Когда читаешь, вдумываешься, переживаешь слова, сказанные Львом Толстым о любви, то поражает невероятное проникновение писателя в сокровенные тайники женской души. Высказывания Толстого об отношениях мужчины и женщины нельзя назвать скучным словом «цитаты» — это заповеди пророка, верующего в любовь как в единственную животворящую силу. Льву Николаевичу удавалось понять всю гамму чувств, которая захлестывает влюбленную женщину и увлекает ее на вершину блаженства или бросает в мрачную бездну отчаяния. Толстой был уверен, что любовь делает одинаково счастливыми все счастливые семьи... Однако остается загадкой, почему при таком проникновении в глубины семейной психологии семья Льва Николаевича Толстого была «несчастна по-своему...». Супруги Толстые на этот вопрос не нашли ответа. По-своему несчастны в браке были и братья Льва Николаевича. Почему? Сейчас, когда мистика в такой моде, можно даже предположить, что над ними тяготело цыганское проклятие...

«МУРАВЕЙНЫЕ БРАТЬЯ»

В семье графа Николая Ильича Толстого и его супруги Марии Николаевны было пятеро детей: четыре сына и дочь Мария. Старший из братьев Николай пользовался таким уважением, что младшие дети обращались к нему на «вы». Николенька обладал неистощимой фантазией. Он под большим секретом рассказал малышне, что ему известна тайна, которая сделает всех людей счастливыми «муравейными братьями». Тайна написана на зеленой палочке, палочка зарыта в лесу, в овраге. Спустя семьдесят лет Толстой писал: «Как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить все зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает».

Николенька был в семье всеобщим любимцем, а брат Дмитрий, упрямый и замкнутый, отличался непростым характером. В четырнадцатилетнем возрасте Дмитрий потребовал, чтобы родители предоставили ему отдельную комнату, поскольку он не желает жить вместе с братьями. Дмитрий Николаевич мечтал о справедливом переустройстве мира, о свободе для крепостных крестьян, а главной обязанностью дворянина почитал служение Отечеству. Молодой граф поехал в Петербург и добился должности статс-секретаря в канцелярии. Однако бесконечное переписывание бумаг вскоре его разочаровало.

В петербургском высшем свете граф Дмитрий Николаевич Толстой произвел настоящий фурор. Однажды он явился в гости в фуражке и пальто из грубой хлопчатобумажной ткани. Хозяин дома любезно предложил снять верхнюю одежду, но Дмитрий отказался. Причина была очень веской — под дешевым пальто у графа не было другой одежды — он считал это излишним. Зимой 1853 года Дмитрий Николаевич тяжело заболел чахоткой. Выздоровление был долгим, но когда болезнь отступила, 26-летний граф Дмитрий совершенно преобразился. До этого времени он не прикасался к рюмке — и вдруг запил, много играл в карты, кутил напропалую, повадился ходить по публичным домам. Проститутка Маша открыла великовозрастному девственнику тайны плотской любви, и в благодарность Дмитрий Николаевич выкупил девицу из заведения и поселил у себя. Благородный поступок графа Дмитрия имел весьма печальные последствия: совместная жизнь с бывшей проституткой превратилась в нескончаемый кошмар. Маша то исчезала из дома, то вновь возвращалась, недолгое сладкое примирение заканчивалось руганью. Граф Дмитрий Николаевич Толстой умер 29 лет от роду. «Он был ужасен, — вспоминал Лев Толстой. — Огромная кисть его руки была прикреплена к двум костям локтевой части, лицо было — одни глаза, и те же прекрасные, серьезные, а теперь выпытывающие. Он беспрестанно кашлял и плевал и не хотел умирать, не хотел верить, что он умирает. Рябая, выкупленная им Маша, повязанная платочком, была при нем и ходила за ним».

Толстой вспоминал о братьях: «Николеньку я уважал, с Митенькой я был товарищем, но Сережей я восхищался и подражал ему, любил его, хотел быть им. Я восхищался его красивой наружностью, его пением, — он всегда пел, — его рисованием, его веселием и, в особенности, как ни странно сказать, его непосредственностью, его эгоизмом». Лев не просто восхищался старшим братом, он по-детски завидовал Сергею: «...на днях поступает в университет, учителя уже ходят к нему отдельно, и я с завистью и невольным уважением слушаю, как он, бойко постукивая мелом о черную доску, толкует о функциях, синусах, координатах и т. п., которые кажутся мне выражением недосягаемой премудрости».

