Два штабиста Михаила
КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
«Секретные материалы 20 века» №5(495), 2018
Два штабиста Михаила
Дмитрий Митюрин
историк, журналист
Санкт-Петербург
2804
Два штабиста Михаила
Генерал-квартирмейстер Ставки Михаил Пустовойтенко, Николай II и Михаил Алексеев

В Гражданской войне красные и белые создали собственные вооруженные силы, которые, несмотря на цвет реявших над ними знамен и политические лозунги, были плотью от плоти старой императорской армии. Естественно, что и в роли отцов-основателей выступили, воспитанные еще в царские времена офицеры-генштабисты, два Михаила (названные так в честь предводителя небесного воинства Михаила Архангела) — Алексеев и Бонч-Бруевич. С рассказа о них «СМ» начинает рубрику «Красные и белые», посвященную столетию создания советских вооруженных сил, которое мы отмечаем 23 февраля.

«Калошный генерал»

Михаил Васильевич Алексеев родился в 1857 году в городе Вязьма Смоленской губернии. Отец его по одной из версий был «выкрестом» — принявшим православие евреем и загремел в армию вместо кого-то более состоятельного. Здесь ему удалось выслужиться в штабс-капитаны, обеспечив сыну более перспективное будущее.

Миша Алексеев окончил тверскую классическую гимназию и как сын офицера легко поступил в Московское юнкерское училище. Начавшаяся война с Турцией дала ему первый шанс выдвинуться из среды сверстников.

Начальником молодого офицера стал самый популярный герой той войны — Михаил Скобелев. Звезда белого генерала вспыхнула во время осады Плевны, а его ординарец в этих же боях получил три первых боевых ордена.

Десять послевоенных лет Алексеев тянул армейскую лямку, пока не поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Сверхвысокие требования, которые предъявлялись к учащимся, вызвали у него поначалу панику. И все-таки благодаря трудолюбию и усидчивости по результатам обучения он был признан первым на курсе.

Следующие четырнадцать лет Михаил Васильевич занимал штабные должности и постоянно находился на глазах у начальства. Современники отмечали, что по виду он скорее напоминал профессора, а неизменные калоши, в которых он приходил на службу, принесли ему прозвище «калошного генерала».

С началом Русско-японской войны Михаил Васильевич по собственной просьбе был назначен генерал-квартирмейстером 3-й Маньчжурской армии. Держался он там молодцом, получив еще несколько орденов и золотое оружие.

Тот факт, что Россия в этом конфликте потерпела поражение, на его репутации никак не отразился. Алексеев же, по возвращении в Петербург, выступил в роли одного из главных инициаторов военной реформы.

Авторитет Михаила Васильевича в армейской среде был достаточно высоким, хотя окружающие видели в нем в первую очередь штабиста, а не настоящего полководца. Главными его достоинствами по-прежнему были удивительное трудолюбие и аналитические способности, позволявшие держать в памяти и контролировать самые незначительные детали управления войсками.

Все эти таланты он продемонстрировал в Первую мировую войну, которую встретил в должности начальника штаба Юго-Западного фронта и завершил Верховным главнокомандующим.

Из землемеров в офицеры

В отличие от Алексеева Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич происходил из хотя и обедневшей, но все же дворянской семьи с польско-литовскими корнями.

Отец его получил денежную профессию землемера, безуспешно мечтая направить по этой же стезе и своих отпрысков. Младший, Владимир, поступив в московский Константиновский межевой институт, был выгнан из него за участие в студенческих волнениях, после чего стал революционером.

Старший, Михаил, до такой степени батюшку не огорчил и институт благополучно окончил. Но затем пришло время исполнить воинскую повинность, и в 1892 году новоиспеченный 19-летний землемер поступил в то же училище, в котором учился и Алексеев. Служить ему так понравилось, что, будучи выпущен в 12-й гренадерский Астраханский полк в чине подпоручика, он решил и дальше идти по военной линии. Старательный и образованный молодой офицер даже добился перевода в гвардию (в Литовский полк), а затем вытащил свой счастливый билет, успешно сдав вступительные экзамены в Академию Генштаба.

С Алексеевым он, правда, разминулся, но, благополучно получив серебряный «академический» аксельбант, проделал сходный путь, кочуя из одного окружного штаба в другой и медленно поднимаясь по вертикали. На Русско-японскую войну он, правда, не просился, видимо следуя примеру своего начальника по Киевскому военному округу генерала Драгомирова. Тот благоразумно отказался от предложенного ему поста главнокомандующего и вообще предвидел, что война окончится поражением. Зато Бонч-Бруевич дописал начатый Драгомировым «Учебник тактики» и еще дополнил его с учетом кровавого опыта, обретенного армией на сопках Маньчжурии. Этот учебник стал настольной книгой русских офицеров.

