Злая фея Сергея Уточкина
ЖЗЛ
«СМ-Украина»
Злая фея Сергея Уточкина
Феликс Зинько
журналист
Одесса
6240
Злая фея Сергея Уточкина
Сергей Уточкин готовится к перелету Москва-Санкт-Петербург. 1911 год

Считалось, что Одесса без Уточкина — не Одесса. Он ее гордость и слава. Представьте себе мужчину выше среднего роста, широкоплечего, с ярко-рыжими волосами, белесыми ресницами, широким носом и резко выступающим вперед подбородком. Этот чудо-человек могуч, храбр, умен... Таких природа создает не часто! Он не просто спортсмен, он — лучший велосипедист, конькобежец, боксер, автомобилист, парашютист, летчик. Как велосипедист он вне конкуренции, а на автомобиле умудрился съехать по Потемкинской лестнице с бульвара в порт. Когда на циклодроме шли гонки, одесские мальчишки устраивались на деревянном заборе вокруг дорожки, и на всей дистанции слышался ор: «Рыжий, нажимай!» «Ба-ба-ба-сявки», — на ходу кричал Уточкин и улыбался. Он уже далеко впереди своих конкурентов, и Одесса счастлива. «А рыжий-то не подкачал», — с удовлетворением говорили болельщики. Уточкин — заика, но какой! Если он начал кричать «босявки» на старте, то закончит это слово на финише. Кажется, если бы он говорил нормально, это был бы не Уточкин. Человек этот безмерно добрый — мог отдать все, что у него было, бедной женщине... Но сам глубоко несчастен — от него ушла жена к богачу Анатра...

ЕСЛИ ПО БОЛЬШОМУ СЧЕТУ

Имя Уточкина с детства знакомо каждому одесситу. Оно всегда было окружено легендами, загадками и анекдотами. Об этом «академике спорта» написаны книги и сотни газетных очерков, снят кинофильм.

«Я познакомился с ним на Большом Фонтане летом 1904 года, и с тех пор никогда не мог себе вообразить Уточкина без Одессы и Одессу без Уточкина», — писал Куприн. Действительно, это был замечательный человек и выдающийся спортсмен. И все же...

Если по большому счету, то любимец публики Сергей Уточкин был выдающимся... неудачником. Трудно даже подсчитать, сколько раз он падал с велосипедом, мотоциклом, самолетом, сколько жизненных катастроф потерпел, сколько было на этом могучем теле шрамов и переломов!

3 января 1916 года, на следующий день после его смерти, в «Южной мысли» появился некролог, подписанный известным спортивным журналистом Эмбросом: «Громадное большинство знало только Уточкина-спортсмена. Люди, знавшие его близко, с первых же моментов сближения вдруг убеждались... есть еще другой (!) Уточкин, тщательно спрятанный от толпы.

Мало кто знал мечтателя и романтика, влюбленного в солнце и море, искателя красоты в жизни, в котором было нечто от Дон Кихота, нечто от Глана, нечто от античного философа-стоика... У его колыбели было много добрых фей, разбросавших свои дары, но злая фея их оплела нитью трагизма».

Я хочу рассказать о другом Уточкине. Бесспорно, герое, которому не так-то просто было выбиться в люди. Я хочу рассказать о том, что всегда стыдливо замалчивали и до сих пор стараются обходить в публикациях о нем. Ведь то, что с ним случилось, было фатально неизбежно, на роду написано…

Я консультировался с квалифицированными психиатрами. Рассказывал им канву жизни человека, не называя его имени. И специалисты признали, не сговариваясь, что этот человек должен был кончить шизофренией, и что это ИХ пациент! Как ни грустно... Более того, болезнь была наследственной...

РОДОСЛОВНАЯ

Сергей Уточкин родился 30 июня (12 июля) 1876 года в доме отца в Успенском переулке 23, который в то время принадлежал Параске Алейниковой. Отец его, Исай Козьмин Уточкин, принадлежал ко 2-й купеческой гильдии и был удачливым строительным подрядчиком, мать звали Лустиньей Стефановной.

Крестными Сережи в Успенской церкви были купец 2-й гильдии Дмитрий Федорович Алексеев и Параска Азафьевна Алейникова, домовладелица. После ее смерти Исай Уточкин приобрел дом и оставил его в наследство сыновьям.

Родители рано ушли из жизни. Сергей и его братья Николай и Леонид фактически росли и воспитывались «в людях». Сперва у двоюродной сестры, потом — у чужих людей, принимавших мальчиков пансионерами на деньги, оставленные отцом.

