Роман под знаменем большевизма
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
«СМ-Украина»
Роман под знаменем большевизма
Феликс Зинько
журналист
Одесса
10519
Роман под знаменем большевизма
Александра Михайловна Коллонтай в своём рабочем кабинете в Москве. Фото: © РИА Новости

Осенью 1921 года в Одессе на Французском бульваре, на даче начальника Западно-Черноморского сектора обороны, раздался выстрел. Так закончился роман двух большевиков, двух народных комиссаров первого советского правительства — Александры Коллонтай и Павла Дыбенко.

ЧЕМ БЫ ДИТЯ НИ ТЕШИЛОСЬ…

Удивительные сюрпризы преподносит жизнь! Интеллигентная, тонкая, владевшая полудюжиной европейских языков, автор многих книг, переводившихся на иностранные языки, романтичная женщина и… красавец-матрос, окончивший только двухклассное городское училище, моложе ее на 17 лет. Ну, какая это пара? А вот поди ж ты...

…Александра была дочерью генерала Михаила Домонтовича, происходившего из казацкого рода с Черниговщины и участвовавшего в русско-турецкой войне 1877-1878 годов. Шурочка училась дома и в 1888 году экстерном сдала экзамены за гимназический курс.

В качестве поощрения мать повезла ее в Стокгольм. Там девушка впервые посетила королевский дворец. А в 1914 году в этом городе ее везли в полицейской карете в тюрьму. А в 1930-м Александра Коллонтай поднималась по ступеням королевского дворца, будучи полпредом СССР в Швеции, и гвардейцы брали перед ней на «караул».

…В восемнадцать лет в Тифлисе она влюбилась в своего троюродного брата Владимира Коллонтая, военного инженера, и выскочила за него замуж. Злые языки утверждают, что в этой семье был и второй муж — некий Соткевич. Через три года она впервые сбежала от родных за границу, в Цюрихский университет. Потом поездки в Цюрих стали регулярными, ведь Елена Дмитриевна Стасова «совратила» Шурочку идеями РСДРП. В Германии Коллонтай близко познакомилась с Каутским и Розой Люксембург, в Париже — с Лафаргом и Плехановым, с Лениным. Все эти люди оказали на молодую рвущуюся душу огромное влияние.

Познакомилась Александра и с меньшевиком Масловым, который пронзил ее сердце, хотя был женат. У Маслова ее отбил Шляпников, чем Ленин остался весьма доволен. Он сказал: «Пламенное сердце товарища Коллонтай отторгло меньшевика Маслова и приняло большевика Шляпникова. Ура, товарищи!». Действительно, с тех пор она стала пламенной большевичкой.

В 1908-м Коллонтай написала брошюру, посвященную Финляндии, с призывом к восстанию. Ее привлекли к ответственности, вследствие чего Шурочка вынуждена была быстро покинуть пределы Российской Империи.

В 1914 году немцы посадили ее в тюрьму за антимилитаристскую пропаганду. Она уехала в Швецию, но и оттуда ее выслали по тем же обвинениям, на сей раз — в Канаду.

Весной 1917 года, вернувшись из эмиграции, Коллонтай была делегирована Военной   организацией большевиков в Петроградский Совет. Вскоре стала членом Исполкома.

Жак Садуль, деятель французского рабочего движения и Коминтерна, так описал Александру Коллонтай в эти годы: «Народный комиссар… в элегантном платье темного бархата, отделанном по-старомодному, облегающем гармонично сложенное, дивное и гибкое, свободное в движениях тело. Правильное лицо, голубые спокойные глаза. Очень красивая женщина чуть больше сорока лет… В тот же день я снова видел ее в Смольном, в помятом обычном для женщин-партийцев костюме, более мужественной и менее очаровательной».

Ее посылают в Гельсингфорс вести революционную работу среди моряков. Тут-то она и познакомилась с председателем Центробалта Павлом Ефимовичем Дыбенко. Это был 29-летний чернобородый крупный мужик с сочным басом, веселый, самоуверенный. Однажды после бурного заседания Центробалта они вышли вдвоем на улицы Гельсингфорса и проговорили всю эту «солнечную ночь», как назвала ее потом Коллонтай. Он не спускал с нее глаз, полных восхищения и любви, хотя ей было уже 45 лет. Таких женщин он в жизни близко не видел, но тайно мечтал о них. «Эта сила чувств, — писала Александра Михайловна в воспоминаниях, — умение переживать полно, горячо, сильно, мощно влекли к Павлу». «Радостью через край» назвала она свою жизнь с Дыбенко. Однажды ее спросили, как она решилась связать свою судьбу с человеком настолько моложе ее. Она ответила: «Мы молоды, пока нас любят!»

