Всякие встречаются на белом свете таланты, но с таким, как у нее, я, признаться, столкнулась впервые. Она всегда умела (и умеет до сих пор) с особенным, непревзойденным шиком носить бриллианты, причем создавалось впечатление, будто не драгоценности украшают ее, а она — их. Это было ее даром, накладывающим отпечаток на весь облик, образ мышления и стиль поведения. Талантом, реализованным не в той стране и не в то время, ибо сочетание «богатство и диктатура пролетариата» — полнейший нонсенс. Но так уж случилось, что эта абсурдная ситуация определила когда-то судьбу женщины, которую лет шестьдесят назад знали как ленинградскую королеву бриллиантов.

ЖИЛА НЕВЕРНАЯ СУПРУГА

С главным мужчиной своей жизни — Владиком — Нелли познакомилась, когда ей было девятнадцать…

В те времена она училась в Институте иностранных языков, а ее первый супруг получал мизерную зарплату «молодого специалиста» в каком-то заштатном НИИ, читал перед сном «Комсомольскую правду», раз в месяц уходил на дежурство в народную дружину и носил на лацкане потертого шевиотового пиджака значок «Почетный донор». Словом, личность для того периода совершенно заурядная и абсолютно безликая.

Но во всяком, даже самом монотонном, существовании случаются праздники. Однажды друзья позвали Нелли с мужем отметить вскладчину День Победы в «Метрополе». Вечеринка проходила как нельзя лучше. Все веселились от души, танцевали под «Брызги шампанского» и много, перебивая друг друга, болтали.

Под конец вечера Нелли пригласил на фокстрот сидевший за соседним столиком высокий интересный брюнет лет тридцати пяти, одетый в прекрасно сшитый костюм из модного тогда «ударника», до синевы выбритый, но, надо признаться, несколько невоздержанный в речах и поступках.

Нельзя сказать, чтобы Нелли сильно оскорбило или шокировало сделанное незнакомцем во время танца предложение сбежать из ресторана и покататься на такси. К тому времени у нее уже был опыт нарушения супружеской верности с пожилым и невероятно импозантным профессором истории Англии. Но когда проводив даму к столику, мужчина попросил ее мужа на пару слов и напрямую предложил солидную сумму отступного за удовольствие прогуляться с его супругой, тот вполне справедливо почувствовал себя оскорбленным. Шепотом обвиняя Нелли во всех смертных грехах, муж, во избежание публичного скандала, взял ее за руку и ретировался из «Метрополя».

Вечер был безнадежно испорчен. Так закончилась первая встреча Нелли с Владиком, но судьбе было угодно свести их вновь. И вот однажды, когда будущая королева бриллиантов шла с авоськой по Невскому, возвращаясь из рыбного магазина, возле нее остановилась новенькая серая «Победа», из которой вышел тот самый ресторанный поклонник…

С этой встречи и начался роман, продолжавшийся более четверти века.

КОНТОРА «РОГА И КОПЫТА»

С войны Владик, демобилизованный по ранению, вернулся в конце зимы 1945 года. Несколько месяцев он отдыхал, благо родители не торопили его с трудоустройством, а какая-никакая пенсия по инвалидности ему начислялась.

Ветеран-фронтовик гренадерского роста, с угольно-черной шевелюрой и рукой на перевязи (которая, по правде говоря, была ему к тому времени уже совершенно не нужна), словно магнит, притягивал к себе внимание представительниц прекрасного пола.

В девушках его привлекали не столько внешние данные, ум и доброта, сколько благосостояние, жилплощадь и общественное положение. И подходящая для законного брака кандидатура вскоре была найдена. Избранницей Владика оказалась дочь заведующего меховым отделом Центрального коммерческого промтоварного магазина (ныне — ДЛТ) Григория Марковича Школьника. Это была милая, неглупая, но не слишком молодая девушка, которая, безусловно, не сумела устоять перед его неотразимым шармом. Свадьба состоялась, после чего тесть, «подмазав» кого следует, нашел зятю место в Политехническом институте. Правда, уже через неделю Владик учебных тягот не выдержал, и Григорий Маркович устроил зятя в недавно организованную артель инвалидов «Заготскот-Пищепродукт», во главе которой стоял его давний друг-приятель.