Еще в детстве с Сережей стряслось то, что наложило неизгладимый отпечаток на его личность. Он жил на пансионе у преподавателя Ришельевской гимназии некоего Краузе — неизлечимого алкоголика с кучей детей. Однажды хозяин дома пропал, и несколько дней о нем не было вестей. Случайно жена поднялась на чердак — Краузе висел там в петле. Женщина обезумела и, схватив большой кухонный нож, одного за другим перерезала своих детей. Сережа проснулся от диких криков, увидел на полу и постелях лужи крови, безумные глаза женщины и спасся чудом. Вот с тех пор он и стал заикаться. Но, конечно, только заиканием не обошлось...

Любой толковый психиатр скажет вам, что этот эпизод должен был обязательно отложиться в сознании ребенка. Пережитое в детстве не проходит бесследно и может отразиться на судьбе человека самым губительным образом. (Много лет спустя, когда началась полоса неудач, у Уточкина проявилась мания преследования.)

ДЕТСТВО

Сергей Исаевич диктовал воспоминания о своих детских годах Вульфсону, который и опубликовал их в газете «Одесский понедельник».

Однажды, сговорившись с двоюродным братом Спиркой, мальчишки натянули вечером на улице канат на один фут над землей. И, сидя в засаде, наблюдали, как споткнулись и полетели на брусчатку мостовой две дамы и сопровождавший их офицер. Спирка тут же дал деру со страху, а Сережа, по его собственным словам, «умирал от смеха. Смеялся бесстыдно и громко — смеялся до того, что не мог встать». Это, по-вашему, нормально?

В Крыму, куда его привезла сестра, Сережа стал присматриваться к крылу ветряной мельницы: «А не попробовать ли полететь на нем?» С первого захода он не удержался — упал на землю. Но во второй раз, крепко вцепившись в шершавые деревянные брусья и нахватав заноз в ладони, мальчик взлетел и сделал пару кругов, испытав ни с чем не сравнимое наслаждение. Это был первый полет и первое падение. Но ощущение полета осталось…

В некрологе, подписанном психиатром Радецким, читаем: «Я знал Сережу Уточкина с детства. Он проживал у покойного моего приятеля приват-доцента Шульгина, который репетировал Сережу... Вскоре он приобрел себе велосипед, и школьные занятия стали отходить на задний план... Здесь надо сказать, что Уточкин-старший оставил трем сыновьям неплохое состояние. Но, зная их характеры, он завещал выдавать им содержание годовыми порциями. Вот на эту выдачу и смог мальчишка приобрести «велоцикл», как тогда называли эту машину, которая стоила в те поры большие деньги. Спустя некоторое время он оставил коммерческое училище и занялся велосипедным спортом. Я предостерегал Сережу, но он ответил:

— Я не хочу быть философом... Я — спортсмен.

БОЛЬШОЙ СПОРТ

С пятнадцати лет Уточкин действительно стал профессиональным спортсменом, начав на циклодроме. В велосипедном спорте ему не было равных. Многие другие виды спорта, которыми он занимался, для него по своей сути были борьбой, преодолением, в том числе и себя. Это было главным в жизни Уточкина — прирожденного бойца!

Он соорудил себе яхту, которой дал имя — «Баба Ягуржъ», и увлекся морским спортом. Не раз рисковал жизнью. Однажды яхта перевернулась, накрыла яхтсмена корпусом. Он спасся чудом! Надо полагать, именно к тому времени относится постановление Императорского яхт-клуба о воспрещении Уточкину принимать участие в морских гонках...

И он нашел себе новое применение. Известный конферансье Алексеев уверяет, что Уточкин на треке пытался взлететь на... автомобиле. Приделав к машине крылья, разгонялся и на несколько секунд зависал в воздухе, потом авто шлепалось на землю и снова подпрыгивало.

ПЕРВЫЙ АЭРОПЛАН

Вскоре известный одесский богач и издатель «Южной мысли» барон Ксидиас купил первый в России «Фарман», и Ефимов, который полгода учился летать на фирме в Париже, совершил первый в России полет (дело происходило на ипподроме). На следующий день Уточкин выпросил у Ксидиаса разрешение, сел в аэроплан и взлетел без всякой подготовки. Неужели ему хватило тех «подскоков» на автомашине, чтобы почувствовать воздух? Правда, полет был не шибко удачным — машину при посадке он слегка подломал. Но ведь это был экспромт! Что ни говорите, а Уточкин был летчик милостию Божьей!