Благополучно дослужившись до полковника, Михаил Дмитриевич почти не имел строевого опыта и, чтобы восполнить пробел, в марте 1914 году был назначен командиром 176-го пехотного Переволоченского полка. На этой должности его Первая мировая и застала.

«Б. Бр.» и «косоглазый друг»

Для Алексеева первые два месяца войны стали поистине звездными. Юго-Западный фронт, состоявший из двух армий — 3-й Рузского и 8-й Брусилова, — бил австрийцев в хвост и в гриву, к октябрю выкинув их из Галиции.

Командующий фронтом Николай Иудович Иванов дарованиями не отличался, так что все тяготы, связанные с разработкой операций, легли на его начальника штаба. И тот оказался на высоте положения, получив и свою долю лавров.

Лавры достались и Рузскому как покорителю Львова, а также генерал-квартирмейстеру 3-й армии Бонч-Бруевичу; тот побыл в строевиках недолго, снова вернувшись на ниву штабной работы.

Между тем севернее, где воевать приходилось не с австрийцами, а с германцами, дела складывались скверно. Рузский, которому поручили выправить положение, взял с собой и Бонч-Бруевича — на прежнюю должность генерал-квартирмейстера, но теперь уже штаба не армии, а Северо-Западного фронта.

Ситуацию действительно стабилизировали, причем Михаил Дмитриевич неожиданно проявил интерес к контрразведывательной работе, раскрутив нашумевшее дело полковника Мясоедова, сомнительное в том смысле, что главный его фигурант вряд ли был немецким агентом, а не просто аферистом и мародером. Это дело дало толчок еще более нашумевшему и столь же сомнительному делу военного министра Сухомлинова, рикошетом ударившему по императрице Александре Федоровне.

Естественно, царица Михаила Дмитриевича невзлюбила и в одном из писем взывала к супругу: «Какая будет радость, когда ты избавишься от Б. Бр. (не умею написать его имени)! Но сначала ему нужно дать понять, какое он сделал зло, падающее притом на тебя. Ты чересчур добр, мой светозарный ангел».

Однако Рузский стояло за «Б. Бр.» горой и даже добился его производства в генералы и назначения начальником штаба фронта. Правда, царица все же взяла реванш, и Михаила Дмитриевича сделали просто «дежурным генералом» при Ставке.

Здесь он оказался в непосредственном подчинении Алексеева, который совершил очередной взлет, благополучно проведя летом 1915 года так называемое «Великое отступление». Николай II принял тогда на себя обязанности Верховного главнокомандующего, но реально войсками руководил именно начальник штаба ставки Михаил Алексеев — «косоглазый друг», как называл его император.

В результате, даже сосредоточив на востоке большую часть своих сил, немцам так и не удалось вывести Россию из войны.

Куда зовут инстинкт и сердце?

2 марта 1917 года… В этот день находившийся во Пскове Николай II оказался перед дилеммой — отречься от престола или попытаться подавить революцию силой. Едва ли не решающим фактором, толкнувшим государя к принятию рокового решения, были результаты телеграфного опроса, который Алексеев устроил командующим фронтами. Предлагая им высказаться, сам Михаил Васильевич ратовал за отречение, ибо: «Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения. Необходимо спасти действующую армию от развала; продолжать до конца борьбу с внешним врагом; спасти независимость России и судьбу династии».

Стоит ли удивляться, что командующие, хотя и «рыдая», тоже советовали государю отречься?

Впоследствии многие историки приписывали Алексееву едва ли главную роль в пресловутом «заговоре против императора», вспоминая, разумеется, и про еврейское происхождение генерала, и про его связь с либеральными кругами, и про возможное членство в масонской ложе. Однако, скорее всего, Михаил Васильевич пал жертвой общего для представителей «демократической общественности» убеждения в том, что, свергнув монархию, Россия избавится и от всех социальных противоречий, станет еще крепче и нанесет поражение Германии.

Насколько подобные расчеты эфемерны, Алексеев понял довольно быстро. Знаменитый «Приказ № 1» не только отменил чинопочитание, но и привел к появлению в армии солдатских советов.

