Имя Николая Степановича Гумилева еще при жизни было окружено легендами, возникновению которых способствовал сам поэт. Их количество только возросло после его трагической гибели, обстоятельства которой так и не выяснены до конца. Долгое время ничего не было известно и о секретной военной миссии поэта, которую он выполнял за рубежом в Абиссинии, Лондоне и Париже, являясь сотрудником атташата особого экспедиционного корпуса Российской армии.

Абиссиния для русской души

В 1906 году Николай в возрасте двадцати лет по настоянию отца и по собственному призванию поступил в морской корпус. Однако уже через год сын корабельного врача, с детства мечтавший о море и путешествиях, внезапно оставил военную карьеру морского офицера и уехал учиться в Сорбонну. Безусловно, этот поступок не мог остаться без внимания военной разведки Франции.

В Сорбонне Николай Гумилев не показал особого прилежания к изучению философии и вскоре был отчислен из университета. Зато поэт проявил большой интерес к путешествиям, причем интерес этот распространялся на конкретную африканскую страну – Абиссинию. Слухи о далекой стране «черных крестьян» доходили до России уже в ХVIII веке, но только в середине ХIХ-го туда пробралась экспедиция под командованием Егора Петровича Ковалевского.

Не многие сегодня знают, что абиссинцы в значительной степени были людьми православными, которых русские миссионеры обратили в свою веру задолго до того, как эту страну попытались поработить итальянцы и англичане. Когда в конце ХIХ века Италия вознамерилась превратить Абиссинию в свою колонию, Россия с большим сочувствием отнеслась к эфиопам, боровшимся за свою свободу. 7 декабря 1895 года войска императора Менелика нанесли итальянцам первое поражение под Або-алачи, одолев отряд майора Тозелли, а вскоре в битве при Адуа полностью разбили войска захватчиков. Есть сведения, что эфиопы не брали итальянцев в плен: их негде было содержать и кормить. Пленных кастрировали и отпускали на свободу. Это вызвало у итальянских солдат неописуемый ужас.

Во время этой войны Главное управление Российского общества Красного Креста направило в Абиссинию санитарный поезд во главе с генералом Шведовым, который развернул там полевой госпиталь. Русские врачи оказали помощь многим тысячам раненых и больных. Этим они заслужили любовь и благодарность абиссинцев, прежде недоверчиво относившихся к европейцам. Неудивительно, что Гумилев так стремился в эту героическую страну, населенную православными эфиопами.

Считается, что Николай Степанович написал свои первые «африканские» стихи («Жираф», «Носорог», «Озеро Чад»), еще не успев лично познакомиться с черным континентом. Читатели отмечали полную достоверность Гумилевских описаний африканской природы. Однако поэт считал своим долгом побывать в таинственной Абиссинии, чтобы проверить, насколько тонко и точно он отобразил в своих стихах африканский колорит, и найти в далекой Африке новые темы и слова для своих стихов.

Отец Гумилева категорически возражал против этой поездки. Однако Николай сэкономил деньги из тех, что присылались ему ежемесячно отцом на обучение в Париж и попытался проникнуть «зайцем» на пароход, идущий в Африку. В одном из портов в устье Сены Гумилев был арестован и снят с парохода, но затем все же попал на другой корабль, идущий в Александрию с группой паломников. Все время морского перехода он провел в трюме, разделяя с паломниками их скудную трапезу. По словам своей невестки, Гумилев хранил это путешествие в тайне от родных.

В последующие годы Николай Степанович совершил несколько поездок в далекую африканскую страну Абиссинию. Чем же была продиктована эта странная и необъяснимая тяга к путешествиям по уже знакомым, труднопроходимым и опасным местам? Можно предположить романтическую любовь Гумилева к прекрасной эфиопке или страсть к охоте на диких африканских зверей. Известен эпизод, когда храбрый Гумилев в одиночку сразился с леопардом и победил его, вызвав изумление и восхищение аборигенов.

Но только ли этими причинами была вызвана странная страсть поэта к экзотическим поездкам?

Имеется любопытный документ из тех далеких времен. Это рассекреченная служебная записка, написанная неким информатором: «… источник, непосредственно общавшийся с местным населением, утверждает, что многие абиссинцы по-прежнему исповедуют православную веру, тепло и дружелюбно относятся к России и русским. С другой стороны – военная агрессия Франции встречает отпор местного населения. Отдельные вожди племен высказывают просьбы – оказать им военную поддержку в борьбе с французами. Однако следует учитывать, что местные аборигены не способны оказать какое-либо серьезное сопротивление. Поэтому участие России в этом мероприятии чревато тяжелыми последствиями…» Эта справка, естественно, не имеет определенного автора. Им мог быть и русский священник, служивший в начале ХХ века в одном из приходов в Абиссинии, и путешествующий по тем краям молодой студент, хорошо знающий французский язык...