В 1902 году в одесском журнале «Спортивная жизнь» Эмброс в статье «Уточкиниана» писал: «Полеты в пятницу, полеты в субботу, в воскресенье полеты, полеты соло, полеты с пассажирами, полеты на ипподроме, полеты на улице… Чем, скажите, Одесса не аэрополис? И все это делает один человек. Но этот человек, Сергей Исаевич Уточкин, не только полеты делает, он еще сам свой аэроплан делает».

Действительно, Уточкин возил на ненадежных «этажерках» пассажиров. Таких, как Куприн, — даром, других — за деньги. Однажды его пассажиром оказался какой-то полицейский чин, который явно трусил и от страха все время потел.
— Отчего так тяжело? — спросил он.
— А вы бы сняли с фуражки кокарду... — посоветовал Уточкин. — Ув-веряю вас, будет всем легче!

ЮМОР ГЕРОЯ ОДЕССЫ

Во всех известных сочинениях нам представляют Уточкина как неподкупного спортсмена. Но вот Алексеев рассказывает: «Однажды Уточкин проиграл заезд какому-то иностранному негру. И сам смеялся: «Ф-ф-фот, сегодня этими руками я сделал мирового чемпиона — победителя Уточкина, а послезавтра я ему сопли утру! А пока что сбор будет полный. Как же, Уточкин, ф-ф-фот, запросил реванша!»

Однако все, кто знал Сергея Уточкина, подчеркивают, что он был очень добрым человеком. Это преотлично понимали женщины, животные и мальчишки. В Одессе его обожали. Рисовали на него карикатуры, благо его долгорукая фигура и лицо в шрамах прямо просились на карандаш, писали на него памфлеты и пародии. Вот, к примеру, пародия, напечатанная в одесском журнале «Крокодил» с подписью Ксеркс:
«Когда я рождался, я закричал:
— Х-о-д-ду-у!
И с тех пор я всегда и везде кричал: «Ходу!»
Сперва я был героем Одессы. Теперь я герой мира.
Сперва я работал только ногами! Потом — головой!
Настали трудные времена, и я работаю и головой, и ногами, и руками.
…В общем, я счастливейший из одесситов.
— Живу с воздуха!.. И не нуждаюсь в больницах».

Еще Сергей очень любил покрасоваться перед женщинами. Рассказывали, как однажды Алексеев сидел в кафе с дамой и к ним подсел Уточкин. Его представили, дама ему приглянулась, и он стал рассказывать спортивные анекдоты. Алексеев не ревновал — женщины его никогда не волновали. Уточкин вытащил у дамы из шляпы большую шпильку. Здесь надо сказать, что такие длинные шпильки в дамских шляпах, вошедшие в моду в 1913 году, послужили уже причиной ранения нескольких пассажиров трамваев. Потому Одесская городская управа приняла постановление: «Вменить служащему персоналу электрического трамвая обязанность не допускать в вагоны лиц, у которых острые концы шляпных шпилек не защищены предохранителями». Вот Уточкин и стал обыгрывать этот казус:
— Ну-у... И для чего эт-то выдумали? Чтоб нам, мужчинам, ф-ф-фот, глаза выкалывать?

И проткнул шпилькой себе обе щеки, а на торчащие концы повесил по две черешни.
— Сергей Исаевич, что вы делаете? — заметушилась дама. — Ведь больно!
— Мне больно не бывает, я, ф-ф-фот, дубленый и весь, ф-ф-фот, исколотый и избитый.
— Но вы бы хоть промыли... Бактерии разные...
— А меня бактерии не берут. Я, ф-ф-фот, сам опасный».
Спросите у врачей — и они вам скажут, что у всех психических больных резко снижен порог болевой восприимчивости…

«ПОД ГАШИШЕМ»

Уточкин летал не только в небе Одессы. Он демонстрировал полеты на аэроплане в Тифлисе и Египте, в Париже, Тамбове — в 70 городах мира. Он падал в Екатеринославе, Петербурге, Новгороде и Москве. Московское скаковое общество на общем собрании 12 мая 1910 года преподнесло Уточкину жетон с надписью: «Первому русскому авиатору в Москве». А Московское общество воздухоплавателей, устраивавшее в Москве свою школу, обратилось в Уточкину с предложением «принять на себя преподавание в этой школе».

