Людвик Свобода. Из легионеров в президенты. Часть 2
ЖЗЛ
«Секретные материалы 20 века» №12(424), 2015
Людвик Свобода. Из легионеров в президенты. Часть 2
Дмитрий Митюрин
журналист
Санкт-Петербург
1946
Людвик Свобода. Из легионеров в президенты. Часть 2
Зоя Клусакова Свободова (в центре) и дочь генерала армии Ватутина Елена Николаевна

Заняв после освобождения Чехословакии от фашистов должность министра национальной обороны, Людвик Свобода в 1948 году фактически поддержал коммунистов, заявив президенту Бенешу, что армия ни при «каких условиях не пойдет против народа». Вскоре после этого он вступил в коммунистическую партию, был избран депутатом Национального собрания. Однако слишком самостоятельный генерал плохо вписывался в новую государственную систему и вскоре был отправлен в отставку. О послевоенной судьбе своего отца — крестьянина по рождению, солдату по призванию и президента по должности рассказывает дочь лидера не существующей сегодня Чехословакии Зоя Клусакова Свободова.


Часть 1   >

Пани Зоя, не могли бы вы рассказать немного о себе и о своей матери? И что это значило — быть ребенком в семье президента?

Когда закончилась война, мне было 20 лет. Если говорить именно о моем восприятии, то война началась для меня в сентябре 1938 года с мюнхенского сговора, мне тогда было 13 лет. Не прошло и года, и отец эмигрировал в Польшу, чтобы продолжать борьбу. Я осталась с мамой и братом Мирославом, который был на полтора года меня старше.

Два года спустя мама приютила четверку чехословацких парашютистов, которые прятались у нас дома с рацией. Так мы с братом стали им помогать. Один из самых драматичных моментов, которых, впрочем, было много, это когда к нам пришли двое гестаповцев (они искали полковника Свободу) и я должна была их отвлекать, заниматься ими, пока мама выводила с чердака находившегося там в это время парашютиста Риша, чтобы спрятать его в соседнем доме. Мне не было и шестнадцати.

И таких ситуаций у нас с братом было много. Когда о группе парашютистов в нашем доме стало известно, маме и мне удалось спастись от гестапо, и на протяжении трех с половиной лет нам помогали прятаться хорошие и отважные люди. К сожалению, гестаповцы схватили и казнили моего брата Мирослава, ему тогда было семнадцать. Та же участь постигла обоих братьев моей мамы, двоюродного брата, а в конце войны и бабушку — мамину маму, ей было 62 года, она попала в концлагерь Равенсбрюк. С лета 1942 года 15 наших родственников — по маминой и папиной линии — были арестованы и помещены в концлагерь в Сватоборжицах в качестве заложников с так называемым статусом «Э» (члены семей эмигрантов).

Когда я училась в аспирантуре в Москве, в ноябре 1952 года, отец был арестован. Это был процесс по делу группы Сланского, головы тогда летели во все стороны. Уже после его освобождения бабушка, его мама, а также его брат были объявлены кулаками и лишились родного дома, даже несмотря на то, что стояли у истоков сельхозкооператива в их деревне. Ко всему прочему мой супруг, Милан, во время войны три с половиной года находился в гестаповской тюрьме. Потом, будучи молодым юристом, он был личным секретарем Владо Клементиса, тогдашнего министра иностранных дел, пока его не сняли с должности и не казнили. Во время суда над ним муж находился в Москве (как и я), он был первым секретарем нашего посольства. Но как ранее работавшего с Клементисом его лишили должности и едва не выгнали из министерства.

Такой краткий экскурс в историю моей семьи дает небольшое представление о том времени, в которое жило наше поколение, времени, когда жизнь отдельного человека была в большей или меньшей степени наполнена драматизмом. После такой школы жизни пребывание в резиденции в Пражском граде уже не было чем-то волшебно-сказочным ни для моей мамы как первой дамы государства, ни для потомков самого президента — то есть меня и моих детей. Это был очередной вызов, пусть и другого рода.

Мама была деятельной и не хотела проводить впустую время в Пражском граде, поэтому она занялась так называемыми «деревнями SOS» для оставленных детей, которые не могли быть усыновлены из-за проблем со здоровьем. Она помогала пробивать этот проект, используя не только свой авторитет, но и финансы, и общественное объединение, которое этим занималось, получило прописку в Пражском граде. На ее счету много разных проектов гуманитарной направленности, причем все это она делала не ради какой-то популярности и тем не менее была действительно уважаемым и популярным человеком.

Какую роль в послевоенной опале вашего отца, а затем в его реабилитации сыграли события в СССР?