Жрица озера Чад

В 1908 году Гумилев совершил второе путешествие в Африку. О маршруте его ничего не известно, поскольку путешествовал он в одиночку. По штемпелю на письмах известно, что 1 октября он находился в Александрии, 3 октября в Каире, 6 октября опять в Александрии. Однако возможно, что он совершил более длительное путешествие – поднялся на пароходе вверх по Нилу, затем добрался с каким-то караваном до границ Судана и даже охотился на диких зверей. По возвращении домой Гумилев живо описывал родным и друзьям весь свой путь, пройденный с караваном, жуткие моменты при охоте, стоянки в пустыне и многое другое. У Николая Степановича был редкий дар рассказчика, и он с восторгом и пафосом уносил своих близких в головокружительную высь чарующей сказки.

29 сентября 1909 года Гумилев получил согласие Анны Горенко на брак, а уже 30 сентября уехал из Киева, чтобы отправится в свое третье африканское путешествие. На этот раз он собрался в Абиссинию, где давно мечтал побывать. Не получив согласия Вячеслава Иванова присоединиться к нему в Каире, Гумилев снова путешествовал в одиночестве. Его маршрут шел через Порт-Саид, Джидду и Джибути по Красному Морю, откуда он добрался до Дире-Дауа и далее совершил ряд поездок на мулах.

В свое четвертое африканское путешествие Гумилев отправился вскоре после медового месяца. Пароходом он доплыл опять до порта на Красном море – Джибути. В ноябре или декабре 1910 года он побывал в столице Абиссинии – Аддис-Абебе. В конце декабря во дворце абиссинского негуса Менелика был устроен торжественный прием в честь внучатого племянника негуса – Лидж-Иасса. В числе приглашенных оказался и Гумилев. Куприн писал: «Мне хорошо известно, что он (Гумилев) от негуса абиссинского народа получил милостивое и совсем ненужное ему разрешение охотится на слонов и добывать золото в пределах абиссинских владений». Во время четвертого африканского путешествия Гумилев даже пытался охотиться на льва, но безуспешно.

С этим путешествием связан очень рискованный эпизод в жизни поэта, который напоминает нам сюжет его стихотворения «Озеро Чад», написанного за три года до поездки. В стихотворении приводится монолог жены африканского вождя и жрицы озера Чад, которая была им похищена, ее муж, попытавшийся вернуть свою жену, погиб.

По возвращении Гумилева из четвертого путешествия в Африку в Петербурге пошли слухи, что у Николая Степановича был роман с негритянской принцессой. Об этом рассказал Всеволод Рождественский, с которым Гумилев был близок по «Цеху поэтов». По его словам, Гумилев в тот раз действительно совершал поездку к верховьям притоков Голубого Нила в экспедиции француза Мишеля де Вардо. Когда пришла пора возвращаться, у Гумилева случился роман с женою одного из местных князьков – абиссинки славились своей красотой. Гумилев пытался похитить ее, но был схвачен и посажен в яму. Ему грозила голодная смерть, если бы служанки царицы не носили ему тайком пищу. В конце концов все закончилось благополучно: верные воины царицы освободили поэта и он смог уехать с французской католической миссией.

Ученик Гумилева Георгий Иванов, с которым у Николая Степановича были доверительные беседы, писал, что у Гумилева происходили вполне реальные стычки с местным населением: «Он проникал в неисследованные области, изучал фольклор, мирил враждовавших между собою туземных царьков. Случалось – давал сражения». Гумилев, правда, не мог о них распространяться, так как российский подданный не имел права принимать участие в вооруженных конфликтах чужой страны.

Особые поручения

С пятой экспедицией Гумилева в Абиссинию также связано немало загадок. Российское правительство профинансировало ее как этнографическую, а Гумилев был назначен руководителем и получил бесплатно от Главного артиллерийского управления оружие и боеприпасы. Ему был обеспечен бесплатный проезд на пароходе Российского Добровольного флота, даны рекомендательные письма в Русскую Православную миссию в Абиссинии и к российскому вице-консулу в Джибути. Российское правительство имело серьезные политические интересы в Абиссинии. Это была последняя африканская страна, оставшаяся непокоренной, защитившая свою независимость от западноевропейских колонизаторов. Абиссинцы с большим дружелюбием относились к русским, которые помогли им в борьбе с западноевропейскими агрессорами. Поэтому Абиссиния считалась форпостом России на африканском континенте.

