11 лет назад, 13 февраля 2012 года, ушел из жизни историк Даниил Натанович Альшиц, более известный по своему литературному псевдониму как Аль.
Этот удивительный человек успел отпраздновать двойной юбилей – девяностолетие со дня рождения и семидесятилетие научной деятельности. Я был знаком с ним без малого двадцать лет, и меня всегда поражал его пытливый ум и неуемный характер. Почти до самой смерти Даниил Натанович, энергичный, остроумный, не чурающийся живого, неформального общения человек, не только историк и активно работающий профессор двух университетов, но и драматург, писатель, борец за чистоту русского языка, не поддавался возрасту и болезням...

ШИРОКИЕ ШАГИ В БОЛЬШУЮ ЖИЗНЬ

Давайте познакомимся поближе: Даниил Натанович Альшиц родился 3 февраля 1919 года в семье петроградских интеллигентов: тогда наш город – с 1914 по 1924 годы – носил имя Петроград. Его отец, в бытность студентом высланный из Петербурга за революционную деятельность, доучивался в Берлине и Париже. Щепетильный Даниил Натанович добавлял, что более он к революционной деятельности не возвращался. Мама, по причине революции 1917 года не завершившая образование на Бестужевских курсах, преподавала немецкий язык.

«Семейное (домашнее) воспитание сыграло в формировании моей личности исключительную роль, – вспоминал Даниил Натанович. – Поэтому слова моего сатирического героя из пьесы «Опаснее врага» Плевицкого: «Я окончил три учебных заведения – школу, вуз и хорошую семью» – относятся и ко мне. Многое из домашнего воспитания было мною с годами утрачено в процессе кипения в таких «котлах» как школа, истфак, фронт, тюрьма, ГУЛАГ, Союз писателей, быт... Я вовсе не хочу этим сказать, что перечисленные выше жизненные школы меня только портили. Напротив, каждая из них многому научила, обогатила знаниями, ценным жизненным опытом и бесценными друзьями».

Восемнадцати лет, как и положено юноше, окончившему замечательную 1-ю образцовую школу Дзержинского района, он поступил в Ленинградский государственный университет на исторический факультет. Вскоре его научным руководителем стал декан факультета – выдающийся советский историк Михаил Дмитриевич Присёлков. У него молодой Даниил и написал свою первую научную работу под очень научным названием: «Роль Куликовской битвы в определении национального сознания русского народа».

Можно бы и поиронизировать над таким серьезным названием работы студента, которому только что стукнуло двадцать, если бы… Если бы эта работа действительно не стала заметной вехой в отечественной исторической науке. Много ли вы знаете студентов начальных курсов университета, труд которых был бы опубликован в «Ученых записках»? Добро бы только это! Но все в том же 1939 году книга двадцатилетнего (!) студента «Нашествие Батыя», рассказывающая о героической обороне русских городов в годы татаро-монгольского ига, была издана в Воениздате Наркомата обороны СССР тиражом в 100.000 (сто тысяч!) экземпляров.

Забегая на пару-тройку лет вперед, отметим, что юный лейтенант Альшиц тихо радовался, когда видел во фронтовых землянках бойцов Ленинградского фронта свою книгу… Я не раз спрашивал Даниила Натановича: хвастался ли он ею перед бойцами? И неизменно слышал один и тот же ответ: «Конечно же, нет!»

Но вернемся в пока что относительно мирный 1938-й год: профессор Присёлков писал тогда: «Работа т. Альшица Дан. Нат. обнаруживает с несомненной очевидностью отличные способности автора к стройной и логической мысли, к глубокому исследовательскому интересу в чтении и толковании древних исторических текстов, к особенной, всегда яркой и выразительной манере изложения».

Тогда еще было принято обмениваться письмами (к счастью, не было ни СМС-ок, да и обычный телефон тоже не мог заменить письменного общения), и, отвечая на одно из писем своего ученика, профессор Присёлков пророчески заметил: «Ваше письмо удивило меня, как литературное произведение… Боюсь, что…Ваша дорога – дорога большой литературы».

Что называется, как в воду глядел. Но о литературном пути Даниила Натановича позже. Пока он еще студент, который отважно вступает в споры даже с самим академиком Евгением Викторовичем Тарле (будь щепетильный Д.Н. жив, он бы заставил меня вычеркнуть эти строки!) Молодой талант не считался с авторитетами, что впоследствии выльется ему в «срок». Но опять-таки – об этом позже…

ВОЙНА…

Летом 1941 года Даниил Натанович сдал экзамены за четвертый курс исторического факультета ЛГУ и, как многие его товарищи, отказался досрочно получать диплом: началась война, и они были уверены, что враг будет быстро разгромлен. А после победы можно нормально защитить свой «красный» диплом! (Специально для молодого поколения: в «красном» дипломе должны быть только отличные оценки!).