Основной работой этого предприятия была закупка у населения скота и транспортировка его на мясокомбинаты. В доблестный трудовой коллектив «Пищепродукта» люди посторонние принципиально не принимались. Все заготовители состояли между собой в родстве, свойстве или, в крайнем случае, в тесных дружеских отношениях.

Но никакие, даже самые близкие родственные связи не принимались в расчет, если одновременно с заявлением о приеме на работу директору не вручался конверт с заранее оговоренной суммой. Так, тесть Владика выложил за это поистине «хлебное» место 10 тысяч — деньги по тем временам громадные. Впрочем, вложения того стоили.

Вряд ли кто-нибудь из сотрудников артели знал, на каком месте у коровы растет вымя, но это им было, собственно, и ни к чему, поскольку для закупки скота имелась агентурная сеть, набранная из жителей окрестных деревень, которые действительно в поте лица работали за свой законный комиссионный процент. В обязанности же артельщиков входило лишь правильное оформление документации и осуществление финансовых операций. Вот тут-то, как говорится, собака и была зарыта.

Все расчеты производились исключительно за наличные. Суммы, проставляемые заготовителями в накладных, никем всерьез не контролировались, а между тем по «независимым» от «Пищепродукта» причинам, то и дело происходил спонтанный «падеж» животных. К тому же, как следовало из составленных по всей форме отчетов, вагоны со скотом время от времени «терялись» на бескрайних просторах Советского Союза, следуя по халатности железнодорожников, скажем, вместо Риги во Владикавказ, что также списывалось как «естественная убыль». И в результате — «плакали» полученные в качестве предоплаты авансы от мясоперерабатывающих предприятий.

И все же подобная организация даже в условиях послевоенной неразберихи не могла просуществовать долго. Итог ее деятельности был предопределен. Сели все. Все, кроме Владика, которого тесть, обладавший обостренным чутьем старого торгового работника, ровно за год до бесславного краха «Заготскот-Пищепродукта» заставил уволиться. В целях страховки его даже уложили месяца на полтора в Бехтеревскую больницу для лечения расшатанных нервов.

В процессе расследования дела «Пищепродукта» имя Владика называлось неоднократно, но он давно в артели не работал, а с душевнобольного инвалида войны, сами понимаете, взятки были гладки.

В «КУСТАХ» НЕ СТОЛЬ ОТДАЛЕННЫХ

А почему, собственно, все люди обязаны жить одинаково? Владик, к примеру, отлично знал, что еще его дед до 1917 года был владельцем самого крупного в столице бюро проката «первоклассных английских выездов с электричеством». Контора деда располагалась на углу Гороховой и Морской, и весь город хорошо знал фирменный знак дедовского предприятия, гордо красовавшийся на дверцах экипажей и хомутах лошадей.

Отец Владика также не был лишен предпринимательской жилки, и во времена НЭПа организовал довольно крупный кожеперерабатывающий кооператив. Но, по счастью, вовремя спохватившись, ликвидировал дело и потому остался хоть и без гроша за душой, зато целым и невредимым.

И каково было Владику, чей наследственный предпринимательский талант требовал реализации даже в условиях социализма?..

По воспоминаниям Нелли, он иногда вздыхал: «Эх, мне бы фабрику свою…» Но эта мечта была неосуществима, а значит, следовало куда-то устраиваться. Но куда? В очередную артель-однодневку, чтобы через год-другой снова возникла необходимость скрываться в психиатрической больнице?

Владик искал нечто более стабильное и надежное. И тогда его внимание переключилось на сферу торговли.

Однако, чтобы получить хорошее место, требовалось соблюсти три условия. Во-первых, образование. Во-вторых, членство в КПСС. И, в-третьих, солидная взятка нужному человеку. В партию Владик вступил еще на фронте, деньги для «подмазки» заработал, заготавливая скот, но образование… Вот когда он горько пожалел, что закончил «свои университеты» за неделю.

Но горевал Владик недолго. Однажды он случайно познакомился с неким дядей Гошей, для которого не составляло труда достать любой документ, любую бумажку. Дальнейшее было делом техники.

