Трудно сказать, сколько именно книг написано о Николае II. Наверное, десятки, если не сотни. А вот книга с названием «Эффект ореола» только одна. Написал ее не историк, а швейцарский экономист Фил Розенцвейг, причем имя последнего русского императора в ней даже не мелькает. Но для понимания личности и трагедии Николая II она может быть весьма небесполезной.

Упрощенно говоря, «эффект ореола» - это склонность человека к оценке деятельности тех или иных исторических персонажей исключительно по конечному результату. Если результат хорош, то все их действия объявляются правильными и эффективными. Налицо поражение – значит, они делали только ошибки.

В реальности все оказывается намного сложнее. Неспособность достигнуть нужного результата вовсе не означает, что стратегия и конкретные решения были ошибочными: ведь, принимая решения, политик или бизнесмен, как правило, не владеет всей массой необходимой информации, и главное имеет дело с такими не зависящими от него факторами, как поведение соратников-партнеров и врагов-конкурентов. Так что не стоит считать, что если этот человек потерпел крах, то он заведомый неудачник или бездарность. И судьба Николая II - наглядное тому подтверждение.

ХОЗЯИН ЗЕМЛИ РУССКОЙ

… так, скромно и со вкусом, заполняя анкету общероссийской переписи, написал о себе Николай II в графе «род занятий».

Вообще-то даже в сокращенном виде его титул звучал более пространно: «Император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсонеса Таврического, царь Грузинский; государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; государь и великий князь Новагорода низовския земли́, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны повелитель; и государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских князей и иных наследный государь и обладатель, государь Туркестанский; наследник Норвежский, герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая».

Были и неофициальные прозвища: экзотико-романтическое (как у горцев Туземной дивизии) – Белый падишах; ласково-уменьшительное (как называли жена и близкие) – Ники; оскорбительное (как придуманное революционерами) - Николай Кровавый. Сегодня о нем чаще говорят как о Святом, поскольку в 2000 году он действительно был канонизирован Русской православной церковью как «страстотерпец».

Отметим важный нюанс: от собственно «святого» «страстотерпец» отличается тем, что не выбирал сознательно путь мученичества за Веру. Да, и трудно представить, чтобы Николай II, для которого семья была главным смыслом жизни и опорой, согласился принять такой «крест» - умереть не только самому, но вместе с любимой женой, сыном, четырьмя дочками.

В сущности, именно любовь к семье была его самым большим человеческим достоинством и самым серьезным недостатком как правителя, определяя в некоторых случаях кажущуюся алогичность поведения и поступков.

Почему, например, он не изгнал Распутина, выбив таким образом самый сильный пропагандистский козырь из рук оппозиции? Как сам признался – боялся истерик императрицы. Но ведь боялся и за своего сына, страдания которого действительно облегчал «старец».

Почему в феврале 1917 года царь согласился на отречение? Да, не мог предвидеть будущее; думал, что его оставят в покое, что для страны так будет лучше. В общем, у него было 50 доводов в пользу того, чтобы отречься и 50 – за то, чтобы драться. Но, вероятно, решающим доводом стала боязнь за судьбу находившихся в Царском Селе жены и детей, которые могли оказаться в роли заложников.

И вот отречение подписано. Заодно подписаны смертный приговор себе и своим близким, а та самая Земля Русская, за которую Николай II отвечал как Хозяин, оказалась обречена на бесконечную череду войн и социальных катаклизмов.

РОЖДЕННЫЙ ЦАРСТВОВАТЬ

Он появился на свет в одной из роскошнейших резиденций Романовых – Царском Селе и при рождении был наречен Николаем. Выбор имени для младенца, который со временем имел все шансы стать императором, был делом серьезным, и здесь, помимо святого Николая Угодника, явно присутствует отсылка к двум представителям дома Романовых: прадеду Николаю I и скончавшемуся буквально годом ранее дяде новорожденного, великому князю Николаю Александровичу. С кончиной последнего роль наследника престола, а заодно и невеста - принцесса датская Дагмара (в православии Мария Федоровна) перешли ко второму сыну Александра II, великому князю Александру Александровичу.

Если отца последнего русского монарха – Александра Александровича – к роли императора никогда не готовили, а потому образование его оставляло желать лучшего, то Николаем занимались лучшие няньки и лучшие воспитатели.

Детство его было вполне безоблачным до рокового дня 1 марта 1881 года, когда окровавленного и смертельно раненого террористами деда Александра II внесли в Зимний дворец, где он умер буквально на глазах детей и внуков.