Даниил Натанович записался в народное ополчение. Вместе с ним был весь его курс – двести девять ребят! Только один его сокурсник остался в тылу – если таким можно было назвать осажденный Ленинград – по причине крайне слабого зрения.

26 сентября 1941 года он стал бойцом Второй дивизии народного ополчения. Этим Даниил Натанович гордился – и одновременно сожалел! Дело в том, что дивизия вместе с другими частями Красной армии – моряками, пехотинцами, ополченцами – в августе сорок первого остановила немцев – впервые в истории Второй мировой! – на берегах Воронки. Какие только реки не форсировали фашисты! Одно только перечисление преодоленных ими великих водных путей заняло бы целый абзац. А вот крохотная Воронка, в самом широком месте раскинувшаяся аж на целых двенадцать метров, стала непреодолимой преградой для покорителей Европы. И Даниил Натанович страшно жалел о том, что ему не пришлось участвовать в этих боях.

Последний бой дивизия, ставшая Краснознаменной Ленинградско-Павловской 85-й стрелковой, дала на Куршской косе: ее бойцы принудили сдаться окруженную там трехсоттысячную группировку эсэсовцев. «Вот вам и драматургия истории! – восклицает Даниил Натанович. – Они первыми остановили врага, а потом дали ему последний бой!» Но и в этих боях нашему герою тоже не удалось поучаствовать: весной 1944-го он был ранен осколком гранаты и отправлен в тыловой госпиталь – в Ленинград!

…ОНА – ДОЛГАЯ

Ну, «не повезло» Даниилу Натановичу принять крещение с родной дивизией, да и проститься с ней как следует не удалось! Однако все время – с сентября сорок первого по апрель сорок четвертого он был со своим соединением: то в роли военного переводчика (сказалось «питерское» образование!), то в роли командира стрелковой роты. Все военные специальности в блокаду – на передовой! – были нужны. Тем не менее, первую награду, боевой орден Красной Звезды Даниил Натанович заработал за… письменным столом!

В первый период войны плененных немцев, прямо скажем, было маловато. Вот и приходилось нести обычную (!) воинскую службу на передовой. Но однажды наши разведчики захватили в плен немецкого полковника. При нем был секретный документ, предназначенный только для офицеров в звании не ниже полковника. Документ читался с большим трудом, к тому же был напечатан готическим шрифтом. Чтение, расшифровку и перевод поручили нашему герою. Он, находясь под пристальным вниманием сотрудников спецслужб, приложил огромные усилия, и выполнил приказ командования. Документ предписывал зарыть в районе дислокации одной из фашистских артиллерийских частей мины и снаряды, начиненные боевыми отравляющими веществами. Получив зашифрованный сигнал, немецкие пушки должны были открыть ожесточенный огонь, позволив тем самым обнаружить себя советским артиллеристам, ведущим контрбатарейную войну. Наш ответный огонь вызвал бы разрывы скрытых химических боеприпасов и – смерть от них немецких солдат! Эта чудовищная провокация дала бы повод обвинить советскую сторону в нарушении международной конвенции и позволила бы залить Ленинград ядовитыми газами огромной поражающей силы.

О том, какую роль сыграл его перевод, Даниил Натанович узнал только после войны, когда прочитал изданную переписку Сталина с Черчиллем. Сталин поведал британскому премьеру о готовящейся провокации, и тогда Черчилль выступил с публичным заявлением. В нем говорилось о том, что в случае применения химического оружия против Ленинграда союзники используют против Германии свою боевую химию, что, при высокой плотности населения, станет настоящей катастрофой для немцев. Провокация была сорвана!

Но в завершение «военной темы» не могу не сказать, что Даниил Натанович, кавалер двух боевых орденов и многих медалей, самой важной наградой считал медаль «За оборону Ленинграда».

