяти раз за ночь… Поэтому мама была на пределе своих сил…

Как Марика (старшая сестра — Авт.), так и Данила (старший здоровый брат — Авт.) полностью чувствовали себя украинцами, но их национальное самосознание не было так ограничено, как у моей сестры Лили, для которой все, что не было украинским, с самого начала считалось малоценным.

Я чувствовала себя украинкой, которая принадлежит к швейцарскому государству (Олена жила с мужем в Швейцарии — Авт.). Ребенком и молодой девушкой ко всему украинскому я  находилась в определенной оппозиции, так как чувствовала, что все трудности нашей жизни связаны с украинской политикой. Я не хотела, чтобы эта политика поглотила меня. …В принципе я никогда не спрашиваю про национальность и с людьми всех национальностей чувствую себя хорошо, когда я их ощущаю просто как людей…Всегда симпатизирую тем национальностям, на которые нападают, будь это украинцы, или русские, или немцы».

Павел Скоропадский в апреле 1945 года был тяжело ранен американской бомбой и умер в Меттене (Бавария).

В Украине 1918 год попытки компромиссов были обречены на неудачу, хотя сам Скоропадский придерживался другого мнения. «В разгар любой революции только люди с крайними лозунгами при известном счастливом стечении событий становились вождями и имели успех. Я это знал, но на мое несчастье я пришел к власти в тот момент, когда для страны, измученной войной и анархией, в действительности была нужна средняя линия, линия компромиссов…

Я глубоко верю, что если бы люди были искренни и хоть немного отрешились от собственных личных интересов, если бы было больше доверия друг к другу, мои мысли… проведенные в жизнь, могли бы примерить все».

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»