Дмитрий Иванович Хвостов был личностью замечательной и хорошо известной в Петербурге конца XVIII – первой трети XIX веков. Он родился в столице 19 июля 1757 года в старинной дворянской семье. Происхождение обеспечило ему прекрасное домашнее образование, которое он завершил в Московском университете. Он рос в литературной среде. Три родных дяди, офицеры-конногвардейцы Александр, Николай и Федор Карины, были известными в Петербурге поэтами. В доме его родителей бывали Майков и Сумароков. В 1772 году Хвостов поступил в лейб-гвардии Преображенский полк. Но, как он сам признавался, «редко садился на коня, кроме Пегаса». В 1777 году вышло в свет первое произведение Дмитрия Ивановича – комедия «Легковерный». Тогда же пьесу поставили на сцене придворного театра. В 1782 году начинающий драматург уже на гражданской службе – при генерал-прокуроре Сената князе Вяземском. Но в канцелярии пришлось прослужить недолго: сочинительство не нравилось князю. По словам Державина, поэтам недосуг «заниматься делами, когда у них рифмы на уме», и вообще он думал, что «стихотворцы к делам неспособны».

Пришлось возвратиться на военную службу. С 1788 года Хвостов состоял в чине подполковника при Суворове. Полководцу понравился этот спокойный, исполнительный тридцатилетний человек, который увлекался сочинением довольно слабых стихов (чем «грешил» и Суворов) и добродушно сносил насмешки окружающих за это увлечение.

В 1789 году полководец выдал за него замуж свою племянницу княжну Агриппину (Аграфену) Ивановну Горчакову. Хвостов стал не только родственником, но и другом и доверенным лицом Суворова. Впоследствии он писал: «Могу хвалиться не только чинами и отличиями, кои приобрел может быть, не столько по заслугам моим, сколько по его благоволению. Он принял меня в особливую милость свою и удостоил неограниченною доверенностию...». Действительно, Екатерина II по просьбе Суворова пожаловала Хвостова камер-юнкером. Когда ей заметили, что при такой наружности ( особо привлекательной внешностью он, и вправду, не обладал) ему не пристало это звание, императрица ответила: «Если б Суворов попросил, то я бы сделала его и камер-фрейлиной». Благодаря хлопотам полководца, сардинский король Карл-Эммануил присвоил Хвостову титул графа Сардинского королевства, включив в герб новоявленного графа надпись: «За храбрость в Альпийских горах». Дмитрий Иванович в Альпийском походе не участвовал, поэтому Павел I титула не признал. И только Александр I рескриптом от 28 января 1802 года разрешил носить этот титул. «В уважение к знаменитым заслугам генералиссимуса князя Италийского графа Суворова-Рымникского».

Хвостов безмерно гордился дружбой с великим полководцем, как, впрочем, и принадлежностью к цеху поэтов. В одном из стихотворений писал: «Суворов мне родня, и я стихи плету». Строка эта вызвала очередную волну насмешек. Так, граф Блудов (один из учредителей литературного общества «Арзамас») изрек по этому поводу: «Полная биография в нескольких строках». А сатирик Милонов, проходя по толкучему рынку в столице и увидев перед одной из лавочек портрет Хвостова, сочинил двустишие:

Прохожий! не дивись, на эту рожу глядя,
Но плачь, и горько плачь: ему Суворов – дядя.

Александр Васильевич, бывая в Петербурге останавливался обычно на квартире у Хвостовых на набережной Крюкова канала. Здесь жила после окончания Института благородных девиц до своего замужества в апреле 1795 года дочь полководца Наташа.

Некоторое время Хвостов был воспитателем сына полководца – Аркадия. А в воспоминаниях о Суворове писал: «...нет тайны, которой бы он мне не вверял. Когда он командовал армиями, все отношения к императрице Екатерине и императору Павлу I во время Итальянской кампании шли через мои руки. Наконец, мне же определено было иметь печальное преимущество принять последнее воздыхание непобедимого героя». Существует предание, будто Суворов перед смертью упрашивал Хвостова не писать более стихов, дабы не компрометировать себя: «Митя! Ты доброй души человек, но не пиши, братец, стихов, не смеши людей». Рыдая, Дмитрий Иванович выбежал из комнаты, и на вопросы окружающих отвечал сквозь слезы: «Увы! Хотя еще и говорит, но без сознанья, бредит!».

Писал Хвостов много, во всех жанрах – от эпиграмм до торжественных од. С его поэтическими персонажами происходили удивительные события: попавший в сети голубь разгрызал их зубами, осел взбирался на рябину... Вот некоторые примеры его творчества:

Лежала на столе у слесаря пила,
Не ведая зачем, туда змея пришла.

Или еще:

Мужик представлен на картине,
Благодаря дубине, он льва огромного терзал.

Своими сочинениями он откликался на различные события петербургской жизни. Величественной одой – на принятие Павлом I звания великого магистра Мальтийского ордена, чем возвратил себе милость императора, ибо опала Суворова косвенно отразилась и на нем. И еще одной одой – на окончание в 1833 году работ по переустройству Екатерингофского парка, выполненных под руководством генерал-губернатора столицы графа Милорадовича. Граф приказал повесить на вечные времена в одном из залов Екатерингофского дворца портрет поэта с такой оригинальной под ним надписью: «Э Катрингофа Бард».