То, что происходило в Советском Союзе, не оказало непосредственного влияния на опалу моего отца. В его судьбе неблаговидную роль сыграл Бедржих Рейцин, который еще в конце войны стал по воле Якова Мехлиса начальником разведки и контрразведки чехословацкой армии, хотя отец считал, что эти функции не должны сосредотачиваться в руках одного человека. Бедржих Рейцин имел поддержку в руководстве компартии Чехословакии, и у него имелись тесные связи с советскими спецслужбами. Он был человеком очень способным, трудолюбивым, но в идейном плане фанатиком, что усугублялось мстительным характером.

Отец, напротив, выделялся своей демократичностью, терпимостью к чужим взглядам, готовностью к дискуссиям, стремлением убеждать, а не приказывать. После войны отношения Свободы, занимавшего тогда пост министра обороны, и Рейцина обострились, тот охарактеризовал моего отца как «главный тормоз» в деле реорганизации армии. Этот отзыв был доведен и до руководства компартии Чехословакии, и до советской разведки.

Бедржих Рейцин понимал реорганизацию по-своему и за время работы провел в армии настоящую чистку, в ходе которой пострадали лучшие кадры из числа тех, кто сражался против фашизма не только на Западном фронте, но и в Советском Союзе. Сам Рейцин в конце концов был отдан под суд и казнен в конце 1952 года.

Реабилитация отца произошла в 1954 году на Х съезде компартии Чехословакии главным образом благодаря Хрущеву, и произошло это весьма необычно, что, впрочем, было в духе тогдашнего советского лидера. Прилетев в Прагу, он сразу поинтересовался: «Где мой боевой товарищ, генерал Свобода?» Никто этого не знал, начались поиски. Отца, конечно, нашли и, срочно включив его в состав делегации Ждяра-над-Сазавой (он был депутатом именно в этом округе), привезли на съезд. А там Хрущев долго и тепло, даже несколько нарочито демонстративно с ним общался. В общем, механизм реабилитации сработал очень быстро, и вскоре Свободе уже предлагали на выбор любую должность. Отец сказал, что в политику не пойдет, и стал начальником офицерской академии в Праге.

Надо сказать, что руководство компартии Чехословакии все же не извлекло должных уроков из ХХ съезда КПСС. Тех, кто был несправедливо и жестоко репрессирован в 1948–1950-х годах, реабилитировали мало и неохотно. Как следствие, недовольство народных масс накапливалось, и это был один из факторов, приведших к Пражской весне 1968 года. Реабилитация в Чехословакии началась гораздо позже, чем в СССР, и, к сожалению, этот процесс так и не был тогда закончен из-за ввода советский войск и начала новых политических и партийных чисток.

Как Свобода относился к реформам Дубчека? Видел ли он в них покушение на социализм и угрозу альянсу с СССР?

Никакой угрозы он в них не видел. Напротив, он приветствовал программу демократизации существующей системы. Та система, которая была построена в стране, не всегда соответствовала представлениям о справедливости и гуманизме. Она слабо соответствовала той марксистской теории, которую изучали в институтах, уж позвольте мне как непосредственному свидетелю происходившего и человеку, изучавшему марксизм в советском вузе, высказать такое мнение.

Вопрос о демократизации системы был поставлен в самой коммунистической партии, а не поднят некими антикоммунистами. Тогда, наверное, времени для преобразований оказалось недостаточно. Может, и среди руководства оказались люди, не способные провести реформы в нужном ключе, порой пуская процесс на самотек, а порой допуская слишком эмоциональные высказывания. Возможно, что лидеры Пражской весны, начиная процесс демократизации, не приняли во внимание международную ситуацию, то, как события в Чехословакии будут восприниматься в других странах Варшавского договора. США и СССР в этот период вели переговоры о сокращении оружия массового уничтожения, и данное направление было для двух сверхдержав приоритетным.

Ссориться с Кремлем из-за Чехословакии Белый дом не собирался. Еще до начала Пражской весны Советский Союз безуспешно пытался убедить чехословацкое руководство в размещении на территории страны контингента своих войск, как это было, скажем, в ГДР или Польше. Но в ответ получал отказ. Реализовано это было как раз позже, после ввода войск, причем в масштабах гораздо больших, нежели планировалось изначально.

И вот на этом фоне в Чехословакии фактически началась «свобода слова», в средствах массовой информации зазвучали смелые речи, и все это, с одной стороны, обеспокоило Москву, а с другой — дало консервативному крылу нашей компартии возможность обвинить реформаторов в подрыве основ социализма.