Пытаясь выправить ситуацию, Временное правительство назначило Алексеева Верховным главнокомандующим, но, пытаясь восстановить дисциплину, он лишь заработал клеймо «реакционера». В порыве отчаяния Михаил Васильевич пошел ва-банк и 22 мая на Первом офицерском съезде выступил с откровенными нападками на новых правителей России. Ответом стало смещение с поста главнокомандующего и замена его генералом Брусиловым.

В сентябре 1917 года Михаил Васильевич всего на неделю вернулся на пост начальника штаба Ставки, исключительно для того, чтобы спасти от расправы Корнилова и его соратников. Отправив их под арест в город Быхов, он выставил охрану из Текинского полка, джигиты которого при необходимости были готовы не только освободить узников, но и последовать за ними в огонь и воду (что они впоследствии и сделали).

У Бонч-Бруевича все складывалось столь же драматично, но по-другому.

Временное правительство назначило его начальником Псковского гарнизона, и он сразу вошел в местный совет рабочих и солдатских депутатов, заслужив у коллег прозвище «советского генерала». Затем его повысили до командующего Северным фронтом, но как штабник тянуть такую должность он был не в состоянии. Зато в лояльности Михаила Дмитриевича Керенский не сомневался, доверив ему охрану Ставки в Могилеве. Эта лояльность была подтверждена в дни «корниловского мятежа». Затем на авансцену вышли большевики, к которым Михаил Дмитриевич, если верить его мемуарам, тянулся «скорее инстинктом, чем разумом».

В конце концов он доверился шестому чувству, да, вероятно, и уговорам брата, занимавшему не последнее место в большевистской команде. Когда ленинский Совнарком приказал тогдашнему Верховному главнокомандующему Духонину немедленно заключить перемирие с немцами, тот отказался, и должность главкома была предложена именно Бонч-Бруевичу. На сей раз Михаил Дмитриевич не стал доверяться инстинкту и отказался, предложив выбрать «политика», сам же согласился на должность начальника штаба Ставки.

«Политиком» стал прапорщик Николай Крыленко. Прибыв в Могилев с большевистскими отрядами, он, не без помощи Михаила Дмитриевича, взял Ставку под контроль и арестовал Духонина. Бывшего главкома революционные солдаты подняли на штыки, хотя ради справедливости следует сказать, что Бонч-Бруевич и Крыленко старались предотвратить эту трагедию.

Аппарат Ставки Михаилу Дмитриевичу удалось сохранить, хотя реально нити управления войсками оказались разорваны. Солдаты самовольно покидали позиции, и только заключенное с немцами перемирие отсрочило надвигавшуюся катастрофу.

С винтовкой наперевес

Вторично выйдя в отставку, Алексеев приступил к созданию подпольной офицерской организации. В своих политических декларациях он подчеркивал, что главное — это «восстановить в стране порядок».

Его сторонники делились на «пятерки» и постепенно перебирались в область Войска Донского. В конце ноября в Новочеркасске под началом Алексеева находилось около 50 юнкеров и офицеров, ставших ядром будущей Добровольческой армии. «Калошный генерал» лично ходил по городу, собирая пожертвования и закупая столь необходимые оружие и снаряжение.

Современников удивляло, что бывший главнокомандующий пятимиллионной армией имел теперь в своем распоряжении не более роты и казну, умещающуюся в одном маленьком саквояже. Тем не менее в начале декабря его воинство вместе с казаками выбило большевиков из Ростова-на-Дону. Тогда же к добровольцам присоединился бежавший из быховской тюрьмы еще один бывший главком — Лавр Корнилов.

Между ним и Михаилом Васильевичем тут же начался дележ власти. Как личность харизматичная, Корнилов имел больше сторонников. К тому же монархисты не могли простить той роли, которую Алексеев сыграл в отречении императора. Однако определенный консенсус все-таки был достигнут. Михаил Васильевич взял на себя административные, финансовые и представительские функции, его оппонент — военное руководство.

Затем состоялось переименование алексеевской организации в Добровольческую армию, была принята политическая декларация, согласно которой «сконструировать будущее устройство Земли Русской» предстояло Учредительному собранию.

Большевики между тем установили контроль почти над всей Донской областью. Под их натиском добровольцы оставили Ростов и двинулись на Кубань. Перед началом похода Алексеев издал приказ: «Мы уходим в степи. Можем вернуться, если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы».

В вышедшей из Ростова колонне было около тысячи штатских, более тысячи рядовых (преимущественно из гимназистов и юнкеров), более двух тысяч офицеров, 36 генералов и два бывших верховных главнокомандующих.

За восемьдесят дней Ледяного похода Добровольческая армия потеряла около 500 человек, в числе которых оказался и Корнилов. Но цель, в общем-то, была достигнута, поскольку антибольшевистское движение охватило весь юг России.