Не будучи специалистом, Гумилев оказался великолепным руководителем научной экспедиции, собрал богатую этнографическую и энтомологическую коллекции. Однако все же остается неясным, почему Гумилеву поручили руководство научной экспедицией в малоизученную и трудно доступную для путешествий страну. Ведь он не был ни этнографом, ни известным путешественником, ни профессиональным военным. Скорее всего, ему были даны какие-то особые секретные поручения. Ведь время было тревожное – назревала Первая мировая война.

Несомненно, что досье Гумилева было тщательно изучено. Выяснилось, что он уже несколько раз побывал в Африке, в том числе в Абиссинии; что он смелый и волевой человек, бесконечно преданный России, умный, находчивый и сможет добросовестно выполнить поставленные перед ним специальные задачи: собрать сведения о политическом положении в Абиссинии, о возможном участии разных абиссинских племен в военных действиях на стороне России, если таковые развернутся на черном континенте. Такие поручения Гумилев должен был выполнить как секретные, официально занимаясь только этнографическими исследованиями. Он охотно взялся за это и в дальнейшем сохранил свою деятельность в тайне.

Если предположить, что перед началом последней экспедиции в Абиссинию Гумилев действительно получил специальные поручения военного ведомства, то после возвращения он составил какой-то письменный отчет, который наверняка был засекречен и помещен в секретные архивы, недоступные для рядовых исследователей. Однако почти всегда остаются какие-то следы, позволяющие высказать обоснованные предположения даже о засекреченных фактах.

В журнале пятом номере журнала «Нева» за 1914 год была опубликована статья Гумилева «Умер ли Менелик», которая свидетельствует о том, что Николай Степанович прекрасно разбирался в политике, проводимой западными странами по отношению к Абиссинии. Когда в конце ХIХ века Абиссиния подверглась нападению сначала итальянских, а затем английских и французских войск, босоногие абиссинские ашкеры с устаревшими ружьями разгромили наголову европейских солдат, вооруженных пушками и винчестерами. В значительной мере эти победы связаны с тем, что абиссинцами командовал легендарный полководец и негус (Царь царей) Менелик II, сумевший объединить абиссинские народы в единое государство.

В этой статье Гумилев приводит политический анализ возможной ситуации – что было бы, если бы европейцам удалось убрать Менелика. Тогда возник бы спор феодалов за императорский трон, недавно покоренные народы возмутились, и эта взрывоопасная обстановка оказалась бы предлогом для европейцев разделить между собой Абиссинию. Гумилев каким–то образом проведал о тайных соглашениях, которые заключили между собою белые колонизаторы: Французы должны были получить восточные области, итальянцы – северные и часть южных, остальное – англичанам. В своей статье Гумилев опроверг сведения о смерти Менелика, появившиеся в европейской прессе, и рассказал скрываемую западными политическими деятелями историю отравления абиссинского негуса. На самом деле Менелик скончался в 1913 году, незадолго до отъезда Гумилева в Россию. И Гумилев сохранил эту тайну.

Вряд ли поэт Гумилев, далекий от политики и занимающийся собиранием этнографических образцов, сумел бы так глубоко проникнуть в скрываемые от всех дипломатов обстоятельства внутренней жизни Абиссинии и планы ее врагов, если бы он не выполнял специального задания на сбор такой информации от Военного министерства России.

Подтверждением этого является также подготовленный им документ – «Записка об Абиссинии», которая была впервые опубликована в 1947 году. Записка была составлена летом 1917 года в Париже, где Гумилев служил в штаб-квартире объединенного командования «Антанты». В этом кратком и точном документе содержался анализ возможностей использования абиссинцев в военных действиях. Были рассмотрены все аспекты привлечения разных племен абиссинцев к возможным сражениям, а также оценено количество лошадей и мулов, которых можно закупить для военных надобностей. Несомненно, что сбор таких сведений не входил в прямые обязанности этнографической экспедиции. Этот документ является очевидным свидетельством того, что Гумилев наверняка получил перед поездкой специальное задание на сбор военной информации в преддверии будущей войны. Не исключено, что перед поездкой он прошел специальный инструктаж – уж очень профессионально в «Записке» поставлены вопросы использования абиссинцев в случае войны. Тогда становится понятным и назначение его руководителем экспедиции, и получение им от Военного Министерства бесплатного оружия и его бесплатный проезд в оба конца на русском пароходе, ведь он был послан как военный разведчик.