НАВЕЧНО В ПАМЯТИ

Ах, если бы можно было забыть эту клятую войну! Но она вечно будет сидеть занозой в памяти каждого советского – российского человека. Вот и Даниил Натанович не мог забыть ее. «Фронтовым» писателем он стал относительно поздно, когда в семидесятые годы опубликовал повесть «Приказа умирать не было». После нее последовали книги «Дорога на Стрельну», «Секрет политшинели», другие повести и рассказы, посвященные Великой Отечественной. Иначе и быть не могло: Даниила Натановича постоянно задевало то, что большинство повествователей, рассказывая о бессмертном подвиге Ленинграда, как-то мало и не всегда убедительно рассказывали о воинах Ленинградского фронта…

А ведь бойцы на передовой несли точно такие же тяготы, что и жители осажденного города. И потому Даниил Натанович нетерпимо относился к расцветающим в последнее время мифам о блокаде Ленинграда и о Ленинградском фронте. Недобросовестные «свидетели» охотно рассказывают о подлецах, для которых война, по старой пословице, стала «что мать родна». Много что бывало в страшные девятьсот дней, но – черные страницы не стали определяющими в истории подвига нашего города, его жителей и солдат, оборонявших его. Мало того – город и фронт сражались, работали и творили. В 1944 году Аль, воюя на Ленинградском фронте, пишет статью «Русская интеллигенция в изображении А. П. Чехова», приуроченную к сороковой годовщине смерти писателя. Этот факт говорит о многом!

Я знаю, что он, человек, руководившийся в жизни неукоснительными правилами приличия, не позволил бы мне здесь поименно назвать его оппонентов – из числа первых лиц нашей литературы и искусства, которые считали, что подвиг Ленинграда не имел смысла. Да, были и есть такие, которые полагали, что «камни» надо было отдать оккупантам! «Как они могли так говорить? И что это за камни? Эрмитаж, Публичная библиотека?» – возмущался Даниил Натанович. И вовсе не случайно, что в его филиппике второе место после Эрмитажа занимает Публичка…

В 1944 году Главковерх своим приказом отозвал с фронта студентов последних курсов: война заканчивалась, и страна нуждалась в учителях, инженерах, ученых. Под этот приказ попал и Даниил Натанович, получивший, к тому же, ранение. Фронтовые эскулапы не смогли справиться с осколком гранаты, а вот в Ленинградском госпитале (кажется, он тогда назывался челюстно-лицевым) ему сумели помочь.

ВОЙНА ОКОНЧЕНА, РЕБЯТА!

Должен признаться, что мне неоднократно приходилось вступать с моим героем в тяжкие споры: ну никак не хотел он предавать гласности незначительные, казалось бы, факты его биографии!

Старший лейтенант Аль на государственных экзаменах в 1945 году говорил с трудом – последствия ранения! Однако строгий (я бы сказал – придирчивый!) преподаватель на экзамене потребовал от него рассказать о подвиге легендарного Сидора Ковпака, прошедшего с партизанским отрядом «от Путивля до Карпат» и буквально только что выпустивший об этом одноименную книжку! Резонный довод фронтовика о том, что в это самое время он воевал и лечился в госпитале, так что просто не мог знать о подвигах партизана, во внимание принят не был. И только вмешательство ректора Университета (им тогда был Александр Алексеевич Вознесенский, брат Николая Вознесенского, расстрелянный в 1950 году по «Ленинградскому делу») позволило восстановить справедливость: Даниил Натанович получил заветный «красный» диплом. Правда, никаких преимуществ он не давал, но – дело чести!

Война окончена, да здравствует наука! И он погружается в нее с головой. Аспирантура в любимой Публичке, и диссертация, в которой он на исторических фактах доказал, что Иван Грозный, наверное, первым из отечественных правителей, «отредактировал» историю собственного правления… Официальный оппонент, тогда еще кандидат филологических наук Дмитрий Сергеевич Лихачев писал: «Работа Д. Н. Альшица «Иван Грозный и приписки к Лицевым сводам его времени” представляет выдающийся интерес для изучения ряда наименее ясных вопросов царствования Грозного. Читается работа Д. Н. Альшица легко: она написана с увлечением, хорошим языком и обладает стройным планом. Надо пожелать, чтобы работа поскорее появилась в печати».

Лихачеву вторит академик Степан Веселовский: «Я принимаю и считаю вполне убедительно обоснованными почти все выводы Д. Н. Альшица: «Авторство Ивана Грозного в этом деле можно считать неопровержимо доказанным».

А как отреагировали на такую ужасную работу тогдашние власти? Особенно в то время, когда лучший друг физкультурников и историков сам диктовал нашей стране ее прошлое? По их мнению, Даниил Натанович допустил в диссертации страшную ошибку: ни разу не упомянул имя вождя всех времен и народов! Альт рассказывал мне, что, просматривая авторефераты соискателей ученых степеней, обнаружил, что очень полезный труд о температуре тифозных вшей начинался словами: «Как учит нас товарищ Сталин…»

От себя добавлю, что в год празднования столетнего юбилея другого вождя один наш земляк защитил кандидатскую на тему развития популяции клещей в подстилке шалаша Ленина в Разливе… Сильны традиции!