К лету 1918 года положение белых было уже достаточно прочным. Добровольческая армия обзавелась собственной столицей в Екатеринодаре. На Дону укрепился атаман Краснов, который, правда, в отличие от Алексеева и его нового «соправителя» Деникина, ориентировался на немцев, а не Антанту, но все же подкидывал «добровольцам» оружие и координировал с ними свои действия против красных.

Алексеев в качестве Верховного руководителя Добровольческой армии фактически превратился в руководителя всего Белого дела. Умирая 8 октября 1918 года в Екатеринодаре, он вряд ли думал, что все кончено не только для него, но и для России.

Безвредный старичок

После срыва первого раунда переговоров в Бресте, немцы, не встречая сопротивления, перешли в наступление. Констатировав, что старая армия перестала существовать, большевики в истерическом состоянии приступили к созданию своей армии.

20 февраля 1918 года Бонч-Бруевич со всеми штабистами отправился в Петроград, разослав командирам и советам Северного и Западного фронтов приказ: «Прошу Совдепы оказать содействие начальникам в деле сбора отступающих частей и отдельных солдат, образуя из них боеспособные части, которые должны положить конец наступлению противника».

В качестве «пожарных команд» на фронт бросались отряды питерских пролетариев, балтийских матросов, латвийских стрелков. Сражались они не слишком успешно. Отдельные незначительные стычки произошли только на подступах к Пскову и Нарве, что впоследствии и привело к появлению мифа о 23 февраля как дне рождения Красной армии.

Подлинное представление о катастрофе тех дней дает опубликованная 25 февраля в «Правде» статья Ленина, в которой говорилось о «мучительно-позорном сообщении об отказе защищать даже нарвскую линию, о неисполнении приказа уничтожить все и вся при отступлении; не говоря уже о бегстве, хаосе, близорукости, беспомощности, разгильдяйстве».

Когда «похабный» Брестский мир был подписан, Бонч-Бруевич занялся созданием так называемой Западной завесы — регулярных отрядов, способных хоть как-то сдерживать немцев в случае нового наступления. Командирские должности занимались «спецами» из числа бывших солдат и офицеров, которые не желали участвовать в братоубийственной войне, но были готовы сражаться с врагом внешним.

Однако такая позиция Бонч-Бруевича и его коллег большевикам не нравилась, и в августе он вышел в отставку. Время было голодное, и Михаил Дмитриевич устроился в родной Межевой институт преподавателем, затем возглавил созданное им же Высшее геодезическое управление, составлявшее карты для народного хозяйства. Время от времени в качестве военспеца он привлекался и к планированию операций, хотя всячески от этого дела отлынивал.

Несмотря на протекцию брата, занимавшего должность управляющего делами Совнаркома, он все время находился на подозрении и в 1923 году даже был уволен из геодезического управления «за вредительство». Брат пожаловался Дзержинскому, и тот распорядился прекратить дело.

В 1931 году Михаила Дмитриевича снова арестовали по так называемому делу «Весна», ударившему по многим бывшим офицерам. И опять все закончилось благополучно. Брат в это время особого веса уже не имел, зато сын Константин служил в ОГПУ уполномоченным.

В 1937 году, когда Красную армию трясло от репрессий, о заслугах обоих Бонч-Бруевичей неожиданно вспомнили. Старичками они считались безвредными, и Сталин, видно, решил оставить из ленинской гвардии в живых хоть кого-то.

К своему неимоверному удивлению, в 1944 году Михаил Дмитриевич даже получил звание генерал-лейтенанта. Вероятно, это был своего рода символический жест, подчеркивавший преемственность между царской и Красной армией. Умер он в августе 1956 года в Москве, еще успев подивиться событиям XX съезда. Через год после смерти в свет вышли его мемуары, названные банально, но идеологически безупречно: «Вся власть Советам!»

При разнице в 13 лет Алексеев и Бонч-Бруевич двигались очень похожими путями: оба благодаря собственным способностям и без всякой протекции пробились в Академию Генштаба, проявили себя как отличные штабисты и специалисты в сфере военной теории. Окончательно свой выбор они сделали зимой 1917–1918 года, руководствуясь собственными соображениями о том, как лучше служить Родине. При всех зигзагах судьбы в вечность они могли уходить с чувством исполненного долга, цитируя ритуальные слова римских консулов: «Я сделал все, что смог, кто сможет, пусть сделает лучше».

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»


19 февраля 2018


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847