…На пороге появился странный субъект, бритый, одетый в офицерскую форму без погон, с белой повязкой на левой руке, на которой четко виднелись две буквы — В.К. (военный корреспондент – С.К.).
— Дворянин Ножин, — представился он, отдавая честь... — Я состою военным корреспондентом артурской газеты «Новый край».
— Артурская сплетница тож, — проворчал поручик...

Так мы впервые знакомимся с этим странным и противоречивым персонажем, благодаря Александру Николаевичу Степанову, автору романа «Порт-Артур»,а заодно получаем и оценку городской газеты – «артурская сплетница».

Что сказать, прекрасный роман, которым я зачитывался в детстве и который пробудил во мне интерес к далекой русско-японской войне на не менее далеком театре военных действий в неведомом Порт-Артуре. С годами пришло понимание, что автор – сын командира батареи, юный кадет-отпускник, прошедший геройски всю оборону крепости, раненый при одном из штурмов, является отъявленным вралем и фанфароном.

Дело в том, что к 1903 году в Русской Императорской Армии был только один капитан артиллерии Николай Степанов. Это документально доказано. Ошибка исключена. Именно у этого офицера была жена Лидия Николаевна и сын Александр, родившийся в 1892 году в Одессе, учившийся в Сумском кадетском корпусе. Эти факты с точностью повторяют официальную биографию писателя. Так что во время осады Порт-Артура папенька великого писателя героически оборонял от японского супостата… Керченскую крепость, а сынок бил японцев разве что во сне. Поэтому верить ему нужно с опаской. В «Порт-Артуре» Степанова газета — лишь мелкая деталь повествования, а Ножин — второстепенный и отталкивающий персонаж: слабак, недотепа, трус, ябеда, прихлебатель... Словом, совсем непорядочный тип. Ножина писатель представляет сатирически, а Евгений Константинович – человек, хоть и предвзятый, но лично храбр. Кинчжоуский бой, отступление – это списано в роман без всякого стеснения у того же Ножина почти дословно.

А каким человеком на самом деле был этот корреспондент? — вот тут нас подстерегает множество тайн и загадок. Давайте вместе попробуем просто сопоставить разрозненные факты и известные документально вехи жизни этого репортера.

Родился Евгений в 1874 году в Петербурге. Календарь «Весь Санкт-Петербург» за 1901 год дает адрес Ножиной Натальи Дмитриевны, вдовы подполковника, М.Мастерская, 3. Полагаю, что это как раз и есть мать «нашего» Е.К., а стало быть — он сын подполковника. На 1898 год такого подполковника в списках офицеров армии нет, не исключено, что он умер (погиб) раньше, может даже в Русско-турецкой войне. Ножин писал, что его товарищем по корпусу был Бенон Логгинович Минят (один из артурских офицеров — поручик 26 Восточно-Сибирского стрелкового полка). А Минят окончил Первый кадетский корпус. Стоит заметить, что это военно-сиротский корпус, для детей офицеров, погибших в боях или умерших от ран.

По положению, как военный сирота, он мог быть отдан на казенный кошт в кадетский корпус (матушка, вероятно, уже «не потянула» домашнее образование сынишки).

После корпуса Евгений где-то учился, то ли в военном училище, то ли в университете — упомянутая им вскользь служба в казенной палате вряд ли была бы возможной без соответствующего образования. Так же невозможен был бы и выезд в Японию в 1902 году для занятий педагогической деятельностью. Известно, что Евгений Константинович Ножин перед Русско-японской войной работал преподавателем в Нагасаки, а за день до начала войны ушел на пароходе «Шилка» в крепость Порт-Артур. Какой предмет он преподавал, где именно и кому – неизвестно. Ни в книгах и статьях самого Е.К., ни в других источниках эта тема не освещена. «Прожив в Японии свыше года, я знал об энергичных приготовлениях ее к войне», — пожалуй, это единственная фраза, написанная Ножиным о том периоде своей жизни.