Во время своих странствий по миру Сергей Уточкин в Египте сошелся с туземцем-полицейским, который угостил его… гашишем. Падкий на новые ощущения, славный авиатор увлекся этим зельем и даже привез с собой запас. «Потом он перешел на кокаин, сыгравший, как известно, роковую роль в его жизни», — писал об Уточкине известный одесский журналист Петр Пильский, которому тот предлагал попробовать наркотитки.
— Вы напишете потом статью «Под гашишем», а если не понравится, то «Без гашиша».

«...Границы здоровья и болезни у Сергея Уточкина, — писал в «Одесских новостях» Пильский, — так тонко были стерты, так неотчетливы, что терялись и пропадали. Его суматошливая, какая-то бешено прыгающая мысль никогда не знала ни устали, ни покоя, ни последовательности. Прыгала. Бросалась. Взлетала. Меняла дороги. Кружилась вьюгой». Когда Уточкин участвовал в гонках на парижском циклодроме, он взял подряд два приза в 800 и 250 франков. Но был за что-то оштрафован на 200 франков. Объясняясь с администратором гонок, Сергей пришел в ярость и выпалил обидную фразу, после чего его сняли с участия в гонках на гран-при.

БОСЯЦКАЯ ЧЕСТЬ

В ноябре 1911 года, когда шла итало-турецкая война, Уточкин предложил турецкому военному министерству свои услуги по созданию школы авиаторов. У него были в то время два собственных «Фармана» и один «Блерио». Но «это дело не выгорело». Не столько турки отказались от услуг прославленного авиатора, сколько российские власти, никак не желавшие победы и усиления Турции, запретили Уточкину эту авантюру.

Уточкин жил тогда на Канатной во 2-м номере. 18 ноября 1911 года возвращался домой, как всегда поздно. Дело в том, что он частенько засиживался у Фанкони или Робина. Алексеев пишет: «Когда он вечером приходил в ресторан, то без четверти двенадцать знакомые вынимали из карманов часы и наблюдали: все — и посетители, и официанты — знали, что к двенадцати Сережа приклонит свою буйную головушку и тут же за столом на 15-20 минут крепко заснет. А потом, хоть до утра!» Наверное, это был один из таких случаев.

Только Уточкин поднялся по спуску и поравнялся с Училищем торгового мореплавания, как навстречу ему попался босяк.
— Барин, дай на приют!
Уточкин тут же дал ему 30 копеек.
— Давай шапку! — обнаглел босяк. И сорвал шапку с головы Уточкина.

Сергей сшиб его с ног и отобрал свою шапку. Но в это время другой босяк подкрался сзади и ударил его железным прутом в правый бок. Как раз по тому месту, которое было сильно ушиблено во время падения аэроплана в перелете Москва — Петербург. И все же, преодолевая боль, Уточкин схватил его за грудь и рванул. В это время подбежал третий босяк, замахнулся на «барина», но узнал того и остановился:
— Стой, не трогай, это — Уточкин.

Даже у одесских босяков были в то время представления о чести и совести. Тогда существовало табу на грабеж врачей, учителей, артистов, журналистов и вообще известных в городе людей.

Отдышавшись на тротуаре, в ту ночь Сергей Исаевич еле добрел до дома, а на следующий день доктор Сабанеев установил у него надломы ребра и позвонка. Об этом сообщали одесские газеты того времени.

«ЛЕБЕДИНЫЙ ПЕРЕЛЕТ»

«Лебединой песней Уточкина был перелет Москва — Петербург, окончательно доконавший его и сломивший его силы. Скверно организованный английским шпионом Сиднеем Рейли, этот перелет был встречен российскими авиаторами крайне холодно. Накануне отлета они вообще «забастовали». Но Уточкин заявил, что полетит хоть один, во что бы то ни стало. И перелет состоялся.

Сергей Исаевич горел от нетерпения, и когда был дан старт, первым сорвался с места и взвился в облака впереди Васильева, которого числил своим главным соперником. В Новгороде он потерпел первое крушение. Привел кое-как в порядок машину, бросился догонять Васильева, пролетевшего над ним и... потерпел второе крушение. На этот раз наш авиатор тяжело пострадал и в дальнейшем никак не мог оправиться. Всеми забытый, Уточкин долго валялся в какой-то заштатной лечебнице, пока его не доставили в Одессу. У него были сломаны ребра и туго забинтованы ноги. «… Вообще это был уже не тот Уточкин, — писал одесский журналист. — Из больницы вышел тихий, хмурый и как бы прибитый обыватель. Он с бесконечной подозрительностью и мнительностью смотрел на всех окружающих». Началась мания преследования…

КРУШЕНИЕ

Друзья договорились поместить его в психиатрическую клинику, обманом заманили в машину, повезли. Но Сергей звериным чутьем понял, что происходит, на ходу выпрыгнул из автомобиля и, как кошка, скрылся в кустарниках. Найти его тогда не удалось...

