14 июля 1789 года восставшие парижане штурмом захватили королевскую Бастилию и началась Великая Французская революция. Бурные события выдвинули на сцену целую плеяду ярких ораторов и хитроумных политиков, большинство из которых в конечном счете отправились на гильотину.
Антуан Фукье-Тенвиль был всего лишь скромным судейским чиновником, но именно он выступал главным проводником «красного террора». И тоже в конце концов встретился с гильотиной. 

Французскую революцию делали честолюбивые юристы и журналисты. От своих коллег Дантона и Робеспьера Фукье-Тенвиль отличался тем, отец его был человеком состоятельным. Добившись дворянства, он оставил каждому из четырех своих сыновей по приличной усадьбе. По их названию братья стали именоваться д’Эруэлем, де Тенвилем, де Форестом и де Вовилье. 

Антуан был вторым из братьев. Окончив колледж в Нуайоне, он стал помощником королевского прокурора Корийе. Усидчивый юноша достаточно быстро перебрался на ступеньку старшего клерка, а когда патрон отошел от дел, без проблем выкупил его должность за 32 400 ливров.

В 1774 году в 28 летнем возрасте Антуан стал королевским прокурором, что давало стабильный доход и почтенное положение в обществе. Вскоре он женился на Доротее Сонье, которая каждый год дарил ему по ребенку, пока не умерла после очередных родов.

Оставшись с пятью детьми на руках, вдовец сразу же по окончании срока траура женился на дворянке Анриетте Жерар д’Отур, подарившей ему еще двоих наследников.

Карьера шла своим чередом, хотя относительно профессиональных достоинств прокурора де Тенвиля свидетельства расходятся. Одни утверждают, что он был вполне честным чиновником и добропорядочным семьянином, а издатель Лемуан Дезессар рисует другую картину: «Это был прокурор с дурной репутацией, в совершенстве владевший искусством провести дело, сколь бы несправедливым оно ни было, через все лабиринты крючкотворства, то есть нечестным путем. Он делил свои дни между постыдным, но доходным шарлатанством и грязными наслаждениями распутства; утром его можно было найти в окружении простофиль, которым он морочил голову, или мошенников, хитрости которых он покрывал, а вечером он растрачивал плоды своих надувательств на презренных куртизанок. Особо он предпочитал театральных танцовщиц, которым бездумно приносил в жертву свое состояние и от которых, как уверяют, часто получал горькие плоды разврата».

Наверное, господин Дезессар был прав, поскольку в 1783 году де Тенвиль продал свою должность и явно вступил в полосу невезения. Трудно сказать, чем он занимался в следующие шесть лет – до тех пор, пока не грянула революция.

Бывший королевский прокурор, по его словам, штурмовал Бастилию или, во всяком случае, сдружился с теми, кто выскочил на гребень процесса. Аристократическая приставка «де» у него отвалилась, и он превратился в Фукье-Тенвиля, разумеется, проникнувшись и ультрареволюционными взглядами.  

10 августа 1792 года парижане штурмом взяли королевский дворец, а для суда над защитниками низложенного Людовика XVI создали Чрезвычайный трибунал, в состав которого ввели и Фукье-Тенвиля. Своим назначением он был обязан протекции журналиста Камилла Демулена, рекомендовавшего его новому министру юстиции Жоржу Дантону.

Главным орудием казни, а заодно и символом революции стала в этот период гильотина – устройство для отсечения головы, сконструированное депутатом Национального собрания Франции доктором Жозефом Гильотеном. Когда он представлял свое творение королю Людовику XVI, тот, неплохо разбираясь в механике, предложил использовать косое лезвие вместо прямого.  

Однако «накормить» гильотину сразу после назначения в трибунал у Фукье-Тенвиля не получилось. Расправа произошла без суда, с санкции, созданной из представителей низов (санкюлотов) Парижской коммуны, приказавшей арестовать всех «подозрительных», к каковым были отнесены прежде всего аристократы и не присягнувшие новой власти священники. 

К французской столице между тем продвигалась прусская армия, что до предела наэлектризовало ситуацию в городе. Утром 2 сентября по городу прошел слух, что заключенные вот-вот поднимут мятеж, чтобы ударить в спину революции. 

Отряды санкюлотов начали врываться в тюрьмы и творить самочинные расправы. Прежде всего были перебиты 150 швейцарских гвардейцев, оборонявших Тюильри 10 августа. Вместе с ними в аббатстве Сен-Жермен было убито примерно такое же число бывших придворных. В тюрьме Ла-Форс убили около 160 заключенных. В монастыре кармелитов погибло около 190 священников. Около 220 человек убили в Шатле, где был зафиксирован едва ли не единственный случай сопротивления: аббат Берди перед гибелью успел уложить двоих нападавших. 

В тюрьме Консьержи под горячую руку угодили и уголовники – здесь жертвами революции стали 289 арестованных. В Сапльпетриере толпа расправилась над 35 женщинами, преимущественно классово близкими к проституткам.

В общей сложности жертвами сентябрьских убийств в Париже стали от 1100 до 1400 человек, что составляло примерно половину заключенных. Больше истреблять было некого, и напуганные лидеры революции, поприветствовав народную инициативу, распустили трибунал за ненужностью. 