По моему стойкому убеждению, обходит Евгений стороной этот эпизод своей жизни неспроста, так как занимался он банальным шпионажем. От какого ведомства – можно только гадать. Разведкой в тогдашней Российской империи кто только ни занимался! И министерство финансов, и жандармы, и военные инженеры, и пр., пр., пр.. Система подчиненности была довольно запутанной. Что говорить, если губернаторы числились, например, по Министерству внутренних дел!.. Евгений Константинович Ножин прибыл в Порт-Артур 28 января 1904 года, на третий день войны, где сразу же был зачислен на службу в газету «Новый Край» и получил удостоверение военного корреспондента. Ему предложили написать пробную статью об аресте в Нагасаки русских гражданских судов до объявления войны, чему он был свидетелем. Статья понравилась и уже 10 февраля вышла в печать — дебют в газете успешно состоялся. Стоит немного остановиться на личности редактора этой газеты. Все время осады газетой руководил подполковник Пётр Александрович Артемьев. Вот что писал о нем Дмитрий Григорьевич Янчевецкий, один из сотрудников редакции (современному читателю хорошо знаком младший брат Дмитрия Янчевецкого, лауреат Сталинской премии Василий Григорьевич Янчевецкий, более известный под псевдонимом В.Ян, — автор романов «Чингисхан», «Батый», «К последнему морю»): «Проплавав много лет на судах нашей Тихоокеанской эскадры сначала как строевой офицер, а затем в штабе, около двадцати лет наблюдая Китай, Корею и Японию, и наши интересы у берегов Тихого океана, П.А.Артемьев явился самым подходящим лицом для учреждения русской газеты на только что занятом нами Квантуне. Не успели русские устроиться в своей новой колонии, как здесь, благодаря широкой правительственной поддержке и удивительной предприимчивости и неутомимости П.А.Артемьева, уже через год возникла газета, книжный магазин, типография и переплетная. Умение дать газете надлежащий тон и привлечь полезных сотрудников было причиною того, что в два года «Новый Край» вырос из бюллетеней в шестистолбцовую газету, которая является достойной выразительницей русских интересов в многоязычном и воинственном хоре английских, немецких, французских, китайских и японских газет, во множестве издающихся на Дальнем Востоке». Просто удивительная государственная поддержка и предприимчивость, не правда ли? Корреспонденты «Нового Края» работали в главных городах Кореи, Китая и Японии. Сведения, поступавшие от репортеров подполковника Артемьева, вполне могли стать основой для серьезной аналитики, какой занимаются современные контрразведка и разведка. Артемьев называется где подполковником, где капитаном второго ранга, а где и жандармским подполковником, как говориться, выбирайте что кому нравится. Ох, неспроста он приютил под своим крылом нашего корреспондента!

Скоро Ножина вызвал к себе начальник укрепрайона генерал-лейтенант Анатолий Стессель. С чего бы такое внимание командующего к рядовому репортеру? Ножин рассказывает: «Генерал Стессель мне сообщил, что он уедет скоро из Порт-Артура, и что не его дело — крепость строить, и тут всякие штуки, а что сюда едет генерал Смирнов, который, кажется, окончил около десяти академий, и он тут все устроит. Затем он мне преподал отеческое наставление о том, что Царь и Бог в крепости он — генерал Стессель, что он имеет право всякого штатского повесить».

Таким было первое знакомство. Они сразу не понравились друг другу: Ножин впервые увидел самого лютого своего врага, а Стессель — столь же беспощадного своего обвинителя... Но это будет потом, а пока… После Киньчжоуского боя, когда Ножин ярко, прочувствованно рассказал в газете о героизме 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, Стессель направил «Его Высокоблагородию г-ну Е.Ножину, сотруднику газеты «Новый край», официальное письмо: «Приношу Вам сердечную мою благодарность за те правдивые слова, которые увековечили славу полка».

