Генерал Марков
КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
Генерал Марков
Борис Суворин
журналист
Париж
10572
Генерал Марков
Подвиг генерала Маркова. Рис. для «Часового» С.Ф. Ефремова

Продолжение воспоминаний Бориса Суворина, военного журналиста, о боевом пути Добровольческой армии. 

После неудачного штурма Екатеринодара и смерти генерала Корнилова мы уходили из Елисаветинской станицы поздним вечером. Генерал Деникин решил быстро увести армию из-под ударов большевиков, резервы которых все прибывали. Куда мы шли, точно никто не знал. Знали только, что на север. 

Кто-то рядом спросил по-французски:

– Куда мы идем? 

Кто-то устало отозвался так же на французском:

– В черную ночь. 

Мы шли с чувством мучительного разочарования. Здесь пал генерал Корнилов,  здесь усталая армия разбилась о силы большевиков. Популярность Корнилова была огромная. Деникина мало знали, и это спешное отступление не могло не породить различных страхов и слухов. Тяжелое впечатление произвело и известие об оставлении части раненых, которых вскоре зверски и безжалостно перебили большевики. Вместе с оставшимися с ними сестрами милосердия. 

Какое-то дьявольское счастье покровительствовало большевикам. Единственный снаряд, разорвавшийся на ферме, убил именно Корнилова. Такой же снаряд, выпущенный наугад, окончит жизнь генерала Маркова. Генерал Алексеев умрет в момент торжества союзников. А в то же время Ленин и Бронштейн живы и процветают. Дьявол, этот князь мира сего, торжествует и радуется. 

Я не стану описывать эти ночные и дневные переходы длинною по пятьдесят верст. Моя записная книжка часто говорит  мне о холоде, пустых хатах и водке. О негостеприимных станицах, видевших в нас беглецов и отступающую армию. К чести нашей армии надо сказать, что добровольческая армия первого похода никогда не оставляла за собой ненависти, кроме явно враждебных селений Ставропольской губернии. Везде мы платили, и платили хорошо. В то же время надо признать, что более обеспеченное население, как, например, купцы, отказывали нам во всем. И за каждую мелочь драли с нас страшные деньги. Я никогда не видел, чтобы местные лавочники подарили хотя фунт табака. Или вот вам другой пример. Мы уходили из одной станицы. Ночь провели у одного купца, наев у него где-то рублей на пятьдесят. Утром нас накрыла большевистская артиллерия. Хозяин сидел в подвале и дрожал от страха. Я сверху спросил, сколько мы ему должны. Он, бледный, испуганный, в двух шагах от артиллерийского попадания, запросил 200 рублей. Я бросил ему в подпол двадцатипятирублевую купюру, он со вздохом ее забрал. С деньгами умирать ему было не так обидно. 

Я отвлекся. Тяжелый переход завершился в немецкой колонии. Образце чистоты и порядка, с пивным и колбасным заводами. Она казалась оазисом среди грязи станиц. Оголодавшие, мы бесконечно пили сытное пиво. Но здесь нам пришлось испытать казавшуюся неминуемой гибель. 

Утро 2 (15) апреля было нерадостное. Слухи о том, что армия перестает существовать, все усиливались. В лучшем случае нам предстояло бегство и бездомное скитание в большевистском море. Помню, нас было несколько человек, которые решили уходить, взяв с собой наших милых барышень Энгельгардт. 

Примечание редакции
Сестры Энгельгардт (Татьяна и Вера) окончили Смольный институт, а с началом войны вступили в Кауфмановскую общину. Это была знаменитая Петроградская община сестер милосердия, названная в честь руководителя Российского общества Красного Креста генерал-адъютанта Михаила Петровича фон Кауфмана. Правление общины возглавляла баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильдебрандт, дочь генерала Лутковского. Сестры милосердия общины в 1915 году составили основную группу медицинского персонала «Госпиталя им. Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича», развернутого в Зимнем дворце. Баронесса поддерживала среди девушек железную дисциплину. Сама была награждена Георгиевской медалью за спасение раненых под ураганным огнем. Она покинула советскую Россию в возрасте семидесяти лет пешком по льду Финского залива.  
Сестры Энгельгардт были любимицами Добровольческой армии. Наравне с мужчинами они делили все тяготы первого Кубанского похода, включая «ледовый» переход. Вера Энгельгардт погибнет на Кубани, оставшись с раненым братом. 
Красные по какой-то неведомой причине проявляли нечеловеческую жестокость именно к сестрам милосердия. Возможно, из-за их принадлежности к враждебному классу.  