Не прошло и месяца как диплом об окончании ЛИСТа (Института советской торговли) лежал у Владика в кармане. Оставалось только найти того, кому следовало «дать», но эту проблему с легкостью решил тесть, Григорий Маркович. Так что к моменту знакомства с Нелли Владик являлся сотрудником славного треста «Ленминводторг», в котором работал в качестве директора «куста», состоявшего из шести крупных и высокорентабельных торговых точек…

«ЖДЕТ ТЕБЯ, ЯХОНТОВЫЙ, КАЗЕННАЯ РЕШЕТКА…»

С мужем-комсомольцем Нелли рассталась без сожалений. Просто позвонила утром ему на работу и сообщила, что полюбила другого.

Для начала Владик снял ей комнату в частном доме в Парголово, а примерно через год выхлопотал (разумеется, с помощью взятки) очень миленькую квартирку на Суворовском.

Парадно-выходное платье из шотландки заменил отороченный норкой костюм-джерси. Владик дарил ей тончайшее шелковое белье, настоящие французские духи и капроновые чулки с модным в те годы темным швом, а к зиме у нее появилась новенькая лейпцигская шуба, последний писк — кролик-«электрик». И, наконец, по случаю рождения сына, ей был презентован голубенький «москвич-стиляга», оформленный на имя какого-то дальнего родственника, персонального пенсионера.

Брак с дочерью Григория Марковича не расторгался, поскольку имевший колоссальные знакомства и связи тесть легко сумел бы попортить кровь бывшему зятю. Знала ли жена Владика о его второй семье? Да, знала. Но пока соблюдались приличия, молчала, поскольку супругу тоже было известно о деятельности ее родителя. Так и существовал этот маленький гарем, балансируя на грани распада, но все-таки не распадаясь.

Летом 1960 года в Юрмале, где они с Нелли отдыхали в санатории высшего командного состава ВМФ, с Владиком произошел престранный случай. Еще весной он сменил свою «Победу» на новенький ГАЗ-21 «Экстра» с фигуркой бегущего оленя на капоте, так что на курорт влюбленные поехали на машине. Лето было прохладным и дождливым, а море беспокойным, и, чтобы скоротать время, они совершали долгие автомобильные прогулки по взморью. И вот однажды, ближе к вечеру, случайно натолкнулись на небольшой цыганский табор, расположившийся на опушке леса. От нечего делать притормозили. К машине тут же подошла немолодая цыганка и предложила: «Давай, молодой-красивый, погадаю!» Владик со скуки согласился, и гадалка, внимательно рассмотрев его ладонь, предсказала: «Ждет тебя, яхонтовый, казенная решетка, черная маята и долгая печаль…»

Нелли до сих пор помнит, как ее от этих слов будто кипятком ошпарило, а Владик резко нажал на газ. Потом встреча с цыганкой забылась и всплыла в памяти лишь год спустя, когда началось следствие по делу «Ленминводторга»…

КАКОЙ РУССКИЙ НЕ ЛЮБИТ БЫСТРОЙ МЗДЫ!

Под эгидой треста, в котором работал Владик, объединялись десятки магазинов, кафе «Мороженое-Шампанское-Вина», пивных баров «Пиво-Вена», буфетов и рюмочных, непосредственно связанных общим руководством с товарными базами, складами и централизованной бухгалтерией. Это была четко отлаженная торгово-закупочная система, позволяющая регулировать деятельность разбросанных по городу предприятий торговли, и еще одна бездонная кормушка для тех, кто не желал жить на одну зарплату.

Многочисленные продавцы и буфетчики (оклад 62 руб. 50 коп.), недоливая незаметные для клиента 3 грамма коньяка или разбавляя сок водой, набирали за смену 30-40 рублей и в качестве «оброка» выплачивали полтинник в неделю заведующему отделом или директору магазина (ставка — 110 руб.). Директор, в свою очередь, платил установленные полторы сотни в неделю завбвзой за то, чтобы получить ходовой товар и обеспечить выполнение торгового плана своей точки. Завбазой (40 руб. — аванс, 75 руб. — получка) должен был «подмазывать» инспектора торга, распределявшего по базам поступивший товар, и т.д.

