Раздвоение Галича
ЖЗЛ
«Секретные материалы 20 века» №3(493), 2018
Раздвоение Галича
Павел Ганипровский
журналист
Санкт-Петербург
2672
Раздвоение Галича
19 декабря 2020-го исполнилось сто два года со дня рождения Александра Галича

19 декабря 2020-го исполнилось сто два года со дня рождения Александра Галича.

Творчество Галича раздергано на цитаты, широко используемые в определенных кругах. «Промолчи, попадешь в палачи…» «Мы поименно вспомним всех,/ Кто поднял руку!» «Оказался наш Отец/ Не отцом, а сукою...» Их с придыханием цитируют «люди с хорошими лицами», как и в 70-х, собирающиеся на «кухнях» (которые сейчас заменяют страницы в соцсетях) и с упоением борющиеся против всего плохого за все хорошее. И они, безусловно, ощущают свое единство с людьми, которые вели похожие разговоры на настоящих кухнях — не на весь Интернет, а вполголоса и только с самыми близкими друзьями. Которые потом стучали на них в ГБ.

У тех людей, из 60, 70 и 80-х, были лишь «магнитофон системы «Яуза» и «Эрика», которая «берет четыре копии». «Вот и все! <...> А этого достаточно». Сегодня же любая крамольная мысль или призыв распространяются в Сети тиражом, какой не снился не то что самиздату, но и советскому официозу. А иные современные диссиденты имеют своей трибуной весьма популярные СМИ и залы парламентских заседаний. Конечно, сейчас можно схлопотать за это «экстремистскую» статью, но их предшественникам светила статья 70 или 190-прим УК РСФСР — с гораздо более суровыми последствиями.

Нынешние инакомыслящие могут повторять: «Смеешь выйти на площадь / В тот назначенный час?!» Способны даже выходить на эту самую площадь, получать полицейскими дубинками по мягким местам, а потом героически отсиживать свои пять — десять суток. За то же самое их предшественники на годы шли в мордовские или пермские лагеря и спецпсихушки.

Когда нынешние вспоминают «Я выбираю свободу», это значит, что они намерены свалить из «поганой Рашки». Но многие ли из них помнят продолжение цитаты: «Я выбираю свободу, / Норильска и Воркуты»?..

Можно сказать, что Галич плоть от плоти принадлежал к тем же самым бунтарским, диссидентским кругам. Однако это не совсем так. И в жизни его, и в смерти ощущается некая двусмысленность, почти диссоциативное расстройство. Это касается и личности, и творчества. Официозный бунтарь. Неудачливый баловень судьбы. Блестяще образованный недоучка. Обласканный властью «проклятый поэт».

Мальчик был отличником, играл на рояле, танцевал, пел революционные песни, декламировал стихи. Первое свое стихотворение опубликовал, когда ему было 14. На ура поступил в Литинститут, но этого ему было мало — еще и в Оперно-драматическую студию имени Станиславского. И… ни один вуз не закончил.

«Актера из него не выйдет, но что-то выйдет обязательно!» — резюмировал один из его преподавателей, народный артист СССР Леонид Леонидов. Как позже выяснилось, он был совершенно прав — «что-то» действительно вышло. Только вот что именно — с этим Галич сам долгое время, похоже, не мог разобраться. Он стал весьма преуспевающим советским драматургом и киносценаристом, и «диссидентства» в его произведениях было не больше, чем у прочих издаваемых советских авторов. Его фильмы и спектакли собирают полные залы и берут престижные премии. Галич даже был награжден грамотой КГБ СССР — за сценарий фильма «Государственный преступник»...

Его образ жизни тоже соответствовал образу представителя советской творческой богемы, причем богемы официально одобренной. Носил дефицитную импортную одежду, покупал антиквариат и фарфор, был непременным участником творческих московских междусобойчиков. Бонвиван и светский лев (сам себя называл «пижоном»), страшный бабник — увлечение, мало беспокоящее его вторую жену Ангелину, полагавшую, что поэт так и должен себя вести.

Но за великолепным (для того времени и места) фасадом явно скрывалась творческая неудовлетворенность и черная тоска, забиваемая водкой, а кое-кто говорит, что и морфием. «Политическое и нравственное невежество нашей молодости стало теперь откровенной подлостью», — писал он много позже, но понял, возможно, именно тогда.

Первым звоночком стала еврейская тема — к ней Александр Аркадьевич Гинзбург (Галич — псевдоним-анаграмма, составленная из первых букв полного имени) пришел довольно рано, сразу после войны. На генеральной репетиции спектакля по пьесе Галича «Матросская тишина» в Иеатре-студии МХАТа, будущем «Современнике», некая чиновница из Минкульта стала критиковать его за выпячивание роли евреев в войне. На что Галич бросил ей: «Дура!» — и выбежал из зала. Кстати, то, что ему до поры сходили с рук подобные выходки, говорит о некоем серьезном покровительстве сверху.