С утра большевистская артиллерия настигла нас и начала нас обстреливать. Весь обоз был собран на единственной улице деревни. Наша артиллерия почти молчала. У нас оставалось всего четыре орудия, другие за неимением снарядов пришлось бросить. У красных работали не менее шести орудий. Как обычно, нас спасала только их безобразная стрельба. Однако к вечеру и они пристрелялись. 

Перед ужином мы собрались в комнате рядом с кухней. Я стоял у окна. В это время шрапнель разорвалась перед домом в палисаднике, посыпались стекла. Шрапнельная пуля влетела в комнату и тихо прокатилась по подоконнику. Я ее взял и долго хранил. Она так невинно вбежала в наш дом, точно несколько неуместная шутка. 

И в этот момент кто-то спросил:

– А пышки сегодня будут?

Я вышел во двор. Мной овладело какое-то отупение. Думалось о том, что вот сейчас все погибнет. Не хотелось никого видеть. Не хотелось находиться в переполненной комнате, где все переглядываются от близкого разрыва. Против меня у стенки стоял маленький бритый немец-колонист. Он внимательно осмотрел на меня и тихим голосом спросил : 

– Ти привик? 

– Привык. 

– Бедный.

И так много жалости было в его простых словах, так обидна была этому мирному человеку мысль, что люди могут привыкнуть братоубийственному истреблению. 

К вечеру к большевикам подошла еще артиллерия. Когда мы уходили, огонь по деревне достиг большой силы. Одно время казалось, что обозу не выйти. Все, что можно было оставить, было брошено. Лошадей совсем не хватало, и они выбилвались из сил. Часть раненых тоже пришлось оставить – мы уходили, как могли. Не дай бог пережить такой уход. С людьми, потерявшими голову, бессильными перед сильным врагом. Среди мчащихся обозов, криков и отборного русского мата. 

В колонии бросили все, что можно было бросить. У меня остались всего полторы смены рваного белья, мои записки и редакционные бумаги. Записки я переложил в карман, бумаги уничтожил. Все мои статьи много времени спустя пришлось бросить в Ростове. Моя газета, следовавшая за армией, неминуемо теряла часть своего очень важного для истории материала. 

Мы постепенно спускались. Справа от нас начались так называемые плавни. Было холодно и ужасно сыро. Здесь-то я и получил свою кубанскую малярию, которая иногда напоминает мне о себе. Лягушки в плавнях поднимали такой крик, что не слышно было громыхавших колес громадного обоза. Мы шли наперерез железной дороге из Екатеринодара в Тимошевскую станицу. Так сказал мне прапорщик Чапала. Прапорщик ли он был, был ли он Чапалой, никто не знал. Как он попал в политический отдел генерала Алексеева, тоже никто не знал. Он был необычайно невежественен, и офицерского в нем не было ничего, кроме погон. Но нюх у него был замечательный. Он мог узнать любую новость и найти то, чего найти невозможно. Например, он в походе торговал табаком, хорошими папиросами, иногда даже первого сорта, в то время когда мы рады были всякому хламу.

Чапала все знал – мы действительно подходили к железной дороге. Перед рассветом обоз остановили. Запретили курить и громко говорить. Впереди слева и справа виднелись редкие огни. Тогда мы еше не думали, что судьба наша висела на волоске. Большевики с двумя бронепоездами находились всего в двух верстах. 

Мимо нас проехали конные и тихо передали, чтобы все вооруженные шли вперед. Должен признать, что среди обозчиков народу нашлось очень мало. У всех находились более неотложные дела. А темнота и тишина, как известно, прекрасно прикрывают нерешительных. Да и трудно рассчитывать на усталых людей, не связанных военной дисциплиной. Нашу группу повел полковник Шапрон. 