Существовала система поставок «левого» товара, а, следовательно, требовалось платить контролирующим органам. Вокруг «Ленминводторга» кормились сотрудники транспортной милиции и ОБХСС, Санэпидемстанции и контрольно-ревизионного управления, а также десятки других, более или менее значимых служб, вплоть до пожарных и редакторов ленинградских газет, не дававших хода «сигналам» бдительных граждан.

Если говорить конкретно о Владике, то он, директор «куста» магазинов «Ленминводторга», лишь добросовестно выполнял свою не особенно мудреную функцию по обслуживанию гигантской машины, перекачивающей деньги. Это позволяло ему жить в соответствии с собственными вкусами и потребностями, до тех пор пока он не оказался в числе 52 виноватых в аварии стрелочников.

ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

Дело «Ленминводторга» рассматривалось в 1961-1963 годах. Для работы по нему было задействовано несколько десятков сотрудников уголовного розыска. Затем — двухнедельный процесс в первой инстанции Судебной коллегии и следом — лавина жалоб в Верховный суд. Казалось бы, подобное беспрецедентное дело должно было вызвать шумный отклик в прессе? Ничуть не бывало. Весь город передавал из уст в уста подробности происходящего, а газеты упорно молчали…

Недавно, с разрешения председателя городского суда, мне выдали в архиве несколько небрежно сколотых обыкновенной канцелярской скрепкой листочков. И это — все, что осталось от многотомного дела, которое, согласно инструкции, следует хранить вечно?..

Кому могло повредить в 1963 году обнародование материалов расследования и не боится ли кто-нибудь огласки даже сегодня?

Кое-что прояснилось, когда Нелли (настоятельно просившая не называть ее подлинного имени) поведала мне за чашечкой кофе о…
— старшем оперуполномоченном ОБХСС, получавшем еженедельную мзду в 50 рублей от директоров магазинов «Ленминводторга» во время встреч с ними на заднем дворе кафе «Улыбка» или неподалеку от Московского вокзала;
— рядовом инспекторе торга, у которого было конфисковано не то восемь, не то девять вкладов в сберкассах, каждый из которых значительно превышал 3 тысячи рублей;
— о скромном враче санэпидемстанции, так и не сумевшем доказать, что шикарная двухэтажная дача на Карельском перешейке, автомобиль «Волга» и золотые украшения с драгоценными камнями (на общую сумму не менее 10 тысяч рублей) приобретены исключительно на трудовые доходы;
— и о женщине-директоре вполне невинного с виду кафе-мороженого, погоревшей при попытке дать взятку в 500 рублей неподкупному общественному контролеру, которая, испугавшись, «заложила» свою команду, с чего, собственно, и началось все дело «Ленминводторга»…

АЛМАЗНЫЙ МОЙ КОНЕЦ

Владика взяли одним из последних, и потому у него оказалось достаточно времени, чтобы подготовиться к печальному событию. Он бегал за помощью к тестю, но Григорий Маркович рассудил, что семья дочери все равно уже распалась, и решил не вмешиваться. Лучше самому спокойно, без суеты, подготовиться к вполне вероятному обыску, оформить необходимые справки и подобрать людей, готовых засвидетельствовать, что все в доме, до последнего гвоздя, было приобретено еще до того, как его дочь столь неудачно вышла замуж.

Тогда Владик начал действовать самостоятельно. Для начала буквально за бесценок был продан «москвич-стиляга» и найдены люди, согласившиеся подтвердить, что деньги на «Волгу» небольшими суммами под расписку одолжили Владику именно они. Затем, на чужие фамилии, сданы в ломбард Неллины бриллианты. Развезены по знакомым массивные хрустальные вазы, меха, ковры, серебряные бокалы с инкрустацией и старинные позолоченные сахарницы. У надежного человека спрятаны облигации золотого займа (на общую сумму 40 тысяч рублей), николаевские червонцы и 5 тысяч наличных денег.

В квартире его второй жены оставалась лишь недорогая рижская мебель, ширпотребовская посуда да самые необходимые носильные вещи. Но надо же было такому случиться, что утром того дня, когда к нему на работу нагрянули с обыском, кто-то из знакомых решил вернуть Владику долг — 4,5 тысячи рублей, о которых он в суматохе и хлопотах совершенно забыл. А ровно через час после ухода должника пришли люди в форме...