Потом Александр III железной рукой восстановил в стране порядок. А Николай Александрович, теперь уже в статусе наследника престола, углубленно изучал науки, причем занимавшиеся с ним преподаватели не имели права проверять у цесаревича, насколько хорошо он усвоил учебный материал; видимо, чтобы юноша не комплексовал и не ронял свой престиж в глазах подданных.

Следующая важная веха - служба на офицерских должностях в гвардии, причем в самом престижном полку – Преображенском. Хотя, где еще, собственно, служить наследнику престола? Одновременно началось постепенное приобщение к государственным делам, причем заботливый отец поручил цесаревичу самый эффектный и стратегически важный проект – курирование строительства Транссибирской магистрали.

Времени на личную жизнь, впрочем, оставалось достаточно, а, поскольку редкая великосветская красотка отказалась бы пополнить список своих поклонников будущим императором, предостаточно было и соблазнов. Впрочем, из всех его добрачных связей публика судачила лишь об отношениях цесаревича с балериной Матильдой Кшесинской, из чего можно сделать вывод – других серьезных романов у него не было.

Вместе с отцом Николай много ездил по России, а в 1890-1891 годах на крейсере «Память Азова» совершил путешествие, посетив Грецию, Египет, Индию, Китай, Японию, и затем, через Дальний Восток и Сибирь, вернулся в столицу Российской империи.

В 1894 году состоялась помолвка с принцессой Алисой Гессенской (внучкой английской королевы Виктории), причем цесаревич Николай проявил характер, вступив из-за невесты в конфликт со своим родителем. Собственно, серьезных причин возражать против этого брака у царя не было, но, видимо, чуяло родительское сердце, что добра не будет. Именно через Алису (в крещении Александра Федоровна) в кровь Романовых проник «блуждающей ген» гемофилии. Не менее трагичным было то, что Алиса с ее властным характером порой вмешивалась в политику, причем ничего хорошего из ее вмешательства не получалось… Вдобавок подданные ее не любили, сама же она держалась замкнуто и отчужденно, никак не пытаясь завоевать их симпатии.

Парадоксально, но императорская семья, которая должна была стать центром великосветского общества, в сущности, жила замкнуто и отчужденно. Вокруг них было мало преданных людей, а тем более людей, которых можно было бы считать друзьями. А те действительно преданные и способные министры, которые время от времени оказывались у кормила власти, по разным причинам слишком быстро сходили с политической арены. И кто в этом виноват – злодейка-судьба или сам Николай Александрович – точно не скажешь.

НАШ ЦАРЬ – МУКДЕН, НАШ ЦАРЬ – ЦУСИМА…

…это строки из стихотворения Константина Бальмонта, написанного в период Первой русской революции и заканчивавшегося пророческими словами: «Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот». Задним числом в Ходынке действительно начали видеть некий знак, предопределивший трагический финал царствования. Хотя, если подумать, для кого из русских монархов его царствование начиналось с хороших знаков? Александр I сменил на престоле зверски убитого отца, Николай I стрелял картечью и вешал декабристов, Александр II встал у кормила власти в самый разгар неудачной Крымской войны, Александр III занял место погибшего от рук народовольцев родителя…

Ходынка была не знаком, а лишь следствием бюрократического головотяпства. В день коронации на небольшом поле расставили столы с подарками – кружка, пряник, еще что-то. Жаждущих оказалось слишком много. Результат – давка и сотни погибших. Вряд ли вступавший на престол 27-летний монарх, поглощенный сначала свадебными, а затем коронационными торжествами, мог вникнуть в детали одного из многочисленных мероприятий, дать ценные указания. Тем более, что и в Москве он до этого бывал не часто…

Вообще-то первые 10 лет николаевского царствования (1894-1904) были одним из самых продолжительных спокойных периодов в истории России. И эти внешняя стабильность успокаивающе действовала на власть, которая откладывала решение назревших вопросов до поры, «пока жаренный петух не клюнет». Судьбоносных же вопросов было два.

Первый - политический: набиравшая силу буржуазия требовала своей доли власти, интеллигенция была ее рупором, и два этих класса стремились участвовать в управлении государством. Второй вопрос – экономический: крестьянство, составлявшее подавляющее большинство населения империи, настаивало на перераспределении помещичьих земель в свою пользу. Русско-японская война (1904-1905) и неудачи на фронте катализировали накопившееся недовольство.