ПРИГОВОРИТЬ… К ВЕРНОСТИ

Павел Ефимович Дыбенко, крестьянский сын с Черниговщины, крепко вываренный в рабочем котле, просоленный флотской службой, с 1912 года ходил в большевиках. Он считался «великаном», хотя, как записал экипажный писарь, росту в нем было два аршина, семь и четыре восьмых вершка (т.е. всего 175,4 сантиметра!). Дыбенко не раз сидел в тюрьмах, носил ярлык «политически неблагонадежного». В лихорадочные месяцы подготовки революции Дыбенко и Коллонтай жили врозь: она — в Петрограде, он — в Гельсингфорсе. Встречи были редки и случайны. Однако почти одновременно они были арестованы Временным правительством после июльских событий и оба посажены в тюрьмы: она — в женскую каторжную на Выборгской, он — в Кресты. Так же одновременно обоих выпустили под залог... Жить влюбленным революционерам было негде. К счастью, в это время уехала в Москву Щепкина-Куперник — ближайшая подруга Коллонтай, которая разрешила Шурочке пожить в своей квартире. Жилплощадь эта, естественно, стала местом совещаний большевистской верхушки, на которых иногда присутствовал Ленин.

В октябре 1917 года оба «товарища» получили посты народных комиссаров в ленинском правительстве: Коллонтай — наркома государственного призрения (в сегодняшнем понимании — должность министра социального обеспечения), Дыбенко стал наркомвоенмором. Павлу и Александре пришлось срочно официально пожениться, ибо слишком скандальной была их связь. Записью их брака была начата первая советская книга актов гражданского состояния.

Когда Керенский пытался возвратить Петроград силой, Дыбенко был назначен командиром боевого участка Царское село — Гатчина. Вообще надо сказать, что вся эта авантюра была сильно приукрашена в большевистской историографии. Керенскому и комиссару Северного фронта Войтинскому удалось двинуть на революционный Питер лишь 3-й конный корпус генерала Краснова. В нем было несколько казачьих сотен (около 1200 сабель), но даже эти силы могли смести красногвардейские отряды, выставленные против них. И потому о настоящем бое думать было невозможно. Тогда Павел Дыбенко явился в Гатчину, в казармы казаков, и распропагандировал их настолько, что привез в Петроград арестованного генерала Краснова. Он попросту обманул казаков, посулив им в обмен на Краснова... Ленина. Как говорится, «ухо на ухо». Еще через несколько дней Дыбенко вышел один навстречу эшелону «ударников», остановил состав и опять же одними только уговорами побудил солдат разоружиться.

В начале 1918 года, когда немцы начали наступление, Павел Ефимович был направлен на нарвское направление. Под Нарвой был отряд венгров-интернационалистов Белы Куна, сводный отряд Кляве-Клявина, моряки Азина и Дыбенко. Начальником участка был назначен бывший командующий 12-й армией генерал Парский. У Дыбенко под командой был тысячный матросский отряд. Но Бонч-Бруевич записывал: «Отряд Дыбенко был переполнен подозрительными «братишками» и не внушал мне доверия, достаточно было глянуть на эту матросскую вольницу, чтобы понять, что они драться с регулярными немецкими частями не могут. И уж никак нельзя было предположить, что такая «братва» будет выполнять приказы царского генерала Парского». Дыбенко заявил: «Будем воевать самостоятельно». Отряд, конечно, был разбит, и Нарва сдана в день подписания Брестского мира.

Павлу Дыбенко приказали сдать командование. Он прислал в Совнарком телеграмму со станции Ямбург: «Сдал командование его превосходительству генерал-лейтенанту Парскому». В своих «Воспоминаниях о минувшем» генерал-лейтенант Калинин рассказывает, что от Нарвы отряд Дыбенко рванул в Гатчину, захватил поезд и домчался аж до... Самары.

«Вначале мы обрадовались такому пополнению, — пишет Калинин, — но в тот же день в губком пришла телеграмма за подписью М. Д. Бонч-Бруевича. В телеграмме предлагалось немедленно задержать Дыбенко за самовольное оставление вместе с отрядом боевой позиции под Нарвой». Долго пришлось уговаривать «героя» добровольно вернуться в Москву. Павла Ефимовича арестовали, поместили в один из казематов Кремля, где он «дожидался» суда революционного трибунала. Но верные матросы направили Ленину и Троцкому ультиматум, извещающий, что «если через 48 часов их дорогой нарком не будет им возвращен, они откроют огонь по Кремлю и начнут репрессии против отдельных лиц».