ГРУППА «ОПАСНЫЕ СОСЕДИ»

Для Нелли потянулись томительные дни ожидания. По совету нанятого адвоката она занималась подбором и подготовкой свидетелей, которые должны были подтвердить, что Владик вел более чем скромный образ жизни. Но случилось так, что соседи по дому, с готовностью согласившиеся ей помочь, будучи пожилыми людьми, очень нервничали и путались в показаниях.

Один из них рассказал (из лучших побуждений!), что добрейшая Нелличка каждую неделю возила его на своем «москвиче» навестить могилку жены на Северном кладбище. Другой вспоминал, как сильно Владик любил жену; одного золота сколько накупил… А третий, поохав, что, мол, Нелличка с Владиком едва-едва от аванса до получки дотягивали, потом вдруг возьми да брякни, что-де удивительно добрые они люди — весь дом к ним ходил деньги одалживать, и ведь никому не отказывали…

Во время допроса Неллиных свидетелей присутствующие в зале сначала переглядывались и улыбались, затем кое-где послышались приглушенные смешки, перешедшие в гомерический хохот. Женщина-судья призвала зал к порядку и спросила Нелли: «Послушайте, где вы таких набрали?!» Нелли едва сдерживалась от рыданий… Ее Владик получил 7 лет строгого режима.

Как прошли для нее эти годы? По-разному. Поначалу она сильно скучала, отправляла мужу слезные письма, регулярно ездила к нему на свидания в Металлострой. От тоски и безделья устроилась работать в школу. Потом как-то незаметно завязался роман с директором. Затем следующий — с адвокатом, защищавшим Владика. Дальше — молодой капитан, который, едва успев сойти на берег, тут же спешил промотать до копейки накопившуюся за долгие месяцы плавания зарплату.

Для походов в рестораны и поездок на курорты вновь были извлечены на свет драгоценности и шикарные туалеты. И как прежде, где бы ни появлялась Нелли, она привлекала к себе внимание количеством надетых бриллиантов и непревзойденным умением шика, с которым их носила.

Семь лет, вспоминает Нелли, неожиданно для нее самой промелькнули как единый миг. И когда осенью 1970 года в дверь позвонил вернувшийся без предупреждения Владик, она вдруг поймала себя на мысли: ах, как некстати, мне ведь сегодня Диму из рейса встречать…

ШПРИЦ И НИЩИЙ

Из заключения Владик вернулся изрядно постаревшим и потускневшим. Кое-как залеченный в тюремной больнице инфаркт и расшатанные нервы постоянно давали о себе знать. Да, безусловно, о хлебе насущном заботиться ему не приходилось, и можно было бы просто уйти на покой и жить припеваючи, тем более что его, инвалида войны, не имели права привлечь за тунеядство. Но беда в том, что сидеть сложа руки он не хотел и не мог. Путь в торговлю из-за судимости был для него закрыт… Он уже начал поговаривать, не податься ли, мол, как и другие, в Америку, но, встретившись случайно со старым знакомцем дядей Гошей, «сделавшим» ему когда-то диплом торгового института, сразу сообразил, что и в Союзе есть еще, чем заняться.

На начало 1970-х годов пришлась первая волна отъезжающих в США и Израиль. Многим из эмигрантов как воздух требовались документы об образовании, справки и другие бумажки. И закрутилось. Владик находил клиентов, а дядя Гоша доставал документы. Каждая операция приносила по 2-3 тысячи чистой прибыли. И трудно сказать, чем бы закончилась эта эпопея, если бы дядя Гоша, которому к тому времени перевалило за семьдесят, не скончался летом 1973 года, перебрав накануне на свадьбе своей внучки…

Владик, опять оставшись не у дел, затосковал и весной 1975 года умер от передозировки наркотиков.

А сын Владика возродил-таки бизнес прадеда. Сегодня он — владелец контрольного пакета акций одного из крупных транспортных предприятий. Очевидно, Неллины бриллианты, неподвластные никаким социальным переворотам и гиперинфляции, все-таки пригодились.