На самом деле поражения при Мукдене и Цусиме свидетельствовали не о «гнилости царской России», а всего лишь о выгодном для противника соотношении сил: ведь если японцам для переброски войск (имеется в ввиду только транспортировка) к театру боевых действий требовались двое-трое суток, то русским – минимум месяц. Правда, к концу войны против примерно полумиллиона вражеских солдат было сосредоточено до миллиона штыков и сабель, так что из самураев, по выражению Сергея Юльевича Витте, «собрались делать котлету». Но в России уже началась революция, народ воевать не хотел, и с японцами пришлось замиряться.

Теперь относительно революции. Началась она с трагедии 9 января 1905 года, которую часто сравнивали с Ходынкой. Сходство действительно наблюдается в том плане, что царская бюрократия в очередной раз проявила свою неуклюжесть и бестолковость. Разумеется, трагедии никто не хотел. Речь шла о недопущении к Зимнему дворцу плохо управляемой толпы, формально выступавшей под верноподданническими лозунгами, но явно непредсказуемой в своем поведении. Войска плохо проинструктировали, а никакие словесные призывы остановиться на демонстрантов не действовали. Результат: около двух сотен погибших, повешенный на царя эпитет Кровавый, радикализация общества и его жесткая конфронтация с властью.

Что же касается якобы бесчувственного отношения Николая II к гибели сотен людей, то 9 января он находился в Царском Селе и сделал в своем дневнике такую запись: «Тяжёлый день! В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!»

Как видим, вполне естественная реакция верующего человека.

«ПОМАЗАННИК БОЖИЙ»

Приведем мнение генерала Александра Александровича Мосолова: «Царь вдумчиво относился к своему сану помазанника Божия. Надо было видеть, с каким вниманием он рассматривал просьбы о помиловании осуждённых на смертную казнь… Он воспринял от отца, которого почитал и которому старался подражать даже в житейских мелочах, незыблемую веру в судьбоносность своей власти. Его призвание исходило от Бога. Он ответствовал за свои действия только пред совестью и Всевышним».

Внесем корректив в этот отзыв. Искренне веря в божественное происхождение собственной власти и в то, что самодержавие является благом для России, Николай II умел прислушивался к чужому мнению, особенно если оно подкреплялось внятной аргументацией. В известной степени он даже пытался играть на опережение и выражал готовность идти на уступки.

Еще в 1904 году место убитого эсерами реакционного министра внутренних дел Плеве занял либерал Святополк-Мирский. За месяц до Кровавого воскресенья был дан высочайший указ Сенату «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», обещавший расширение прав земств, страхование рабочих, эмансипацию инородцев и иноверцев, устранение цензуры. Но игры на опережения не получилось. Революция все-таки разразилась…

Последующее поведение царя в 1905-1907 годы, в сущности, опровергает устоявшееся мнение о нем как о слабом правителе. В зависимости от ситуации, он то демонстрировал решительность и готовность к любым самым жестоким мерам, то, напротив, шел на уступки. Насколько такая тактика оказалась действенной, можно судить по результату.

Революция оказалась подавленной, но не бесполезной, поскольку страна получила парламент, вполне реально участвовавший в управлении государством.

Так что же заставило Николая II, человека, убежденного в Божественном происхождения собственной власти, нарушить принцип самодержавия? Разумеется, свою роль сыграл и ряд чисто внешних факторов (вроде боязни не справиться с волной насилия или угрозы одного из великих князей застрелиться, если царь не дарует конституцию), но главными все-таки стали присущие царю здравомыслие и готовность смотреть в глаза реальности. Относительно же воздействия на него тех или иных советников (включая супругу), то историк Сергей Сергеевич Ольденбург писал следующее: «Государь имел упорную и неутомимую волю в осуществлении своих планов. Он не забывал их, постоянно к ним возвращался, и зачастую в конце концов добивался своего. Иное мнение было широко распространено потому, что у Государя, поверх железной руки, была бархатная перчатка. Мягкость обращения, приветливость, отсутствие или, по крайней мере, весьма редкое проявление резкости — та оболочка, которая скрывала волю Государя от взора непосвященных — создала ему в широких слоях страны репутацию благожелательного, но слабого правителя, легко поддающегося всевозможным, часто противоречивым, внушениям. Между тем, такое представление было бесконечно далеко от истины; внешнюю оболочку принимали за сущность. Император Николай II, внимательно выслушивавший самые различные мнения, в конце концов поступал сообразно своему усмотрению, в соответствии с теми выводами, которые сложились в его уме, часто — прямо вразрез с дававшимися ему советами. … Но напрасно искали каких либо тайных вдохновителей решений Государя. Никто не скрывался «за кулисами». Можно сказать, что Император Николай II сам был главным «закулисным влиянием» своего царствования».