За то же самое «выпячивание» Галич был критикуем и со стороны противоположной. «Ни одного еврея преуспевающего, незатесненного, с хорошего поста, из НИИ, из редакции или из торговой сети — у него не промелькнуло. Еврей всегда: или унижен, страдает, или сидит и гибнет в лагере… А поелику среди преуспевающих и доящих в свою пользу режим евреев будто бы уже ни одного, но одни русские, то и сатира Галича, бессознательно или сознательно, обрушивалась на русских», — писал позже Александр Солженицын.

От еврейской темы, в СССР весьма подозрительной, Галич перешел к вовсе уж табуированным — Сталин и ГУЛАГ. Тогда же стал уже профессионально сочинять и исполнять песни (раньше это было лишь увлечением, а тексты его были довольно невинны). Позже принял крещение в православии — конечно же, от популярного в творческих московских кругах отца Александра Меня. «Я как-то спросил у Галича: «Откуда (из «ничего» подразумевалось) у вас такое поперло? — вспоминал Андрей Синявский. — И он сказал, сам удивляясь: «Да вот неожиданно как-то так, сам не знаю».

Тогда и родился «тот самый» Галич — пророк и икона диссидентства. В отличие от создававших вместе с ним жанр бардовской песни Высоцкого и Окуджавы он и не пытался вуалировать «антисоветскую» подоплеку своих текстов. Это производило на слушателей эффект мгновенного погружения в ледяную прорубь — ужас и восторг. При этом он продолжал писать идеологические правильные сценарии, чем порой навлекал на себя обвинения в двуличии.

Вскоре он был замечен на Западе. В 1969 году эмигрантское издательство «Посев» опубликовало первую книгу его песен. По поводу этого издания гневная реакция последовала, кстати, от актера Зиновия Гердта: «У него на Западе вышла книжка, где в аннотации написано, что он был на фронте и сидел в лагере. А он НЕ БЫЛ на фронте и в лагере он НЕ СИДЕЛ! И он не опроверг эту ложь».

Возможно, Зиновий Ефимович был не совсем справедлив. Как бы Галич чисто технически мог опровергнуть эту вышедшую за кордоном дезу?.. Он действительно не попал на фронт — был комиссован из-за порока сердца. И не сидел, конечно. Но его «лагерные» тексты настолько пронзительны, проникнуты такой искренней болью, что немудрено решить, что поэт пишет о пережитом. Про Высоцкого вот тоже многие думали, что он и сидел, и воевал…

Как бы то ни было, Галич, похоже, вовсе не ощущал себя борцом с режимом, «подпольщиком», как тот же Солженицын. Может быть, даже надеялся так и существовать в двух ипостасях — официозной и диссидентской. Но в СССР такие фокусы не проходили. Его концерты стали отменять, спектакли по его пьесам запрещать, фильмы по его сценариям снимать с экрана. Из творческих союзов его, разумеется, тоже исключили, что, помимо прочего, означало резкое снижение качества жизни.

Выход был традиционным и многими до него уже опробованным — эмиграция. Что Галич и проделал в 1974-м, то ли через Норвегию, то ли еще более банально — через израильскую визу. Сведения об этом разнятся. Одно понятно — насильно выслан из страны, как опять же Солженицын, он не был.

Но в эмиграции Галич прожил всего три года. Последним его пристанищем стал — весьма символично — Париж. Он погиб от удара электрическим током, пытаясь самостоятельно подключить только что купленную навороченную стереосистему «Грюндиг» — сияющую мечту советских людей. Оставляя гнилую конспирологию о «руке КГБ», это тоже можно было бы счесть символичным — нелепо погиб в стремлении к потребительскому раю. Или более поэтично — убит своей возлюбленной Музыкой. Но какая, в конце концов, разница?..

Он все равно был обречен стать мучеником и иконой и пребывает в этом статусе до сих пор. По-прежнему сражаются с «тоталитарной империей зла» диссиденты, за полвека словно бы и не изменившиеся, хотя сама жизнь безвозвратно изменилась и вызовы ее стали совсем иными.

История повторяется, но уже в ином виде. Вот стоит в Питере в одиночном пикете Григорий Александрович Михнов-Войтенко, «епископ» раскольничьей «Апостольской православной церкви», ненавидит власть и «слившуюся» с ней РПЦ. И почитает своего отца — Александра Аркадьевича Галича. Только таких же песен не сочиняет. То есть для власти остается фигурой совершенно безопасной.


16 января 2018


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847