Страны социалистического блока по-разному воспринимали события в Чехословакии: ГДР, Польша, Болгария — категорически отрицательно, Венгрия и Румыния — с пониманием. Когда в Варшаве должна была состояться вторая встреча лидеров стран Варшавского договора по ситуации в Чехословакии, Дубчек отказался в ней участвовать, заявив, что ему нечего добавить к тому, что уже было сказано на предыдущей встрече. Людвик Свобода не соглашался с такой позицией, полагая, что надо пользоваться любой возможностью для прояснения отношений. Но он был «всего лишь» президент, «всего лишь» глава государства, который по тогдашней Конституции политику в государстве не делал, потому что ее делала Коммунистическая партия.

Роковое значение имел и тот факт, что предупредительное письмо, которое послал Дубчеку Брежнев, не было своевременно рассмотрено партийным руководством, о нем «вспомнили» только после появления на территории страны войск Варшавского договора, 21 августа.

Поражение Пражской весны стало поражением не только Чехословацкой компартии, но и всего соцлагеря. Лозунг «социализм с человеческим лицом» звучал для догматиков не по-марксистски, но выражал то, каким бы люди хотели видеть социализм. После ввода войск Варшавского договора в Чехословакию и ареста видных политиков, в условиях не функционирующего парламента и других государственных структур, президент по Конституции оставался единственным лицом, отвечающим за государство.

Президент Людвик Свобода, как верховный главнокомандующий, не стал призывать к сопротивлению, понимая его бессмысленность в военном отношении. И конечно, он не мог представить, как можно бороться с теми, кто в войну был его товарищем по оружию. Дико, что славяне могли бы убивать друг друга из-за ошибок наших политиков...

Он отверг предложение консервативных политиков установить революционное правительство партии рабочих и крестьян и решил встать на путь переговоров. Настоял на возвращении домой арестованных в СССР чешских политиков (Дубчека, Черника, Смрковского, Кригла) и добился, чтобы они снова приступили к выполнению своих обязанностей. Он выбрал компромисс, подписав так называемый Московский протокол, предусматривавший присутствие в стране дополнительных воинских контингентов, прикрывавших границу со странами НАТО.

Для моего отца не были характерны демонстративные жесты. Я думаю, лучше всего о его жизненном кредо можно судить по радиообращению в связи с фактом самосожжения студента Яна Палаха: «Как солдат я могу оценить самопожертвование и личную отвагу Яна Палаха. Как президент и гражданин нашей республики я, однако, не могу скрыть, что не согласен с тем, что именно таким образом отстаиваются политические взгляды... Я часто смотрел смерти в лицо. И считаю, что самый большой долг гражданина заключается в том, чтобы посвящать служению Родине каждый час, каждый день своей жизни».

Нужно осознавать, что Людвик Свобода после долгого отсутствия в политике при коммунистах был избран президентом в результате тайного голосования. Впрочем, в отличие от предыдущих лет, во время Пражской весны, функции президента были отделены от функций генерального секретаря компартии. Президент даже не являлся членом ЦК партии, не говоря о политбюро.

Какую позицию занимал Свобода после отставки реформаторов? Чем эта позиция объяснялась?

Он с самого начала верил, что удастся хотя бы частично реализовать программу демократизации общества. Но надежда не оправдалась. Верх в руководстве партии взяли консервативные силы, которые постепенно заморозили атмосферу на политической сцене. Проведя так называемую чистку, которая касалась прежде всего партийных кадров, они ослабили интеллектуальный потенциал партии. В Чехии этот процесс происходил в более резких формах, чем в Словакии, где он был в некоторой степени формальным. Они просто исключили определенный процент членов из парторганизаций, которые в результате этого имели и профессиональные проблемы.

Результатом чистки стало то, что многие хорошо образованные и знающие специалисты оказались вплоть до 1989 года выбиты из профессиональной сферы, став кочегарами, подсобными рабочими и пополнив собой ряды диссидентов.

В том, что происходило, нельзя винить только Москву. Прежде всего это была ситуация внутренняя. И Свобода не мог практически в одиночку противостоять тому процессу, который захватил тогда чехословацкую компартию. Формально он стал членом руководства партии, но решать что-то не мог. Кроме того, в партию он вступил после февраля 1948 года, никогда не занимал никаких партийных постов, то есть вообще был чужим для партаппарата.

Его представления о том, что хотя бы частично удастся реализовать программу демократизации (что допускал при разговорах в Москвe даже Леонид Брежнев), потерпели крах. Он переживал, что не были доведены до конца реабилитации. Вскоре партаппарат во главе с новым генеральным секретарем Густавом Гусаком начал проводить авторитарную политику, подрывая позиции президента. Идеологическая комиссия даже запретила публиковать мемуары моего отца, поскольку многое в этих воспоминаниях не вписывалось в их догматическую интерпретацию истории. Поэтому было запрещено повторное издание первой части и первое издание новой, второй. Отец дальше ими не занимался. Лишь после 1989 года я издала полностью его мемуары и военный дневник.