Автор очерка считает вполне уместным привести небольшой отрывок из знаменитой «Записки», в котором Гумилев говорит о себе: «Я побывал в Абиссинии три раза и в общей сложности провел в этой стране почти два года. Я прожил три месяца в Хараре, где бывал у раса (деджача) Тафари, некогда губернатора этого города. Я жил четыре месяца в столице Абиссинии Аддис-Абебе, где познакомился со многими министрами и был представлен ко двору бывшего императора российским поверенным в делах Абиссинии. Свое последнее путешествие я совершал в качестве руководителя экспедиции, посланной Российской Академией Наук».

«Записка об Абиссинии» была обнаружена в лондонском архиве Бориса Анрепа, который в то время был русским военным разведчиком в Англии. Она имела подзаголовок «Записка относительно могущего представится набора добровольцев для французской армии в Абиссинии». Однако и тут все выглядит в достаточной степени нелогично: трудно представить, что гордые абиссинцы согласятся пойти наемниками к французам, нападение которых они перед этим отразили и поэтому должны их ненавидеть. Это хорошо понимал Гумилев. Кроме того, этот заголовок вообще написан не рукой Гумилева. Нет также никаких данных, что этот документ был передан французам.

Военная одиссея Николая Гумилева

24 августа 1914 года Гумилев стал добровольцем лейб-гвардии уланского полка несмотря на то, что его забраковала медицинская комиссия. Он попал во взвод конной разведки, совершающий рейды в тыл врага, связанные с постоянным риском и опасностью. Позднее Гумилев перевелся в Александровский гусарский полк и сражался с особой храбростью. За ночную разведку, в которой Николай проявил бесстрашие в схватке с германским разведчиком, он был награжден Георгиевским крестом 4-ой степени, а 15 января «за отличие в делах против германцев» произведен в младшие унтер-офицеры. Вскоре за спасение пулемета под огнем противника унтер-офицер Гумилев был награжден Георгиевским крестом третьей степени. Свои впечатления об участии в боевых действиях Гумилев описал в очерках «Записки кавалериста», которые печатались в газете «Биржевые ведомости» с февраля 1915 года по январь 1916-го.

Из-за болезни легких Гумилев был отослан на излечение в Царскосельский госпиталь и освобожден от военной службы, но затем снова добился, чтобы его отправили на передовую. И вдруг совершенно внезапно его сняли с передовой и сначала определили в корпус офицеров-наблюдателей, а затем направили в служебную командировку по закупке сена для кавалерийской дивизии. На самом деле его, скорее всего, определили на краткосрочные курсы военной разведки. Во время этой «командировки» Гумилев снова заболел, а после выздоровления его направили во Францию в составе русского экспедиционного корпуса. К моменту отправки Николая Степановича в России произошла Февральская революция. Временное правительство было намерено выполнять союзные соглашения и продолжало отправку русских солдат. Гумилева изначально планировали определить на Салоникский фронт, однако оставили в качестве офицера для поручений при военном комиссаре Раппе. Из Парижа он писал своей жене Анне Ахматовой, что остался в распоряжении здешнего наместника Временного правительства. Однако по официальным документам работа Гумилева была сугубо канцелярской, а именно – составление приказов Военного комиссара, рассылке телефонограмм и агитационных листовок. Гумилев же дал понять жене, что занимается работой вроде той, которую выполняет Анреп в Англии. Что делал Анреп в Англии (а это была военная разведка), могло быть известно Ахматовой.

Отзыв Гумилева с фронта совпал с приездом Анрепа в Петроград. Гумилеву дали, по официальным сведениям, хозяйственную работу, а скорее всего, отправили учиться в какую-то секретную школу, а затем отослали во Францию. Можно предположить, что в изменениях военной судьбы Гумилева сыграл роль именно Борис Анреп, который, находясь на секретной работе, порекомендовал хорошо ему знакомого Николая Степановича как возможного военного разведчика во Франции.

По-видимому, Гумилева предполагали отправить все же на Месопотамский фронт, так как он со своим пониманием Ближнего Востока мог оказаться полезным русской военной разведке. О том, что его планируют отправить не в Солоники, а на Персидский театр военных действий, Гумилев знал еще в начале 1917 года до своего отъезда в Русский экспедиционный корпус.

