«Стоял тот дом, всем жителям знакомый…»
ЖЗЛ
«Секретные материалы 20 века» №8(420), 2015
«Стоял тот дом, всем жителям знакомый…»
Евгения Назарова
журналист
Москва
2507
«Стоял тот дом, всем жителям знакомый…»
Константин Мельников и его дом в Кривоарбатском переулке

На пике творчества архитектор-авангардист Константин Мельников пользовался такой любовью советских властей, что получил разрешение построить в центре Москвы частный дом по собственному проекту. В 1927-м Мельников начал возводить новаторское здание с круглыми стенами и окнами-шестигранниками в Кривоарбатском переулке, где позже разместились его квартира и мастерская.

По странному стечению обстоятельств дом не принес счастья никому из его обитателей: сам архитектор стал его заложником, когда в конце 30-х его обвинили в формализме и отстранили от активной работы, а после смерти Мельникова его наследники долгие годы не могли поделить уникальную жилплощадь. В прошлом году дом-мастерскую Мельникова превратили в музей. Правда, для этого столичный Музей архитектуры фактически выставил на улицу его последнюю жительницу — пожилую внучку архитектора Екатерину Каринскую, пообещав, что государство выплатит ей компенсацию.

Как получилось, что памятник архитектуры доставил столько неприятностей тем, кто был с ним связан? Где проходит грань между «законным» и «порядочным»? В этой истории по-прежнему много белых пятен.

Мальчик из церковно-приходской школы

Константин Мельников — один из тех гениев, о которых говорят: он опередил свое время. Сегодня его называют русским Гауди за смелый новаторский подход, с которым он легко разрушил все градостроительные нормы начала XX столетия, чтобы расчистить дорогу для новых архитектурных решений.

К своим 30 годам Мельников завоевал такую славу среди советских зодчих, что ему поручали проектирование объектов государственной важности — от саркофага для Мавзолея Ленина до Советского павильона в Париже на выставке 1924 года. Впрочем, этому расцвету не суждено было продлиться долго — как известно, советская власть быстро меняла милость на гнев.

Будущий архитектор родился в 1890 году в Москве в многодетной патриархальной семье. Чета Мельниковых — служащий на строительстве и ремонте дорог во владениях Лесной и земледельческой академии и бывшая крестьянка — ютились в глинобитном, крытом соломой бараке вместе со сторожами, охранявшими угодья академии. Позднее Мельниковы получили комнату в доме на четыре семьи на Тимирязевской улице. Сейчас это вполне обжитой и даже не окраинный район Москвы, застроенный панельными домами и торговыми центрами; но вот о том, что представляла собой Москва конца XIX столетия, легко судить уже по тому, что Степан Мельников, отец будущего архитектора, организовал в собственном дворе молочное хозяйство — построил коровник и завел двух телок. Со временем тяга к земле пересилила желание жить в большом городе, и Степан Мельников перевез семью в собственный дом в деревне Лихоборы.

Родители ежедневно возили на своей лошади молоко в Москву на продажу, а Константин и другие дети четы вставали с восходом солнца, помогали родителям выгонять коров на пастбище, разносили молоко по близлежащим дачам и получали нехитрое образование. Первым учебным заведением Константина Мельникова стала четырехклассная церковно-приходская школа — вряд ли в те времена кто-нибудь понимал, какая дорога впереди у мальчика, который совсем не отличался любовью к учебе, зато слыл самым подвижным учеником.

Заметив, что мальчику нравится рисовать, родители решили отдать его учеником в иконописную школу. Через неделю, когда Мельниковы приехали навестить 13-летнего сына, он наотрез отказался вернуться в мастерскую. Так сфера иконописи потеряла в лице Константина Мельникова потенциального мастера, а родители вновь задумались о выборе жизненного пути для сына.