Позвольте, на какой стезе Евгений Константинович заслужил «высокоблагородия»? По гражданской части это чин не менее коллежского асессора, по военной — не ниже капитана (есаула, ротмистра). За какие заслуги? Его однокашник Минят всего лишь поручик, т.е «благородие», до «высокоблагородия» ему еще как медному котелку служить, и это нормально. В мирное время стать капитаном и получить роту лет в сорок считалось нормой у большинства офицеров. Не забудем – репортеру всего тридцать лет! К тому времени наши части, защищавшие Квантунский полуостров, были оттеснены японцами к передовым рубежам порт-артурской крепости. Формально командование должно было перейти к ее коменданту генерал-лейтенанту Смирнову. Но Стессель не собирался делиться властью. Он заявил Смирнову: «Я беру на себя всецело оборону. Штаб крепости расформирую. Вас же буду считать в своем распоряжении». Смирнов на это ответил, что он назначен на должность высочайшим приказом и останется комендантом крепости, «пока Государь Император своей властью от этого меня не отрешит». Между двумя высшими начальниками Порт-Артура началась вражда, которая постепенно проникала в офицерскую среду, будоражила гарнизон, разделяя его на враждующие партии. С началом военных действий в Маньчжурии японцы заметно активизировали разведывательно-диверсионную деятельность. Сначала они предприняли попытку блокировать русскую эскадру во внутренней гавани Порт-Артура с помощью пароходов-брандеров, которые намечалось затопить на входе в нее. Трюмы пароходов были заполнены камнями, и в случае удачи перекрытия фарватера русские броненосцы и крейсера оказались бы в ловушке. Однако ночная диверсия японцев не удалась. Они были замечены, и со стороны стоящего у берега поврежденного броненосца «Ретвизан» по ним открыли огонь из корабельных орудий. Один из пароходов-брандеров был потоплен, другой — сильно поврежден и сел на прибрежные камни.

Одновременно с этим японцы предприняли попытку массовой заброски своей агентуры в Порт-Артур. Это были шпионы, работавшие на военно-морскую разведывательную службу. Жандармский ротмистр Загоровский, обеспечивавший безопасность в крепости, доносил в Харбин начальнику Заамурского корпуса пограничной стражи генералу Чичагову: «Из потопленного у Голубиной бухты брандера удалось высадиться и проникнуть в крепость переодетым японским шпионам, скрывшимся в городе, а по ночам с окрестных высот устраивавшим сигнализацию с неприятельской эскадрой. Две ночи это замечалось. Сигналы подавались фонарем с разных мест и даже между домом коменданта крепости и интендантскими складами. Приняты энергичные меры к задержанию виновных. Сообщается о задержании 20 человек, которые были пойманы при передаче неприятелю сигналов. Населению разъяснялась ответственность за шпионаж в военное время, и было дано поручение гражданскому комиссару объявить об этом и расклеить объявления на русском, китайском и английском языках». Приговор был суров – смерть через повешение.

Тем не менее, особую опасность японский шпионаж приобрел в Порт-Артуре после того, как крепость блокировала японская армия. Позднее выяснилось, что наиболее важные секретные документы, как правило, добывали те вражеские агенты, которые находились на службе у российских чиновников, в семьях старших офицеров в качестве прислуги и домашних парикмахеров. Японских разведчиков было нелегко разоблачить, ибо они брались за любую работу, чтобы получить возможность собирать нужные сведения для Генерального штаба и морского ведомства. Так, известно, что подрядчиком по уборке нечистот в Порт-Артуре был не кто иной, как сам помощник начальника штаба осадной 3-й японской армии. Ежедневно «подрядчик», восседая на ассенизационной бочке, совершал многочасовые поездки по городу, не забывая посетить самые укромные уголки крепости. Поэтому японский командующий генерал-полковник Маресуке Ноги был прекрасно осведомлен обо всех изменениях в системе русской обороны.

Порт-артурская контрразведка проделала определенную работу по повышению бдительности среди гражданского населения, солдат, офицеров, матросов и особенно пограничных стражников. Это во многом ослабило разведывательный потенциал противника. Однако все же следует признать, что эффективность деятельности японских шпионов и кадровых разведчиков в Порт-Артуре и Маньчжурии оказалась достаточно высокой. Знаете, чем занимался ночами наш военный корреспондент? Вместе с пограничниками подполковника Бутусова участвовал в облавах на шпионов, подающих световые сигналы из крепости, с револьвером врывался на явочные квартиры японских агентов и производил аресты с жандармскими патрулями. В общем, вел обычную жизнь корреспондента солидной газеты. Печатал и дезинформацию о якобы действующих русских подводных лодках, после того, как два японских броненосца подорвались на русских минах. Хочу обратить ваше внимание на приведенный снимок Евгения Ножина с его другом Вейканеном и их вестовыми. Во-первых, на фуражке Евгения Константиновича офицерская кокарда, не чиновничья, чиновники носили кокарду не на околыше, а на тулье. Во-вторых, странно, что у него есть вестовой солдат, вооруженный винтовкой. Вестовые положены только действующим офицерам. Солдат на укреплениях крепости не хватает катастрофически, а какому-то репортеришке выделен солдат-вестовой, почему такая честь? Помимо материалов для своей книги об обороне Порт-Артура Ножин собирает материалы и документальные доказательства измены генерала Стесселя. И не особо это скрывает, надеясь на поддержку и покровительство генералов Смирнова и Кондратенко, а так же, возможно, на свою неприкосновенность, как на принадлежащего к неким органам, но его надежды терпят крах. Генерал Кондратенко убит и сразу после этого генерал-лейтенант Стессель отдает приказ жандармам об аресте нашего героя. Вы помните, «что он имеет право всякого штатского повесить». Обвинения просты как дважды-два – шпионаж в пользу Японии. Обвинение очень серьезное, за это можно действительно повесить, как вешали японских шпионов – десятка два или больше, в поимке которых принимал участие Ножин. Крепость уже предназначена к сдаче, кто потом будет разбираться?