Ссориться с матросами большевикам было вовсе не с руки, ведь именно матросские отряды и латышские стрелки были главной опорой советской власти. Потому «проштрафившегося наркома» быстренько оправдали. На суде эксперты и свидетели показали, что «к решению больших сложных задач Дыбенко не был подготовлен». Словом, матросы на руках вынесли из зала суда своего лидера. Забавно, что потом большевики установили 23 февраля как День Красной армии, в память победы под Псковом и Нарвой. Хороша победа, за которую Дыбенко чуть не расстреляли!

Хорошо зная нравы своих товарищей, Коллонтай и Дыбенко сразу после его освобождения из-под стражи бросили свои наркомовские кресла и укатили в Крым, в большевистское подполье. Троцкий на Политбюро потребовал на этот раз расстрелять обоих. Крыленко объявил их в розыск и наложил арест на… имущество Коллонтай. Возмущались и другие. Ленин дал всем высказаться, потом подытожил: «Вы правы, товарищи, это очень серьезное нарушение. Я лично считаю, что расстрел для них будет недостаточным наказанием. Поэтому я предлагаю приговорить их к... верности друг другу в течение пяти лет». Раздался хохот — все знали, что ни Коллонтай, ни Дыбенко на такое не способны. Тем все и кончилось.

В Крыму Дыбенко (хоть он и находился там под фамилией Воронов) узнал и выдал белый офицер. При аресте в Севастополе Павел Ефимович искалечил двух жандармов и задушил шпика. Потом обманом заманил к себе в камеру надзирателя, задушил его, отобрал оружие и пытался пробиться на волю. Не удалось... Дело шло к расстрелу. Но большевики подсуетились и обменяли Дыбенко на 12 немецких генералов и офицеров. Дорогонько обошелся он родной власти.

В Украинской Красной Армии Дыбенко начал с командира 7-го Сумского полка, с которым освобождал Синельниково и Екатеринослав в январе 1919 года. Затем ему поручили формирование 1-й Заднепровской дивизии. Коллонтай была назначена начальником политотдела этого формирования. Деникин в воспоминаниях пишет, что после занятия добровольцами Харьковской губернии «Особая комиссия» установила: «Забравшись в храм под предводительством Дыбенко, красноармейцы вместе с приехавшими любовницами ходили по храму в шапках, курили, ругали скверно Иисуса Христа и Матерь Божью, похитили занавес от царских врат, разорвав его на две части, церковные одежды, опрокинули престол…».

Потом Павел Дыбенко стал начдивом, и в эту дивизию включили части Махно и Григорьева, которые никак не хотели признавать комиссаров. Дивизия ворвалась в Крым через Чонгар и Перекоп, вошла в Симферополь и в Севастополь. Тут у Дыбенко проснулся стратегический дар, и он решил, переправившись через Тамань, нанести удар с тыла по Деникину. Ленин телеграфировал Раковскому: «Насчет планов Дыбенки предостерегаю от авантюры — боюсь, кончится крахом, и он будет отрезан». Как в воду глядел Ильич!

А Коллонтай уже успела побывать в ранге наркома агитпропа Крымской республики, часто выступала на летучих митингах, за что вскоре получила повышение — стала наркомом агитпропа всей Украины. Дыбенко получил особую группу войск (около 7 тысяч штыков), с которой участвовал в ликвидации григорьевщины — то есть своих бывших товарищей по оружию...

Дальше были месяцы учебы в Академии генерального штаба, снова фронты, подавление Кронштадтского мятежа, за что он получил первый орден Красного Знамени, комендантство в захваченном Кронштадте, и опять Академия.

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ РАЗГУЛ

В 1921 году Дыбенко приехал в Одессу как начальник Западно-Черноморского сектора обороны (сменив на этом посту Урицкого). С первых дней повел он себя скорее как анархист, а не большевик — самовольно захватил виллу на Французском бульваре, по Вагнеровскому переулку, 3, ворвавшись туда со своими адъютантами, денщиками и конюхами. Начались пьянки с девицами, катания на автомобилях. Напротив был винный завод Удельного ведомства (нынешний завод шампанских вин). Дыбенко немедленно сменил там караульную команду, поставив своих людей. И понеслось...