Однако революция продолжала набирать обороты. В январе был казнен Людовик XVI, а революционные массы продолжали охотиться за «прислужниками тирании», что могло привести к повторению бойни.

Пытаясь хоть как-то систематизировать революционный террор, 10 марта 1793 года Национальный конвент принял решение о создании чрезвычайного уголовного трибунала, который вскоре стал называться революционным. 

Решающую роль в новом органе юстиции предстояло играть не судьям, а общественному обвинителю и трем его заместителям. После того как предложенный в обвинители Луи-Жозеф Фор отказался от должности, его место досталось Фукье-Тенвилю.

И здесь он развернулся по полной.

Кто именно является главным, Фукье-Тенвиль продемонстрировал на процессе Шарлотты Корде, убившей одного из лидеров революции Жана-Поля Марата. Никто не сомневался, что девицу отправят на гильотину, но президент революционного трибунала тулузский адвокат Жак Монтане вел процесс без лишнего разоблачительного пафоса, за что был обвинен в контрреволюционной «снисходительности» и лишен должности.

Его преемники совершенно тушевались перед гражданином обвинителем, который, собственно, и солировал на последующих процессах. Фукье-Тенвиль отправил на гильотину бывшую королеву Марию-Антуанетту, голосовавших за казнь короля, но все-таки считавшихся умеренными жирондистов, а также их антиподов из числа «бешеных» революционеров во главе с Эбером.

Собственно, именно Фукье-Тенвиль и определял, кто именно должен предстать перед трибуналом, разбирая каждое утро списки заключенных. Он же определял и список свидетелей, подбиравшихся, разумеется, исходя из тезиса о виновности обвиняемого.

На этом этапе Фукье-Тенвиль мог затянуть процесс, попросту откладывая дело того или иного персонажа в долгий ящик. 

Уже упоминавшиеся Гильотен и Монтане пробыли в заключении около года, благополучно пережив пик «красного террора» и выйдя на свободу. Поговаривали, что гражданин обвинитель за взятки использовал свои возможности, но никогда не рисковал чрезмерно, если чувствовал, что во имя собственного выживания арестованного следует гильотинировать как можно скорее. 

Вообще, большинство современников полагали, что Фукье-Тенвиль действовал не из честолюбия, стремления войти в историю или из ощущения собственной значимости, а исключительно ради высокого жалованья, подкрепленного разного рода льготами и казенной квартирой, предоставленной ему непосредственно по месту службы – во Дворце правосудия.

Помимо составления графика судебных процессов и выступления с обвинительными речами, ежедневно он составлял по 80–90 служебных бумаг, посещал тюрьмы, а между 10 и 11 часами вечера в сопровождении четырех жандармов пешком следовал в Тюильри, где выступал с докладами перед членами комитетов общественной безопасности и общественного спасения. Те одобряли или корректировали списки подсудимых на завтра, подмахивали приговоры, после чего заказывались повозки для доставки к месту казни.

Иногда из-за неправильно понятых исправлений или ошибок при копировании кто-то отправлялся на гильотину по ошибке, а кто-то, напротив, избегал казни.

Фукье-Тенвиль исходил из принципа, что «вовремя предать – значит предвидеть». Когда на первый план вышел Максимилиан Робеспьер, он помог ему избавиться от своих покровителей Дантона и Демулена. Но потом чутье изменило Фукье-Тенвилю, и он начал раскручивать дело сумасшедшей Екатерины Тео, объявившей себя Богородицей, а Робеспьера – своим сыном. Вождь революции решил, что бред сумасшедшей бросает на него тень, и посоветовал гражданину обвинителю заняться чем-нибудь более серьезным.

Такой совет можно было расценить как «черную метку».

Когда 9 термидора Робеспьера и его соратников арестовали более умеренные и уставшие от террора революционеры, Фукье-Тенвиль с энтузиазмом приветствовал победителей.

Побежденных отправили на гильотину без лишних формальностей, просто объявив вне закона, а через пять дней новая власть решила заняться и самим революционным трибуналом.

Кампанию против Фукье-Тенвиля начал бывший журналист Луи Фрерон, в 1793 году печально «прославившийся» своими репрессиями в Тулоне и Марселе. Обличая «красный террор», он не без успеха пытался отвлечь внимание от собственных прегрешений.

28 марта 1795 года Фукье-Тенвиль и еще 23 человека предстали перед обновленным революционным трибуналом. 

В ходе процесса, продолжавшегося до 6 мая, были допрошены 419 свидетелей, нарисовавших удручающую картину весьма упрощенного судопроизводства.  

Подтвердилось, что в рамках одного и того же дела зачастую проходили люди, абсолютно не связанные друг с другом, что кого-то отправляли на гильотину вообще без обвинительного акта, а кто-то всходил на эшафот по ошибке или халатности, за которыми во многих случаях проглядывали злой умысел или корыстные расчеты.

Учитывая настроения в народе, смертный приговор выглядел вполне предсказуемо.

Фукье-Тенвиля казнили 7 мая 1795 года на Гревской площади, последним из 16 осужденных.

По дороге на эшафот толпа провожала его радостным улюлюканьем, а он обещал зрителям смерть от голода и прочие бедствия. С ненавистью жил, с ненавистью и умер.