Биографию царя, написанную Ольденбургом, многие считают панегириком (хотя это касается лишь оценок, поскольку изложенные факты сомнению не подвергались). Но в чем сходится подавляющее большинство из лично знавших государя мемуаристов, так это в положительной оценке его личных человеческих качеств.

ПОРТРЕТ «НЕУДАЧНИКА»

Вот одна из таких оценок, данная генералом Редигером (военным министром в 1905-1909 годов и родственником патриарха Алексия II): «Несмотря на выпадавшие на его долю тяжёлые дни, он никогда не терял самообладания, всегда оставался ровным и приветливым, одинаково усердным работником. Он мне говорил, что он оптимист, и действительно, он даже в трудные минуты сохранял веру в будущее, в мощь и величие России. Всегда доброжелательный и ласковый, он производил чарующее впечатление… Царствование его было неудачно и притом — по его собственной вине. Его недостатки на виду у всех, они видны и из настоящих моих воспоминаний. Достоинства же его легко забываются, так как они были видны только лицам, видевшим его вблизи, и я считаю своим долгом их отметить, тем более, что я и до сих пор вспоминаю о нём с самым тёплым чувством и искренним сожалением».

Испытаний в жизни Николая II (о которых говорит Редигер) было предостаточно. За периодом стабилизации и экономического подъема (1908-1913) последовали Первая мировая война, конфликты с Думой, «распутинщина».

Не будем подробно останавливаться на этих событиях, приведем только оценку роли России в Первой мировой войне, данную таким политиком-гиперреалистом, как Уинстон Черчилль: «Согласно поверхностной моде нашего времени, Царский строй принято трактовать, как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна. Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании? Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный порыв русских армий, спасший Париж в 1914 году; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было его доли?»

Действительно, в 1914-1916 годах неудачи на одних фронтах перекрывались успехами на других, а тяготы военного времени слабо отражались на ритме жизни глубокого тыла. И даже «бабий бунт», с которого началась Февральская революция, был вызван вовсе не отсутствием хлеба как такового, а отсутствием хлеба дешевого. И это в то время, когда в Германии даже картофельную шелуху продавали за немалые деньги!

Прояви русские немецкое терпение, и через год они оказались бы в лагере победителей. А вместо этого – Февральская и Октябрьская революция, Гражданская война и прочая, прочая, прочая…

Насколько Николай II виноват в том, что все случилось так, как случилось? Где и когда он повел себя неправильно, перегнул палку или, напротив, не проявил достаточной твердости?

Давайте попытаемся оценить его по критериям книги «эффект ореола», концентрируясь не на поражениях последнего русского самодержца, а на том, что он реально мог сделать в предложенных ему обстоятельствах.

В сущности, если забыть о нескольких неудачных годах и перечеркнувшем все ужасном финале, то его почти четвертьвековое царствование вполне могло бы стать одним из самых славных и удачных в истории России.

Как же воспринимают его наши современники? Слабовольный и глуповатый государь, плясавший под дудку своей жены и Распутина; хороший семьянин и никудышный правитель. А если и были в его царствование какие-то успехи, то их связывают исключительно с талантливыми министрами Витте и Столыпиным (хотя первый возглавлял русское правительство меньше года, второй – пять лет, причем проводимая ими политика была во многом противоположной).

Налицо пример того самого «эффекта ореола», поскольку все бедствия, обрушившиеся на Россию после 1917 года, расцениваются как последствия наделанных Николаем II ошибок. Хотя действительно непоправимую ошибку он допустил лишь одну - отрекся от престола, вместо того чтобы попытаться собрать верные ему войска и силой подавить волнения в столице. Но даже и эта ошибка, может быть, оправдана такими объективными факторами, как нехватка информации и боязнь за судьбу близких.

Последующие события многое расставили по своим местам. Ходынка, Цусима, Кровавое воскресенье не сопоставимы с ужасами Гражданской войны, коллективизации, 1937 года и Великой Отечественной. Так стоит ли удивляться, что те, кто родился в старой России, еще лет через 50 после торжества революции ностальгически вздыхали: «Вот при царе батюшке…»? В отличие от людей образованных, на тех, кого принято называть простым народом «эффект ореола», действует слабо.