В бывшем партархиве нашелся документ — письмо Дыбенко командующему войсками Харьковского военного округа (то есть войсками Украины и Крыма) Фрунзе: «На даче Вагнера находится практическая радиостанция, которая в настоящий момент совершенно бездействует. Прошу выселить ее и отдать помещение под детский сад 51-й дивизии». На письме есть резолюция: «Разрешаю. М. Фрунзе». Так Павел Ефимович задним числом легализовал себе виллу. Приехав к возлюбленному, Коллонтай возмутилась обстановкой, дорогой мебелью, коврами. У ее отца, генерала Домонтовича, тоже была когда-то под Одессой вилла «Кууза», и Шурочка на миг представила себе, что и в той вилле поселился такой же Дыбенко...

Но все-таки она пробыла в Одессе несколько месяцев. Жить без работы было для нее невыносимо. И она тут же стала заведовать женотделом губкома. Свою агитационную работу перенесла на страницы печати: в одесских «Известиях» от 19 июля 1922 года можно было прочесть ее статью-воспоминание об Октябре, в журнале «Коммунист» — статью «Мораль как орудие классового господства и классовой борьбы». Издала она и первую книгу своих воспоминаний «Из моей жизни и работы». Александра Коллонтай, как и Троцкий, была в то время проповедницей «свободной любви», за что ее поругивал пуританин Ильич. Из-под ее пера вышла скандальная даже по тому времени книга «Любовь пчел трудовых», «Письма к молодежи» по сексуальным вопросам, опубликованные в журнале «Молодая гвардия» в 1922–1923 годах, несколько брошюр и даже пьеса.

Автор ставила сексуальность в зависимость от интересов коллектива, хотела создать совершенно новые отношения между мужем и женой, когда бы государство брало на себя выполнение основных социальных функций семьи, оставляя молодым возможность полноценного любовного общения без тревоги о возможных последствиях…

Штаб 51-й дивизии помещался в гостинице «Пассаж». Частенько Дыбенко, заработавшись, ночевал в своем «люксе». Это было в порядке вещей в то время. Но однажды Коллонтай нашла в кармане мужа любовную записочку. Действительно, у него был в то время роман с молоденькой девицей с буржуазными корнями Валентиной Стафеевой. Это стало последней каплей! Коллонтай заявила Дыбенко, что навсегда уходит от него.

 Вот тогда-то и прозвучал выстрел, с которого мы начали рассказ. Дыбенко пытался застрелиться. Но пуля прошла мимо сердца. Его отвезли в госпиталь. Коллонтай дождалась, когда он стал поправляться, и уехала в Москву. Вскоре она получила назначение полпредом в Норвегию, затем в Швецию.

«Вот я переехала границу, — писала она. — Там за Сестрой-рекой осталось и свое личное, великое и больное — моя  жизнь с Павлом. На приграничном мосту я сказала себе: это непреодолимая граница в моих с Павлом отношениях. В Москву я вернусь, наверное, даже скоро, но к Павлу — никогда». На этом роман был окончен. Она написала письмо Сталину, где были такие строки: «Трехнедельное пребывание здесь Дыбенко (он напросился к ней в гости. — Прим. автора) окончательно и бесповоротно убедило меня, что наши пути разошлись».

СПАСТИ СВОЮ ШКУРУ

Дыбенко все же «добил» академию, даже пробовал писать военно-теоретические работы, командовал Среднеазиатским, Приволжским и Ленинградским военными округами. Везде ссорился с подчиненными командирами — ему казалось, что его подсиживают. С 12 декабря 1930-го по 6 июня 1931 года Павел Дыбенко находился на курсах в Берлине, проводившихся в рамках сотрудничества между вермахтом и Красной Армией. Здесь он почувствовал, как ему не хватает знаний и языка. Любопытна характеристика, которую написали на наркома немецкие наставники: «Один из героев гражданской войны. Особенно известен в то же время своими беспощадными грабежами. С военной точки зрения — совершенный нуль, но с политической точки зрения считается особенно надежным»…

В 1937 году Дыбенко вместе с Блюхером, Шапошниковым, Алкснисом, Буденным, Беловым и Кашириным подписали смертный приговор Тухачевскому и его товарищам, обвиненным в предательстве. Более того, на процессе Дыбенко допрашивал Тухачевского. Было ясно, что Павел Дыбенко пытался спасти свою шкуру, «закладывая» других. На Военном Совете он, будучи командующим Ленинградским округом, докладывал, что комсостав его округа «очищен», дивизиями командуют майоры, а танковыми бригадами — капитаны. И комсостава катастрофически не хватает…

Не прошло и года, как некто Стрелков (очевидно, псевдоним) накатал донос, что, мол, в 1925 году на каком-то партактиве Дыбенко защищал идеи Троцкого. 25 января 1938 года появилось постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР, подписанное Сталиным и Молотовым, в котором Дыбенко признали виновным по многим статьям и постановили:  «...Считать невозможным дальнейшее оставление т. Дыбенко на работе в Красной Армии. Снять т. Дыбенко с поста командующего Ленинградским военным округом и отозвать его в распоряжение ЦК ВКП(б)».