Судьбу Мельникова в итоге определил случай: его родители познакомились на рынке с молочницей, которая разносила молоко в богатые дома, в том числе к педагогу и инженеру Владимиру Чаплину. Молочница и кучер Чаплина помогли пристроить Константина Мельникова в торговый дом, принадлежавший инженеру, где последний обратил внимание на смышленого мальчика с яркими художественными способностями. Чаплин так проникся участью юного художника, что нанял для него преподавателя и помог поступить в Московское училище ваяния и зодчества; жена инженера деликатно объяснила мальчику элементарные правила этикета.

В общей сложности Мельников провел в училище 12 лет, получив дипломы по живописи и архитектуре, причем последняя интересовала его только потому, что на поступлении настоял покровитель Владимир Чаплин. Видимо, инженеру было не занимать прозорливости, потому что Мельников быстро втянулся в обучение и вскоре начал работать помощником на различных постройках московских архитекторов. В качестве дипломной работы Мельников спроектировал фасады первого в России автомобильного завода АМО (в настоящее время завод ЗИЛ). Получив диплом, Константин Степанович в числе лучших выпускников училища вошел в первую советскую государственную архитектурную артель — мастерскую строительного отдела Моссовета. Именно здесь разрабатывались проекты по перепланировке и реконструкции Москвы, проектировались народные дома, школы, жилье для рабочих, агитдоски — словом, все то, что составило архитектурный облик столицы к середине прошлого века.

Дорога бунтаря

Быстро выработав собственный стиль, Мельников к началу 20-х годов отказался от сотрудничества со всеми существующими архитектурными группами и приступил к воплощению собственных замыслов. Первой знаковой постройкой в длинном ряду архитектурных шедевров, созданных Мельниковым, стал павильон «Махорка» на Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке 1923 года. Несмотря на то, что заказчики представляли себе павильон одноэтажным зданием без изысков, Мельников возвел концептуальное сооружение с консольными свесами, большими плоскостями рекламных плакатов, открытой винтовой лестницей и прозрачным остеклением. Новаторский подход Мельникова осудил буквально каждый второй; от сноса павильон спасло только заступничество Алексея Щусева — заслуженного архитектора СССР и лауреата четырех Сталинских премий, за что Мельников долгие годы был ему благодарен. К слову, в начале 30-х годов Щусев поддержал негативные выступления в адрес Мельникова, которые в конечном итоге привели к тому, что карьера Константина Степановича оборвалась на взлете.

В 1924 году Мельникову доверили создание саркофага для Мавзолея Ленина, который сохранился до наших дней. Сейчас стеклянный саркофаг-четырехгранник в разобранном состоянии хранится в Музее Ленина в Горках. По мнению некоторых историков, участие в этом проекте помогло Мельникову избежать массовых репрессий 30-х годов.

Творческий стиль мастера восхищал современников, — правда, каждый, кто высказывался о его приемах, считал нужным подчеркнуть, что Мельников не желает подчиняться ни социалистическим догмам, ни принципам какой-либо из существующих школ. Вот как писал о Константине Степановиче архитектурный критик Роман Хигер: «Вряд ли можно назвать у нас еще одного такого зодчего, творческий путь которого отличался бы за все время революции такой же прямолинейностью и последовательностью, как у Мельникова… Мельников — архитектурный эквилибрист и парадоксоман — может стать одним из интересных мастеров новой архитектуры социализма. Но для этого ему нужна серьезнейшая перестройка и самодисциплина, не связанная, конечно, с отказом от сущности его архитектурного дарования».

Дом на века

Казалось, судьба вполне благосклонна к архитектору-новатору: в конце 20-х годов столичные власти даже разрешили построитель в центре города частный дом — жемчужину творчества Мельникова, описание которой можно встретить в любом учебнике по архитектуре, изданном в XX веке. Архитектор получил кредит на строительство частного дома сроком на 15 лет, и, поскольку строящееся здание рассматривалось как опытно-показательное сооружение, Мельникова освободили от земельной ренты. «Творчество там, где можно сказать: «Это мое», — утверждал Мельников. Он хотел жить и творить в собственном доме, а не в панельной новостройке, а потому разработал проект с учетом потребностей своей семьи. Здание, напоминающее в плане цифру 8, состоит из двух кирпичных цилиндров разной высоты, а стены собраны таким образом, что дом не нуждается в дополнительных несущих конструкциях. Дверь здания выходит в Кривоарбатский переулок, а изнутри дом освещается в течение всего светового дня за счет огромного окна-экрана над входом и шестиугольных окон по периметру цилиндра.