От редакции
Имеется в виду будущий генерал-майор Алексей Генрихович Шапрон дю Ларре, адъютант генерала Алексеева, зять генерала Корнилова. Во время Первой мировой – блестящий офицер лейб-гвардии Кирасирского его величества полка. 
Генерал Шапрон дю Ларре  вместе с семьей покинет Россию в 1920 году. Переживет Вторую мировую войну и  умрет в 1947 году в Брюсселе. Его сын Лавр, внук генерала Корнилова, станет видным историком Белого движения. 

Раздались взрывы. Они осветили насыпь и поезд в сотне саженей от нас. За ними последовал орудийный огонь, затрещала ружейная пальба. Когда мы прибежали к переезду, то увидели генерала Маркова. Как всегда, в белой папахе и в серой теплой куртке. Без оружия, но с нагайкой. Как всегда, он крепко ругался. Поезд стоял, два вагона горели, и в них слышались разрывы патронов. Понять что-нибудь было абсолютно невозможно.

– Да что ты кланяешься, – крикнул мне Шапрон, – это наши с той стороны стреляют!

Тогда  меня это сильно ободрило. До сих пор удивляюсь почему. В ночной неразберихе, когда артиллерия в упор простреливала вагоны и снаряды свистели над головой, чтобы разорваться совсем рядом, «свой» снаряд  был ничем не лучше «чужого».

На рельсах я встретил генерала Романовского, оставшегося начальником штаба у генерала Деникина. Как всегда, он был спокоен. Увидев меня, с сардонической улыбкой удивился: «Надо же, и пресса здесь!»

Но я должен отойти несколько от своих впечатлений и рассказать, что произошло в эту памятную ночь. Генерал Марков был в авангарде. С ним он без единого выстрела перешел железную дорогу и захватил станционную будку. Там стояли под парами эшелон и вооруженный поезд с орудийными платформами и бронированными вагонами для комиссаров. Другие два поезда располагались невдалеке, охраняя переезды. Генерал  Марков от имени сторожа позвонил на станцию, чтобы выслали поезд, так как издалека подходят кадеты. Поезд двинулся. У будки их встретили выстрелами два наших орудия. Генерал Марков лично бросил бомбу в машинное отделение паровоза. Тем временем солдаты офицерской роты перебили всю прислугу у орудий на платформах. В это самое время я и подоспел к месту событий. 

Стало немного рассветать. Романовский приказал нам разгружать платформу от лотков со снарядами. Марков бегал, бесился и кричал: «Где… драповая…  кавалерия?» Промежутки между обычными словами он заполнял нецензурными. «Драп» – слово новое. Оно значит бегство, вернее, «удирание». Многие, не бывшие в строю, завели себе хороших лошадей и использовали их при каждом удобном случае. Не для участия в бою. Вот их-то и называли «драповой кавалерией». 

В это время справа от нас показался большевистский поезд, двигавшийся на помощь первому. Тут же, с платформы, из большевстского орудия наши удивительные и обрадованные артиллеристы открыли по нему беглый огонь. Поезд сбежал. 

В это время я попался под руку Маркову, и он мне приказал найти гранатчиков. Когда я вернулся, передав приказание, было уже светло. Догорал, треща, вагон с патронами. Два вагона были открыты, и там мы нашли хлеб и сахар. С каким удовольствием я отхватил здоровую краюху хорошего белого хлеба!  Но нас разогнали и стали карьером пропускать обоз. Впереди нас, в полуверсте, была станица Медведовская. Большевики отходили в полном беспорядке, в самой станице мы захватили  штаб «карательной» экспедиции во главе с ее начальником, который должен был «судить станицу» буквально следующим утром. 

Весь этот неожиданный успех дала нам доблесть и находчивость генерала Маркова. Благодаря его смелости армия не только вышла из ловушки, но разбила вооруженный поезд, отогнала другой и подбила третий. Весь обоз, не потеряв ни одной повозки, был спасен, и наша маленькая, но доблестная артиллерия пополнилась снарядами. Но самая большая победа, весь успех заключался в том, что в отступающую, разбившуюся об Екатеринодар армию, потерявшую обожаемого вождя и терявшую веру, Марков своей доблестью влил новую уверенность в победе.

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»


14 октября 2019


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847