Да и как было не завидовать Сергею? Он был старше Льва всего на два года, а у него уже пробивались черные усики, походка была благородная, а талия тонкая, как у девушки.

Сергей Николаевич Толстой блестяще сдал экзамены и стал студентом математического отделение Императорского Казанского университета. В мае 1844 года настал черед абитуриента Льва Толстого сдавать вступительные экзамены. По иностранным языкам ему поставили «хорошо».

За сочинение будущий великий писатель получил четверку, а на географии провалился с треском. На экзамене присутствовал знакомый семьи Толстых, он решил помочь и задал Льву самый простой вопрос: «Какие во Франции есть приморские города?» Абитуриент не вспомнил ни одного. Географию пришлось пересдавать... Однако все попытки приохотить Льва к учебе оказались напрасными. В конце апреля 1845 года студент Лев Толстой не был допущен к переводным экзаменам за «весьма редкое посещение лекций и малоуспешность», а весной 1847 год он подал прошение об увольнении из университета.

Сергей считал младшего брата Льва «пустяшным малым» и относился к нему скептически. Сам Сергей Николаевич, несмотря на великолепные способности, не достиг никаких высот в математике, в гвардии прослужил только год и вышел в отставку.

Он уехал в свое имение Пирогово и предался двум своим самым сильным страстям: охоте и цыганскому пению. В Пирогове была 1000 десятин превосходной черноземной земли, конный завод и огромная псарня. Сергей Николаевич был таким страстным охотником, что истребил почти всех волков и лис в округе. Охотничьим трофеям нашли оригинальное применение. В пироговском парке была дорожка, по бокам которой были вкопаны в землю два ряда волчьих зубов. Пока Лев Толстой не стал проповедовать вегетарианство, он тоже обожал охоту. У него была особая манера добивать подраненных птиц: он выдергивал перо из птичьего крыла и вонзал птице в глаз. Правда, со временем братья осознали, что охота — это бесчеловечная и ненужная забава. Сергей Николаевич рассказывал родным, что однажды ночью в кошмарах ему привиделись окровавленные, растерзанные трупы животных, которых он убил с бессмысленной жестокостью. Сергею Николаевичу стало страшно от страданий, причиненных животным, и стыдно за азарт, который он испытывал во время кровожадной травли. Страсть к охоте удалось побороть, а вот любовь к цыганскому раздолью, к цыганскому пению и чернооким цыганкам оказалась неистребимой...

ЦЫГАНСКИЙ КОСТЕР ВСЕМ СВЕТИТ

«Почему мужчины из рода Толстых так любили цыганок?» Если всерьез заняться разработкой этой темы, то можно написать многостраничную и очень полезную диссертацию. Материала для размышлений хоть отбавляй. Возьмем, к примеру, Толстого-Американца, который получил свое прозвище за участие в кругосветном путешествии на шлюпе «Надежда» в 1803–1805 годах. Федор Иванович Толстой приходился Льву Николаевичу и его братьям двоюродным дядей. Дядя был не самых лучших правил и подавал своим малолетним племянникам отвратительный пример поведения. Он пьянствовал, жульничал в карточной игре и любил приврать, но самым страшным его грехом был неравный брак. 10 января 1821 года граф Федор Иванович Толстой обвенчался с цыганкой Авдотьей Тугаевой, и таборная плясунья превратилась в графиню. Толстой-Американец и его цыганочка были несчастливы в браке по-своему. В доме кипели страсти воистину цыганские, доходило до того, что супруги хватались за ножи. Граф пытался усмирить буйный нрав Авдотьи, дать цыганке образование и воспитание, но все напрасно. Восемь их детей умерли в младенчестве. Дочь Полину Толстой-Американец не любил. Причина может показаться странной. Графу не нравилось, что дочь похожа на цыганку: черноволосая, смуглая, с грубыми чертами лица. Отрадой была доченька Сарра. В девочке проснулась гениальность толстовского рода — она писала стихи на английском и немецком языках, пела, музицировала, преуспела во всех науках, но, к несчастью, умерла в 17 лет от туберкулеза. Графиня Авдотья Толстая овдовела в 1846 году и зажила своим умом. Цыганка, попавшая из грязи в князи, обращалась со слугами как со скотом. В год отмены крепостного права ее зарезал собственный повар...