Когда-то дом Мельникова был чуть ли не единственным высоким зданием в районе Арбата, а убедиться в его прочности семье архитектора довелось во время Великой Отечественной войны. В 1942 году в здание Вахтанговского театра попала немецкая бомба, взрывная волна, не встречая препятствий, двинулась в сторону дома Мельникова. Под действием этой силы здание «подпрыгнуло» и встало обратно за счет своей уникальной конструкции, — правда, в доме при этом не осталось ни единого стекла.

Медленный распад

По иронии судьбы, дом с просторной мастерской стал фактически кладбищем нереализованных проектов архитектора: в 1930-е годы его отстранили от профессии за слишком смелый и фантазийный подход к архитектуре. В строительстве утверждался новый стиль — сталинский ампир, имевший мало общего с принципами Мельникова. Со временем Константина Степановича «перевели» из архитекторов в преподаватели: до конца жизни он работал на кафедрах строительства и проектирования в вузах России, изредка участвуя в архитектурных конкурсах, где его работы вызывали неизменный протест. Его последним реализованным проектом стал памятник дважды Герою Советского Союза Семену Козаку в украинском селе Искорость. Незаслуженно забытый архитектор скончался в возрасте 84 лет и был похоронен на Введенском кладбище. Сложно поверить, что под скромным белым крестом покоится прах одного из крупнейших деятелей архитектуры прошлого века.

После смерти архитектора в 1974 году дом по праву перешел к его детям — Людмиле и Виктору, однако фактически в нем поселился только последний. Виктор Мельников, известный советский художник, занял мастерскую и считался хранителем творческого наследия отца, однако в 1988 году его сестра потребовала раздела дома, чтобы она тоже могла в нем проживать. Судебная тяжба между наследниками длилась восемь лет; в итоге суд установил, что половина здания действительно принадлежит Людмиле Константиновне, однако отказал ей в праве жить там.

Этот процесс наделал в Москве немало шума, но главные потрясения были еще впереди. Незадолго до смерти Виктор Мельников — самобытный художник, который редко выставлялся и почти не продавал свои работы, — заподозрил свою младшую дочь Елену в том, что она каким-то образом заставила его подписать дарственную на дом, и исключил ее из завещания. Все бы ничего, но детали семейного скандала зафиксировала специально приглашенная Виктором Мельниковым пресса. Главной наследницей стала другая дочь художника — Екатерина Каринская, но за год до кончины Виктор Мельников изменил и это решение: дом он распорядился передать государству, чтобы в нем обустроили музей имени отца-архитектора и сына-художника. Таким образом, обе дочери остались без наследства, однако Екатерина с таким положением вещей мириться не собиралась и заняла драгоценные квадратные метры после смерти Виктора Мельникова в 2006-м. За семейное гнездо судилась и Елена, — правда, в том же году она публично отказалась от своих притязаний и заявила, что целиком поддерживает идею создания музея-квартиры.

Пленники дома

Сложно сказать, чем обосновывалась подозрительность Виктора Мельникова. Быть может, тем, что к концу жизни он почти ослеп, а судебные тяжбы с собственной семьей подорвали его веру в бескорыстную дружбу окружающих. При этом художник отказывался признавать себя беспомощным: до последнего дня писал картины пальцами и маслом и с легкостью преодолевал большие расстояния по Москве пешком. По словам знакомых семьи, дочь Екатерина приезжала к нему каждый день, чтобы помочь по хозяйству, но остаться жить у отца не могла из-за его вспыльчивого характера. Как пишет в журнале «Сноб» журналист и куратор Марина Хрусталева, «это была и есть непростая семья... У них у всех в этой семье были мистические связи: у отца с сыном, у внучки с дедом. Они разговаривали, они задавали вопросы, и дом отвечал... Катя никогда ничего для себя не просила». Екатерина Викторовна действительно не раз признавалась в том, что разговаривает с портретами деда. И тем не менее была очень практична в делах — писала под диктовку письма отца в инстанции и разбиралась с судебными делами, пока с художником за дом судилась его сестра.