Команда советников президента, собранная в результате выборов, оказалась распущена. Отец не хотел избираться во второй раз, но его убедил председатель президиума СССР Подгорный, который специально для этого приезжал в Прагу. Мы с мужем обвиняли себя в том, что недостаточно поддержали отца в этом противостоянии. Возникшая ситуация очень угнетала его, сказалась на здоровье, он заболел. Подал в отставку, которую Густав Гусак, генеральный секретарь партии, не принял, так как почва для объединения двух функций — главы государства и генсека — им подготовлена еще не была. Так что отец продолжал быть президентом, но только формально, жил в своем доме, а не в президентской резиденции. Вновь власть сосредоточилась в одних руках, как это и предполагалось принципом «единственной руководящей партии».

Как сограждане относились к Свободе? Как изменилось это отношение после событий 1968 года?

Отношение большинства граждан к Свободе не изменилось, если говорить о тех, кто считал необходимым придерживаться «политики здравого смысла». Хотя и раздавались отдельные голоса завсегдатаев кабачков, не соглашавшихся с подписанием Московского протокола, «потому что против советских оккупантов следовало бы бороться». В то время в обществе началась критическая переоценка всего периода «коммунистического режима».

В Чехии есть поговорка о том, что нельзя выплескивать из ванны вместе с водой и ребенка. После революции 1989 года вместе с критикой прежнего режима стали переосмысливать и опыт Второй мировой войны. Этому поспособствовали не только политики, но и средства массовой информации, которые не зря именуют «четвертой властью».

Так что торжества в память Победы над фашизмом становились все более камерными, основной акцент стал делаться на мероприятиях, скажем, в Пльзене, городе, в который первой вошла американская армия — правда, уже после того, как он был освобожден восставшими жителями.

Преподавание истории в школах предпочитают свести к минимуму, и если люди постарше еще помнят, как и что происходило во Вторую мировую войну на самом деле, либо знают это от своих дедов и родителей, то знания молодежи можно назвать в лучшем случае весьма поверхностными. Да и не только молодежи эта проблема. Это проблема общества.

Как оценивают Свободу в Чехии сегодня? Как его оценивают в Словакии?

В Восточной Словакии, в городе Свидник, 4 октября 1989 года была установлена большая, больше натуральной величины, статуя Людвика Свободы. Здесь в 1944 году в ходе Карпатско-Дуклинской операции погибло огромное число советских солдат и воинов Чехословацкого корпуса, огромное число было ранено.

Годовщины этих событий отмечаются здесь достаточно масштабно, торжества проходят как у мемориалов павших советских солдат и солдат Чехословацкого корпуса, так и у памятника Людвика Свободы. На них неизменно съезжается много людей со всей Словакии, всегда присутствуют официальные делегации и президент Словакии, а вот численность чешской официальной делегации после 1989 года минимальна.

Оставить право отмечать годовщины Дуклинской операции исключительно за Словакией — это жест, весьма характерный для современной Чехии. Фактически мы наблюдаем попытку стереть из подсознания общества опыт и память о Второй мировой. Очевидно стремление перекрасить прошлое в актуальные политические цвета. Поэтому и о такой личности, как Людвик Свобода, вспоминают все меньше.

Были и попытки некоторых, так сказать, «историков» очернить имя Людвика Свободы, для чего выдумывались совершенно абсурдные вещи вроде того, что он был агентом НКВД. Искаженно преподносилась информация о нем самом, его таланте военачальника, а его поведение в 1968 году трактовалось не иначе как измена, потому что «против оккупантов» нужно было бороться. Такая подача была в духе общего желания критиковать все, что хоть как-то связано с прошлым режимом. При таком подходе нет места для признания заслуг военного и послевоенного поколения, всех тех, кто достиг успехов в экономике, науке, культуре, образовании общества и т. д., но имел несчастье делать это во времена политически и идеологически неправильного, утопического режима.

Серьезные аналитики смотрят на подобные тенденции с иной точки зрения. Это проявление общей политической ситуации, шлифовка взглядов на историческое развитие, отражающая сегодняшний как позитивный, так и негативный опыт. Взгляды отдельных слоев, групп общества отличаются очень сильно. Но громче всех о своих позициях заявляют журналисты, публицисты — те, кто стремится повлиять на общественное мнение.


22 июня 2015


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847