«История учит нас тому, что ничему не учит». Как верно это сказано. Неудачный брак дяди с цыганкой ничему не научил племянников. Лев и Сергей Толстые иногда проводили среди цыган дни и ночи напролет. Они даже научились говорить по-цыгански и любили вставлять в письма цыганские словечки. Лев Николаевич писал брату с Кавказа, где проходил военную службу: «Гаше (цыганке) передай, что я мысленно делаю с ней чукмак семяк и желаю ей много лет здравствовать. По-цыгански я совсем забыл. Одно помню — камамату, говорю его тебе от души». Что означает таинственное выражение «чукмак семяк» выяснить не удалось: в цыганском языке такого словосочетания не существует. А вот «камамату» российские цыгане произносят теперь иначе, но оно все равно всем понятно. 

«Камамату!» — сказал июльским вечером 1850 года граф Сергей Николаевич Толстой певице цыганского хора Маше Шишкиной. «Я тоже тебя люблю!» — ответила цыганка. Их любовь была также молода и безрассудна, как и сами влюбленные. Графу Сергею исполнилось 24 года, а Машенька была на три года младше.

«Ах! Когда б я прежде знала, что любовь творит беды», — томно пела черноокая цыганочка, глядя на красавца-графа. Сергей садился рядом с Машенькой, брал в руки гитару и своим приятным голосом напевал: «В тихий час упоительной встречи только месяц в окошко сверкал, полон страсти, я дивные плечи без конца целовал, целовал». Оставалось только запрячь тройку и дорогой дальнею да ночью лунною пуститься в графское имение Пирогово. Однако о свиданиях наедине, а тем более о побеге и речи быть не могло. Табор жил по своим неписаным, но очень строгим законам. Первая заповедь цыганской девушки — она должна сохранить невинность до свадьбы, иначе ни один цыган не женится на «порченой» девке, а ее семья будет опозорена. Правило второе: богатый человек может взять цыганскую девушку в жены, но девственность — дорогой товар. Сергей Николаевич очень долго вел переговоры о выкупе: Маша была прекрасной певуньей и плясуньей, а следовательно, приносила табору хороший доход. Говорят, что граф отдал за Машу Шишкину мешок золотых монет, который доставал ей до талии.

КАМАМАТУ ПО-ЦЫГАНСКИ И ПО-РУССКИ

Возможно, Сергей и Маша, поселившись в Пирогове, представляли будущую жизнь похожей на цыганское гулянье с танцами, песнями и пустячной болтовней. Однако любовники зажили уединенно и не слишком радостно. От Ясной Поляны до их имения всего двадцать верст. Конечно, к Сергею Николаевичу стали наведываться знакомые, чтобы полюбоваться его Султаншей, как прозвали Машу. Цыганка к гостям не выходила. Одни находили такое поведение проявлением деликатности, другие — отсутствием воспитания. В любом случае связь с цыганкой казалась обычной мужской прихотью, которая продлится недолго. Лев Николаевич, зная, что Маша беременна, советовал влюбленным: «Рано или поздно вы должны разойтись, и чем раньше, тем лучше это будет, все-таки когда лопнет не цепь, а тонкий волосок, который смыкает сердца любовников. Маша! Роди, пожалуйста, мальчика и назови Львом». В начале 1853 года у «государственной крестьянки из цыган» Маши Шишкиной и графа Сергея Толстого родился сын, названный Григорием. Лев Николаевич пишет брату: «Поздравляю тебя с праздником, с Новым годом, с сыном (хотя и... но все-таки сын)». Нетрудно догадаться, какое слово скрывается под тремя точками.