Не обошел своим вниманием Дмитрий Иванович и знаменитое «буйство» Невы. В «Послании к NN о наводнении Петрополя, бывшем 1824 года 7 ноября» он сообщал:

...Свирепствовал Борей,
И сколько в этот день погибло лошадей!

И представлялась страшная картина, как:

По стогнам валялось много крав,
Кои лежали там, ноги кверху вздрав...

Для современного читателя поясним, что стогны – это площади, а «кравы» – коровы, точнее, большое стадо быков, пригнанное накануне в город и погибшее при наводнении.

Пушкин в «Медном всаднике» иронически отреагировал на эти вирши так:

...граф Хвостов
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье Невских берегов.

Надо заметить, что Пушкина Хвостов снисходительно считал своим преемником в поэзии. Между тем не только Пушкин, но и большинство поэтов того времени считали своим долгом сочинять эпиграммы на творчество Хвостова. В них он именовался по-разному: Писцов, Хавров, Хлыстов, Свистов, Графов, Рифмин... Но часто в пародиях фигурировала и фамилия. Так, Батюшков в своей сатире «Певец в Беседе любителей русского слова», выполненной в подражание «Певца во стане русских воинов» Жуковского, сравнил образ Хвостова с образом атамана Платова:

Хвала, читателей тиран,
Хвостов неистощимый!
Стихи твои – наш барабан,
Для слуха нетерпимый.

Вигель, член общества «Арзамас», писал в мемуарах: «Вошло в обыкновение, чтобы все молодые писатели об него оттачивали свое перо, и без эпиграммы на Хвостова как будто нельзя било вступить в литературное сословие. Входя в лета, уступали его новым пришельцем на Парнас, и, таким образом, целый век молодым ребятам служил он потехой».

Незлобивый в добродушный графоман, как его характеризуют дореволюционные энциклопедические словари, стоически переносил все насмешки и продолжал писать. Сочинения его составили семь томов и выдержали три издания... за счет автора. Он упорно придерживался принципа, выраженного в послании к Дмитриеву в 1810 году: «Люблю писать стихи и отдавать в печать».

В продаже сочинения Дмитрия Ивановича почти не расходились, и он обыкновенно сам скупал их и рассылал русским и европейским университетам, академиям, гимназиям, кадетским корпусам, а также литераторам, митрополитам, генералам Аракчееву и Паскевичу и даже прусскому королю, за что получил от него награду.

Справедливости ради следует заметить, что наряду с плохими стихами были у Хвостова сочинения вполне добротные, сделанные профессионально. Многие современники о уважением относились к его литературной деятельности. В 1824 году историк Карамзин писал: «Я смотрю с умилением на графа Хвостова... за его постоянную любовь к стихотворству... Вот любовь, достойная таланта! Он заслуживает иметь его, если и не имеет». Профессор Харьковского университета Маслович дал ему такую оценку: «...вообще в России об нем превратно судят, не смотря что известен он от моря Охотского до Черного. Сколько на таком пространстве вымышлено об нем анекдотов, по большей части смешных и всегда несправедливых. Чтоб о Хвостове как о сочинителе судить беспристрастно, то необходимо его помещать не между нынешними писателями, а должно отнести его ко времени, бывшему вскоре после Сумарокова, тогда начинал Хвостов свое стихотворное поприще... Да и многие из нынешних писателей, которые так охотно позволяют себе смеяться над Хвостовым, часто бывают ниже его. Одним словом, если бы граф Хвостов не был так самолюбив, не имел несчастной страсти навязывать каждому проходящему своих сочинений и когда бы беспрестанно не толковал о них своим знакомым, тогда бы он, правда, не был столь известен, зато не забавлял бы собой молодых шалунов и не доставлял бы им случая острить языки, а был бы помещен во втором разряде российских поэтов...».

Дмитрий Иванович Хвостов проявил себя способным переводчиком. Его переводы трагедии «Андромаха» Расина и «Поэтическое искусство» Буало-Депрео неоднократно переиздавались. В 1791 году он был избран членом Российской Академии. В 1802-м – совместно с Голенищевым-Кутузовым начал издавать журнал «Друг просвещения», где печатались материалы о российских литераторах. В 1811 году стал активным участником литературного общества «Беседы любителей русского слова», руководимого Державиным. Он был почетным членом Падуанской академии, Московского, Харьковского и Виленского университетов, членом обществ Поощрения художников, Вольного экономического и других.

Хвостов оставил о себе хорошую память. Был скромным, честным, отзывчивым человеком. Под стать ему и супруга – Аграфена Ивановна. Один из современников вспоминал, что «в их длинном, желтом, неуклюжем двухэтажном доме на Сергиевской то и дело справлялись свадебные пиршества, выдавалась замуж какая-нибудь сирота или их дальняя родственница. Графиня играла роль посаженой матери, и приданое покупалось за счет «добрейшей графинюшки». Глава семьи на службе отличался неподкупностью, компетентностью и широким кругозором. Вышел в отставку в 1831 году в чине действительного тайного советника, что по Табели о рангах соответствовало чину «полного» генерала. Скончался 22 октября 1835 года в Петербурге. После смерти в 1870 году единственного сына Александра, не оставившего наследников, род графов Хвостовых пресекся.

До современных читателей по многочисленным литературным источникам дошел образ графа Хвостова – чудака и рифмоплета, объекта насмешек современников. Было такое.

Но было и другое: неистощимая любовь к отечественной культуре, желание служить ей всеми возможными способами, возвысить ее.

России, наверное, нужны не только гении и герои, но и такие вот «чудаки».