Однако денег на проезд Гумилева в Персию у Временного правительства не нашлось. А отсутствие денежного довольствия для Гумилева англичане восприняли как отсутствие надежных рекомендаций, и кандидатура его была отклонена.

То, что у Временного правительства не оказалось небольшой суммы денег для проезда Гумилева, естественно при полной неразберихе и возросшей коррупции, которая имело место при Временном правительстве. Но почему англичане не нашли денег на эту поездку? Может быть, они поняли, с какой целью Николай Степанович так настойчиво стремится в Месопотамию и не захотели иметь на контролируемой ими территории русского Лоуренса? А может быть, из него захотели сделать двойного агента, и Гумилев не согласился стать таковым?

Какое-то время Гумилев проработал в шифровальном отделе Русского правительственного комитета в Великобритании, что также служит косвенным доказательством его причастности к работе разведчика: простого канцеляриста к столь секретной работе не допустили бы. В Лондоне Гумилев часто общался с Борисом Анрепом, который пытался устроить друга на работу в шифровальный отдел министерства по делам Индии, то есть в святую святых английской секретной службы. Однако эта затея не увенчалась успехом

Тревожные события в России ускорили возвращение Гумилева в Петроград в мае 1918 года. Его отъезд на родину сопровождался не вполне обычными действиями. Он уезжал, как солдат, который отправляется на опасное боевое задание, оставив у Анрепа весь свой архив, копии документов о деятельности в Париже, свои боевые ордена – два Георгиевских креста и орден Святого Станислава третьей степни, свои письма и стихи. 4 апреля 1918 года Гумилев отплыл в Мурманск на военном транспорте.

Гумилев знал, какие трудности ожидают его в разоренной России, ведь через него проходила вся русская военная корреспонденция в Париже, а позднее и в Лондоне. Однако желание возвратиться на Родину было непреодолимым. Ведь во время Первой мировой войны и службы в Русском Экспедиционном корпусе Гумилев приобрел опыт не только профессионального военного, но стал еще и профессиональным разведчиком и, по-видимому, намеревался этот свой опыт использовать на пользу Родины. И тогда не случайным оказалось его активное участие в деятельности боевой Петроградской организации.

Приведенные факты свидетельствуют о том, что деятельность Гумилева в Париже не ограничивалась только канцелярской работой и что его отъезд в Россию преследовал вполне определенные цели. В 1936 году известный журналист и эмигрант Брешко-Брешковский опубликовал за рубежом свою статью по результатам бесед с полковником Неваховичем, который был связан и с русской контрразведкой, и с британскими секретными службами. Во время гражданской войны Невахович был в составе следственной комиссии на стороне белого движения. Вот что он рассказал: «Целая фаланга опытных разведчиков была брошена и на Западный фронт, и на Турецкий, и на Балканы. В числе их был командирован во Францию и в Салоники с целым рядом секретных поручений и молодой кавалерийский прапорщик Гумилев. Только теперь стало известно, как блестяще выполнил Гумилев первую часть возложенных на него задач. Приход большевиков к власти застал Гумилева в Париже. Русские вышли из игры. Английское правительство, успевшее оценить и по настоящему полюбить Гумилева, предложило ему на выбор три комбинации. Первая – окончательно перейти в «Интеллидженс» сервис и уехать на Месопотамский фронт, куда его усиленно звал Лоуренс Аравийский, много о нем наслышанный. Вторая – отправится в одну из белых армий при английском штабе разведки и контрразведки. Третье – самое жуткое – вернуться в Советскую Россию для взрыва большевиков изнутри». Гумилев был блестящим русским офицером и выбрал последний вариант.

К сожалению, большая часть российских военно-исторических архивов, содержащих материалы по Первой мировой войне, все еще засекречена. Поэтому мы можем строить лишь предположения о деятельности Гумилева в Первую мировую войну в роли военного разведчика. Однако приведенные факты свидетельствуют о том, что наши предположения кажутся достаточно обоснованными. Кроме того, они объясняют дальнейшую трагическую судьбу великого русского поэта и патриота, обвиненного в участии в контрреволюционном заговоре и расстрелянного в августе 1921 года.

Дело о реабилитации Николая Степановича Гумилева растянулось на многие годы, и доброе имя его было восстановлено лишь спустя 70 лет…