Родственникам расставание Сергея Николаевича с Султаншей казалось делом времени, но годы шли, а граф и цыганка мирно сосуществовали. Добродушная Мария Михайловна попривыкла, перестала прятаться, стала приветливо встречать гостей, «расспрашивала про родных и знакомых, причем приговаривала в зависимости от рассказа: «Чудесно, чудесно» или «Ужасно, ужасно». Сергей Николаевич жил как настоящий русский барин. Свободное время он посвящал чтению, обязательно просматривал газеты, любил английские и французские романы. Граф прекрасно говорил по-французски, а английский язык он выучил оригинальным способом. Однажды он прочел первый том какого-то английского романа в русском переводе, а второй том где-то затерялся. У Льва Николаевича были оба тома романа, но на английском языке.

— Возьми роман и прочти его со словарем, — посоветовал брату Лев Николаевич.

Сергей Николаевич так и сделал и с тех пор читал литературу на английском языке только в подлиннике.

Ходить пешком — не графское дело, поэтому конечной точкой пеших прогулок Сергея Николаевича была ограда ближнего огорода. В полях он бывал редко и созерцал свои владения, объезжая их в коляске. Нанимая приказчика для управления имением, граф всегда спрашивал: он «стоячий» или «сидячий», то есть будет приказчик при барине стоять или сидеть, и «сидячих» никогда не нанимал. От крестьян Сергей Николаевич требовал почтения, панибратства не допускал. Только по праздникам к крыльцу графского дома приходили пироговские бабы и пели русские песни, а хозяин угощал их водкой. Сергей Николаевич считал, что брату Льву значительно легче содержать семью в достатке, поскольку он живет на гонорары от своих «писаний». «Приказчик обворует Льва Николаевича на 1000 рублей, он его опишет и получит за это описание 2000 рублей. Тысяча рублей в барышах! — язвительно шутил Сергей Николаевич. — Я не могу так хозяйничать!» Хозяйничал Сергей Николаевич из рук вон плохо, и в конце концов пришлось продать прекрасный конный завод.

В сентябре 1860 года Николай, старший из братьев Толстых, лечился от туберкулеза во французском местечке Гиер. Лев Николаевич находился рядом с умирающим братом. В отчаянии он написал Сергею Николаевичу: «Брось все и приезжай сюда с Машей и Гришей — непременно». Но утро вечера мудренее. «Я решил, что то, что я писал о привезении Маши и Гриши, — вздор...» Может быть, из таких маленьких и больших обид, из чувства своей «незаконности» Гриша сторонился родни и не испытывал желания ближе познакомиться со своим великим родственником. Сергей Львович определил сына на военную службу. Григорий рано покинул родительский дом, удачно женился, дослужился до подполковника, но на всю жизнь в его сердце поселилась нелюбовь к отцу. Григорий постоянно требовал от Сергея Николаевича денег. Если писал к отцу нетрезвым, то письма были полны неприкрытой ненависти.

«ПОДАРИЛА НИЩЕМУ МИЛЛИОН...»

Восемнадцать лет совместной жизни таборной цыганки и утонченного аристократа промелькнули как один миг, и Маша по-прежнему оставалась мила сердцу Сергея Николаевича. Как гласит цыганская пословица: «Любимая жена никогда не стареет».

И вдруг случилась катастрофа! Лев Николаевич задумал жениться. Пора уже — 34 года исполнилось, а главное, он нашел идеальную невесту: здоровую, красивую девушку, способную родить, кормить и воспитывать детей. Ее звали Софья Берс. У Сони была сестра Татьяна. Софья Андреевна вспоминала: «Симпатия проявилась впервые, когда Лев Николаевич был моим женихом и приехал с Сергеем Николаевичем в Москву. Сестре моей не было еще 16 лет. Смелая, быстрая, с прекрасным голосом, кокетка и ребенок в то же время, она прельщала всех, и в том числе и Сергея Николаевича. Раз вечером, сидя на маленьком диванчике с Сергеем Николаевичем, она безумствовала так грациозно, обмахиваясь веером, как большая, так была мило оживлена, что Сергей Николаевич удивился, почему Лев Николаевич женится не на такой обворожительной девочке, а на мне». Сергей Николаевич, которому исполнилось 36 лет, стал ухаживать за девочкой-кокеткой вдвое моложе себя. Да и как он мог остаться равнодушным, если Татьяна Берс — это живое воплощение Наташи Ростовой. Лев Николаевич так и говорил своей невестке: «Я тебя всю списываю!» Очарование юности, страстное желание любви, легкомыслие, влюбчивость — все Танины черты перекочевали в роман. Толстой «списал» и Таниных ухажеров, изобразив их в «Войне и мире» только черными красками.