Военный корреспондент исчезает. При обыске в его квартире находят черновики таких материалов, что генерал Стессель сходит с ума.

В ночь со 2 на 3 ноября 1904 года по решению совета флагманов был послан из Порт-Артура в Чифу миноносец «Расторопный», под командованием лейтенанта Плена, имея на борту морского врача Штернберга с депешами и донесениями в адрес русского командования. Кроме врача на борту корабля уходил из Артура Евгений Ножин. Кто же спас его, не убоявшись грозного генерала? Это начальник Порт-артурского порта контр-адмирал Григорович. Не стоило бы забывать о том, что В 1896-1897 годах капитан II ранга Григорович находился в Великобритании, являясь военно-морским агентом (атташе), попросту официальным разведчиком. Корпоративная солидарность? Гражданских лиц японцы из плена отпускали, отправляя в Россию, но корреспонденту в плен было не с руки – японцы тоже вешали шпионов.

Прорвав японскую блокаду, к рассвету 3 ноября корабль подошел к Чифу и встал на якорь к востоку от Консульской горки. Поскольку выход из гавани был заблокирован двумя японскими крейсерами и отрядом миноносцев, командир корабля лейтенант Плен, совершенно не оправдывая свою фамилию, приказал взорвать корабль.

В 7 часов вечера были открыты кингстоны и одновременно произведены пять взрывов в разных частях корпуса. Миноносец затонул на глубине 16 футов. После войны русское военно-морское командование передало затопленный корпус миноносца в распоряжение китайского правительства на металлолом с условием не пользоваться им как военным кораблем и вернуть российскому правительству вооружение миноносца. 19 декабря Стессель вступил в переговоры с командиром японской армии, осаждавшей крепость, и подписал капитуляцию. Войска сданы в плен, оружие и припасы также отданы, имущество порт-артурцев брошено на произвол судьбы, и только сделана оговорка о личном имуществе Стесселя, которое японцы позволили вывезти. В плен, в отличие от других офицеров и генералов командующий не пошел, дав слово больше не воевать и выехав в Россию. До суда он был посажен в крепость, уволен в отставку, сперва без пенсии, которая потом, по его просьбе, была ему назначена. Пуришкевич написал на это эпиграмму: Я слышал — Стессель Анатоль Посажен за измену в крепость. Какая, говорю, нелепость: Он сдаст и эту, ma parole! Уезжая, Ножин дал честное слово генералу Смирнову, что не будет ничего публиковать до окончания блокады. Журналист слово сдержал. Ножин подал в 1905 году военному министру просьбу о разрешении привлечь Стесселя к суду за клевету, выразившуюся в наименовании Ножина в официальной бумаге японским шпионом. Через полтора года, в январе 1907- го, Ножин получил ответ, что бывший генерал на военной службе более не состоит и, следовательно, жалоба должна идти в обычном судебном порядке; между тем прошла уже давность для возбуждения дела.

Но не забыл Евгений и своего долга. Его книга «Правда о Порт-Артуре», выпущенная в 1906 году, произвела сенсацию. В ней рассказывалось о настоящих, а не паркетных героях Порт-Артура и о постыдной роли генералов Стесселя, Фока и Рейса. Книга способствовала началу (в 1907 году) судебного процесса над командованием крепости. Вывезенная Ножиным «тьма грязи» оказалась правдой. На процессе генерала Стесселя Евгений Константинович выступил свидетелем обвинения. Вот что пишет о Ножине автор судебной хроники: «Среднего роста, худощавый, в очках, с одними усами, в черном сюртуке с орд. св. Станислава с мечами в петлице, он производит впечатление застенчивого, скромного человека... Рассказывает он гладко, с нюансами, вполне литературным языком».