И тем не менее по причинам глубоко личного характера Виктор Мельников решил отказать дочери в наследстве в пользу создания музея. Сотрудники частного охранного предприятия впервые пришли к Екатерине в ночь после отпевания Виктора Мельникова — в дальнейшем они стали в круглом доме частыми гостями, а дочь художника перешла на осадное положение. Во многом из-за того, что на дом Мельникова появился еще один неожиданный претендент — бизнесмен Сергей Гордеев, купивший у некоторых наследников их доли и пожелавший создать там музей в обход государственных ведомств. Однако у Музея архитектуры были свои планы на этот счет: его директор Давид Саркисян страстно желал сделать дом Мельникова филиалом государственного музея, но при этом соблюсти интересы законных наследников. В 2010 году это противостояние сторон прекратилось: в январе скончался глава Музея архитектуры, а в декабре Сергей Гордеев уехал жить за границу и передал свою половину дома Мельникова государству, а профильный архив — в музей.

Последний бой

В жизни Екатерины Каринской начался сложный этап: новое руководство Музея архитектуры не собиралось оттягивать с национализацией музея из жалости к наследнице. Все эти годы Екатерина Викторовна жила на небольшую пенсию и стабильно получала отказы на свои просьбы выделить средства на текущий ремонт дома.

В пылу кабинетно-бумажной борьбы чиновники не слишком обращали внимание на предмет конфликта, а дом Мельникова тем временем ветшал: с потолка сыпалась штукатурка, а по фасаду прошла заметная вертикальная трещина. Екатерина Викторовна оказалась в противоречивом положении: с одной стороны, дом, который она заняла, ей не принадлежал; с другой — в ответ на просьбы о финансировании ремонта она не раз слышала тираду о том, что юридически дом еще не отошел государству, а значит, ремонтировать здание она должна сама — как исполнительница завещания отца. Немногочисленные попытки так и поступить заканчивались неудачей: в 2013 году Екатерина Каринская получила судебный иск и штраф «за несогласованные работы на объекте культурного наследия».

В итоге летом прошлого года, потеряв надежду решить вопрос миром, представители Музея архитектуры решили отбить дом силой. 13 августа в доме Мельникова произошли события, напоминающие рейдерский захват: в здании поселились охранники, не пускавшие к Каринской ни друзей, ни врачей: продукты женщине передавали через забор. Такое осадное положение продолжалось два месяца: 21 октября, когда Екатерина Каринская вышла из дома покурить, сотрудники музея закрыли дверь изнутри, предварительно оставив ей теплые вещи. С тех пор Екатерина Викторовна с супругом переехали в малогабаритку к дочери, где они, по собственному признанию, спят на полу; в доме-музее же начались спешные приготовления к открытию.

Первых посетителей пустили в Дом-музей Мельникова уже в начале декабря прошлого года: никакой особенной реставрации там так и не провели, и масштабные отделочные работы еще впереди. Сотрудничать с Музеем архитектуры при этом согласилась вторая дочь Виктора Мельникова Елена — ее назначили куратором музея.

Эту историю сложно оценить однозначно: с одной стороны, знаковый объект культурного наследия наконец открыл свои двери для всех желающих, с другой — вызывают вопросы методы, которыми пользовались представители государства.

«Я считаю глубоко отвратительным выбрасывание родственников человека, ради которого создается музей, из его дома, — высказался о ситуации архитектурный критик Григорий Ревзин. — Так действовали большевики, именно общенародным благом мотивируя изъятие частной собственности, так же действуют и сегодняшние последователи. Музей — это институция, которая должна придерживаться высоких стандартов правового поведения и гуманизма. У нас в стране достаточно бандитов, так что же музей ведет себя как бандит?»


29 апреля 2015


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847