Весной 1863 года граф Сергей Николаевич Толстой сделал предложение девице Татьяне Берс. «Чувство любви наполнило все мое существо», — признавалась Таня. Свадьбу отложили на год из-за молодости невесты, а когда до венчания оставалось всего две недели, кто-то нашептал Татьяне, что ее жених давно живет с цыганкой и у них есть дети. Несостоявшаяся невеста немедленно уехала в Москву. «Жизнь кончена», — решила она. Татьяна достала все снотворные таблетки, которые нашла в шкафчике матери... но в этот драматический момент явился ее двоюродный брат Александра Кузьминский, и нечаянный визит спас девушке жизнь.

В Ясную Поляну она приехала через год, решив, что Сергей Николаевич не осмелится появиться. Однако он приехал, и роман вспыхнул с новой силой. «Подарила нищему миллион», — говорил Сергей Николаевич о Таниной любви. Когда наступил решительный момент сделать предложение, Сергей Николаевич сбежал из Ясной Поляны. Он прислан Льву Николаевичу письмо, сообщив, что возвращается к своей цыганке: «Что делать? Сделать что-нибудь подлее моего поступка трудно». Лев Николаевич показал письмо Тане. О страданиях несчастной девушки можно прочесть в романе «Война и мир».

7 июня 1867 года две кареты мчались навстречу друг другу по проселочной дороге. На перекрестке пришлось притормозить. В одной карете ехали граф Сергей Николаевич Толстой и Мария Михайловна Шишкина, в другой — Татьяна Берс со своим женихом Александром Кузьминским. Обе пары направлялись к священнику, чтобы договориться о дне венчания. Будущие супруги молча раскланялись и далее поехали в одну сторону по одной дороге, но пути у них были разные...

Сергей Николаевич посвятил себя воспитанию дочерей и, кажется, сделал главной задачей не допустить, чтобы в девушках проснулось цыганское прошлое матери. К Вере, Варваре и Марии были приглашены французские гувернантки. Мария Михайловна даже приревновала француженку к мужу, но все ее сетования оказались напрасными.

Дочери говорили только по-французски. Если отец обращался к ним по-русски, они должны были отвечать на французском языке. Сергей Николаевич неусыпно охранял их добродетель. «Все молодые люди, появлявшиеся в их доме, всегда заранее поднимались графом на смех, чтобы его дочери не могли увлечься кем-нибудь, так как он никого не считал достойным своих дочерей». Годы шли, молодые графини скучали и незаметно пересекли ту черты, когда молодую девушку начинают называть старой девой.

Когда Варваре исполнилось 27 лет, она объявила, что «отца ненавидит, что он испортил ее жизнь». Она призналась, что любит поваренка Василия и уезжает с ним навсегда. Графиня Варвара Толстая с поваром Василием Васильевым не обвенчались, хотя у них было четверо детей. Следующую страшную рану нанесла любимица отца, дочь Вера, она сбежала с башкиром Абдерашидом Сафаровым, который был приглашен в Пирогово делать кумыс. Вере было уже под сорок, и роман с безграмотным башкиром был ее последним шансом изменить жизнь. Вера родила ребенка и вернулась к отцу. Сергей Николаевич простил блудную дочь, но внука «он избегал видеть и не мог победить в себе чувства отвращения и омерзения к нему. И это было источником страданий дочери».

С 19 февраля 1861 года его сиятельство граф Сергей Николаевич Толстой собственноручно выносил свой ночной горшок. Это была не гигиеническая процедура, а политический протест против отмены крепостного права. Сергей Николаевич считал освобождение крестьян огромной ошибкой, воспринимал как личное оскорбление. Граф перестал нанимать лакеев для уборки. Он «не хотел даже за деньги заставлять служить себе тех, которые теперь стали свободны». Чтобы не пользоваться услугами официантов, до обеда на стол выставлялись все блюда сразу от супов до десертов. Сергей Николаевич даже решил покинуть родину с ее свободными крестьянами и уехал за границу, но, как это всегда бывает с русскими диссидентами, поиздержался, понял, что никому он здесь не нужен, и вернулся в «немытую Россию».