Вскоре он уехал в Петербург. 28 июля 1913 года в «Одесских новостях» появилась заметка «Болезнь Уточкина»: «Уточкин, окончательно погубленный кокаином, дошел в Петербурге до таких эксцессов, что его пришлось поместить в психиатрическую лечебницу».

«Когда появились первые слухи о сумасшествии Уточкина, — писал Куприн, — я не хотел им верить. Более спокойного, уравновешенного, хладнокровного человека я никогда не видел в жизни». (Надо вспомнить, что Куприн однажды летал с Уточкиным на воздушном шаре над Одесским заливом, когда они поднялись с площадки над морем за дворцом Софьи Потоцкой).

По почину Куприна газета «Речь» объявила подписку для Уточкина, то же сделало «Вечернее время» и другие газеты. Люди приносили кто рубль, кто 25 рублей. «Одесские новости» сообщали, что за первый же день собрали 139 рублей 55 копеек.

Слово Алексееву: «Я встретил его на Невском. Он был более порывист, еще сильнее возбужден. Мысли догоняли и перегоняли одна другую. Вдруг он закричал, заулюлюкал и побежал вперед... Потом остановился, сел на извозчика... потер лоб рукой... соскочил... пошел обратно, мне навстречу, пристально, как-то подозрительно всмотрелся в меня, узнав, радостно улыбнулся… Когда я неосторожно спросил о его полетах, он без всякого перехода заспорил с кем-то, страстно, злобно и забормотал, забормотал... И побежал-пошел вперед, смешался с толпой, исчез...»

Увы, Уточкин был помещен в больницу Всех Скорбящих на 11-й версте. Петербуржцы знали, что это — сумасшедший дом.
Можно искать корни его заболевания в детстве, а можно подумать о тех неимоверных нагрузках, которые ложились на первых авиаторов. Человеческая психика консервативна и не умеет быстро перестраиваться.

И все же, он «выбрался» в тот раз из клиники и вернулся в родную Одессу. Надо было как-то жить и зарабатывать. И вот 4 мая 1913 года в «Южной мысли» появилось объявление на первой полосе: «Театр миниатюр». Сегодня прощальный бенефис Г.К. Георгиева. Только один вечер с участием Виктора Петипа — один номер с участием Я.Д. Южного, Д.Т. Арсикова и Сергея Уточкина». Что он там представлял — Бог весть.

Согласно сообщениям одесских газет, уже в ноябре 1913 года Уточкин был заключен в лечебницу доктора Штейнфинкеля на Среднефонтанской дороге. Консилиум светил поставил диагноз: тяжелое нервное расстройство на почве употребления наркотических веществ.

26 ноября в квартиру присяжного поверенного Богомольца постучался Уточкин. В руках у него была... изогнутая вилка, с помощью которой он, отличный механик, открыл замок в дверях клиники. Он попросил одолжить ему... галстук. Надел его и ушел.

Как потом выяснилось, Уточкин отправился в коммерческий клуб на улице Гоголя, где тут же уселся за карточный стол. У него в кармане был один рубль, но вскоре Сергей наиграл полсотни целковых. В это время в клинике его хватились и стали искать. И нашли, конечно. Но умный врач велел пока его не трогать.
— Поставьте у двери клуба авто!

Действительно, проигравшись в дым, Уточкин вышел из клуба в полном расстройстве и сам уселся в машину. Его и отвезли куда следовало.

Вскоре ему пришлось испытать еще одно потрясение. 28 декабря в клинике вспыхнул пожар в три часа ночи. Больных, правда, тут же вывели в безопасное место, но огонь бушевал целый час.

23 февраля 1914 года Уточкина перевезли из лечебницы доктора Штейнфинкеля в психиатрическую колонию в Костюженах: его признали безнадежным, и за него некому было платить.

Сергей Уточкин умер 3 января 1916 года. Некрологи его затерялись в сводках с фронта и прочих актуальных новостях. В первом официальном сообщении было указано, что Уточкин умер от воспаления легких. На самом деле — от кровоизлияния в мозг, от инсульта...


10 марта 2020


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847