Из Ленинграда его перевели в Приволжский округ, а затем демобилизовали и сделали замнаркома лесного хозяйства. Дыбенко еще не верил, что это начало его конца. 30 января он обратился с письмом к Сталину. Искал оправдания, и в то же время молил: «Я понимаю, что я не буду возвращен в армию, но я прошу, и я на это имею право, дать мне возможность остаток моей жизни отдать целиком и полностью делу строительства социализма в нашей стране, быть до конца преданным солдатом ленинско-сталинской партии и нашей Родины». Все было тщетно.

Такие письма даже не читались, а просто подшивались в дело. Арестовали его как американского шпиона. В письме к Сталину из тюрьмы он оправдывался: «Я даже американского языка не знаю...». Но дело было в том, что, как выяснилось, его сестра жила в США, и Павел Дыбенко при встрече с американскими военными выпросил у них для нее пенсию. Конечно, вряд ли он стал агентом чужой разведки, но повод для вербовки, согласитесь, был.

26 февраля 1938 года командарм Павел Дыбенко, награжденный за боевые отличия «тремя орденами Красного Знамени, золотыми часами ВЦИК и серебряными часами Ленсовета и лошадью», был арестован. В обвинительном заключении, написанном старшим лейтенантом ГБ Казакевичем (расстрелянным в 1958 году за «фальсификацию дел, арестованных»), значилось, что в 1915 году Дыбенко был завербован царской охранкой для провокаторской работы среди матросов Балтфлота. По приказу Заковского громадного Дыбенко накрыли ящиком, внутри которого торчали крупные гвозди. Он во всем «признался». Военной Коллегии хватило 20 минут, чтобы сочинить расстрельный приговор. 29 июля 1938 года его привели в исполнение. Лишь в 1956 году Дыбенко был реабилитирован.

СТАРОСТЬ — НЕ РАДОСТЬ

Александра Коллонтай избежала «страшной мясорубки». Несмотря на то, что она была в «Рабочей оппозиции» и даже написала брошюру с таким названием, ее не репрессировали, как многих других. Конечно, должности послов были в определенном смысле ссылкой — Сталин не очень доверял этой «непредсказуемой особе». И потому контрразведчики за ней присматривали, «разрабатывали»...

После Норвегии она была послом в Мексике, Швеции. Здесь с ней близко сошлась Фрада Григорьевна Беспалова, жена старого большевика  и литературного критика Ивана Беспалова. Потом Коллонтай вернули в Норвегию, она была членом делегации СССР в Лиге Наций, активно участвовала в организации похода ледокола «Красин» на спасение Нобиле, переписывалась с Горьким, Нансеном и Эренбургом.

В 1943 году в Стокгольме ее хватил удар, и с тех пор она появлялась на людях в инвалидном кресле. Помощником у нее был Владимир Ерофеев, начинающий дипломат. Он помогал ей и в неслужебное время — готовить книгу мемуаров.

Коллонтай сумела провести переговоры о перемирии с Финляндией и вывести ее из войны. Сделала она это через знаменитого банкира Маркуса Валленберга. Она сказала ему:

— Хотите добрый совет, господин Валленберг? Если война будет продолжаться, вы, наверное, потеряете свои капиталы в Финляндии. Поэтому отправляйтесь-ка в Хельсинки и попытайтесь убедить Рюти порвать с Гитлером...

Как только Валленберг отправился в Хельсинки, она дала телеграмму в Москву с рекомендацией усилить в эти дни бомбардировки финской столицы.

И было заключено перемирие, затем мирный договор — и спасены тысячи молодых жизней советских и финских солдат. Это был главный подвиг в жизни Александры Коллонтай. В 1944 году к ней подкатились румынские заговорщики, собиравшиеся арестовать Антонеску и закончить войну. Так что и тут она руку приложила.

Под старость она совершила еще один поступок с большой буквы. В 1946 году умер известный митрополит Введенский — тот самый, который когда-то публично «полемизировал» с Луначарским. Александра Коллонтай была единственным советским государственным деятелем, появившимся на похоронах с букетом алых и черных роз.

Она могла себе позволить этот жест.


21 октября 2019


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847