НОВЫЕ «УНИВЕРСИТЕТЫ»

Вместо ученой степени кандидата исторических наук Особое совещание при МВД СССР сочло необходимым отправить Даниила Натановича на десять лет в Каргопольский лагерь строгого режима. Обвинение было стандартным – знаменитая статья 58.10, часть 2-я: «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти (...) совершенное при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, влекут за собою высшую меру социальной защиты – расстрел (...) при смягчающих обстоятельствах лишение свободы на срок не ниже трех лет...»

Можно предположить, что не только «пропаганда и агитация» против вождя народов и вольные разговоры с коллегами стали причиной преследования молодого историка. Вполне вероятно, что, руководствуясь методикой тех лет, «правоохранительные» органы стремились вытащить из него показания против старших коллег и товарищей.

Не получилось у них! Да и последовавшие пять с лишним лет в тюрьме и лагере не заставили настоящего ученого изменить принципам. И после смерти Сталина он отказался выходить на свободу по «помилованию», по прощению властями, а стал добиваться – и весной 1955-го добился! – полной реабилитации.

Даниил Натанович в лагерно-тюремных «университетах» оставался настоящим ученым. Вот что он писал в предисловии к своим воспоминаниям, опубликованным в журнале «Нева» под названием «Хорошо посидели»: «Как профессиональный историк и сотрудник великого архивного хранилища — Отдела рукописей Публичной библиотеки я, разумеется, достаточно хорошо понимал, как важно записать и по возможности сохранить в памяти и на бумаге то, что приходилось видеть и переживать в тюрьме, на этапе и в лагере. И, как говорится, слава богу, многое и в памяти, и на бумаге сохранить удалось. В своих записках я ничего не вымышляю и ничем не дополняю сохранившееся в моей памяти. Впрочем, искушения заниматься какими-либо «приписками» к тюремно-лагерной действительности у меня никогда и не появлялось».

НИКОГДА НЕ СДАВАТЬСЯ!

Из Каргопольлага вышел не сломленный тридцатишестилетний старичок, а крепкий силой и духом молодой человек, наделенный незаурядными способностями. И, конечно же, сразу в любимую Публичку,

Передо мной на столе «Библиографический указатель научных трудов, художественных произведений и публицистики», составленный к юбилею Даниила Натановича. Начинается он упомянутой в начале статьи работой 1939 года о «Роли Куликовской битвы…», и, включив 162 работы… не заканчивается! Потому что уже после празднования в двух издательствах вышли в свет еще две его книги: «Воспоминания об удивительных людях в удивительных обстоятельствах» и сборник трудов «От легенд к фактам. Разыскания и исследования новых источников по истории допетровской Руси». Уверен – Даниил Натанович мог бы написать и издать еще не одну книгу...

Произведения Аля ставили выдающиеся театральные режиссеры Акимов и Товстоногов; его пьесы «Опаснее врага» (в соавторстве с Раковым) и «Правду! Ничего, кроме правды!!» были отмечены Первыми премиями Всесоюзных конкурсов. Кроме научных трудов и пьес, он писал стихи. Назову только лагерную подборку «Мысль о свободе гордая живет в стенах тюрьмы» и стихотворную легенду «Мать Ивана Грозного».

И еще один маленький штрих к портрету этого замечательного человека. Видимо, все-таки ему совместно с Раковым принадлежит определение – «шестидесятники». Накануне Нового 1960 года они поздравили коллектив Ленинградского Театра комедии следующими словами: «Итак, начинаются шестидесятые годы ХХ века. «Люди шестидесятых годов»!.. 100 лет назад это звучало гордо. «Шестидесятниками» называли людей передовых, чистых, смелых. Став теперь «шестидесятниками» ХХ века, мы должны внести в это слово новый высокий смысл».

И сделали это!

Есть расхожая фраза: «Годы берут свое». Однако она была совершенно неприменима к Даниилу Натановичу! Скорее, во исполнение формальностей, связанных с возрастом, в 1984 году он «ушел на пенсию». А если быть совсем уж точным – тогда он полностью отдался творческой и преподавательской деятельности. Даниил Натанович Аль до последнего дня оставался любимцем студентов и студенток, профессором Санкт-Петербургского Университета культуры и искусств, где с 1972 года вел курс «Основы теории драматургии», а также профессором исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, на котором читал спецкурс «Исторические корни современной русской культуры». Мне, его «юному другу», как называл меня, зрелого мужика, Даниил Натанович, остается только одно: сделать все возможное для того, чтобы память об этом светлом человеке сохранилась на долгие годы, и чтобы юное поколение петербуржцев училось жизни и науке по его книгам.