Обратите внимание – орден с мечами, т.е. за военные заслуги. В феврале 1908 года процесс по делу о сдаче Порт-Артура закончился. По итогам следствия Стессель был признан виновным: в неподчинении приказам верховного командования (о передаче командования и отбытии в Маньчжурскую армию), во вмешательстве в права и обязанности коменданта крепости, в непринятии мер по увеличению продовольственных запасов в крепости, в ложных донесениях командованию о своём личном успешном участии в боях, в ложном донесении императору с объяснениями причины сдачи крепости, хотя на военном совете от 16 декабря 1904 года факты, изложенные в донесении, были неоднократно опровергнуты, в заведомо ложных и несправедливых награждениях орденами Святого Георгия генералов Фока, Надеина и Рейса, в сознательной сдаче крепости на невыгодных и унизительных для России условиях вопреки мнению военного совета, не исчерпав всех доступных средств к обороне, а также сдаче укрепленных сооружений, ослабляющих оборону крепости, в том, что сдав крепость врагу, Стессель не разделил участь гарнизона и не пошел с ним в плен. Генерал-адъютант Анатолий Стессель был приговорен к смертной казни. Но, принимая во внимание героизм защитников крепости, казнь заменили на десять лет заключения в Петропавловской крепости. Стессель оказался за решеткой. Нужно заметить, что высокопоставленный узник не был ограничен ни в питании, ни в получении литературы и прессы, ни в переписке, ни в личном общении с близкими. Всего через год с небольшим, 6 мая 1909- го, он был высочайше помилован и выпущен на свободу «с сохранением всех прав состояния, званий и привилегий». После освобождения Стессель навсегда уехал из России. Он умер в Восточной Пруссии 18 января 1915 года в возрасте 67 лет. Суд над Стесселем поставил жирную точку в карьере журналиста. Пока процесс готовился, пока он тянулся, против неудобного репортера публиковались компрометирующие статьи, выпускались порочащие его брошюры. В итоге автор «Правды о Порт-Артуре» получил клеймо скандалиста и клеветника. Редакции неохотно брались сотрудничать с ним. Свято веривший в великую силу печатного слова, Евгений Ножин был этой же силой оболган, унижен, осмеян и отвергнут... Следующее интересное упоминание о нашем герое относится к Первой мировой войне. Его оставил в своих мемуарах порт-артурец генерал-майор фон Шварц, в августе 1914 года назначенный комендантом Ивангородской крепости: «Не рассчитывая на наличное число военных инженеров, я немедленно вызвал несколько известных мне гражданских инженеров.… Хлопотал я также и о назначении в Ивангород тех военных инженеров, которые при мобилизации были зачислены в пехотные части. Так мне удалось извлечь из одной обозной части отличного инженера, капитана Ивохина. Прибыл инженер-подполковник Мединский и еще несколько человек моих соратников по Порт-Артуру и в их числе Е. К. Ножин и инженер-полковник И. А. Крестинский». По-моему здесь прямо указывается, что Ножин – инженер, или я не прав? Может, он нужен в крепости по другой, вслух неназываемой специальности? Далее сведений об этом человеке нет до 1920 года. Из воспоминаний графа Александра Дю Шайла: «Правление ген. Врангеля в Крыму оказалось эпохой антисемитической пропаганды на основе «Протоколов». Проф. Малахов, священник Востоков, журналисты Ножин и Руадзе, субсидируемые правительством, говорили на всех перекрестках о «Протоколах» и «жидомасонском» всемирном заговоре. Однако большого и реального успеха эта шумиха не имела». Как и когда Ножин эмигрировал неизвестно. Следующей вехой является его участие в работе монархического съезда в 1921 году в Баварии. И, наконец, последнее упоминание о Ножине читаем в «Церковном обозрении» (Белград, 1942, № 9/10): «Ножин Евгений Константинович скончался 8 июля 1942, Карлсбад, сейчас Карлови-Вари, Чехословакия), священник. В прошлом писатель. Священство принял в эмиграции, служил в Югославии в сербском приходе, затем в Германии в русской православной церкви в Лейпциге, позже — в Карлсбаде. Противник коммунизма».