О Капабланке-шахматисте известно практически все. О Капабланке-дипломате — значительно меньше. Капу-человека по-настоящему не знал никто. Получить представление о его характере, натуре, привычках можно, лишь перечитав огромное количество писем, записок, воспоминаний, в каждом из которых содержится крохотная крупинка информации, чаще всего — противоречивой…

Дать характеристику третьему чемпиону мира по шахматам пытались многие. Эммануил Ласкер писал в книге «Мой матч с Капабланкой»: «Мы привыкли представлять себе великих гениев прозревающими то, что скрыто от других… Но Капабланка, сын практической расы, поставил себе целью выигрывать у определенного противника в определенное время — ни больше ни меньше».

Вдова Капы, Ольга Евгеньевна Чародаева, всегда говорила: «Это был настоящий джентльмен, относившийся к славе своей совершенно равнодушно».

Александр Алехин, не скрывая раздражения, делился с журналистами: «Мне удалось избавить шахматный мир от массового гипноза, в котором держал его человек, не любящий своего искусства и сделавшийся проповедником его никчемности».

В каждом из высказываний содержится, несомненно, доля истины. Но единственным, кто сумел высказаться объективно и беспристрастно, стал Михаил Ботвинник, резюмировавший: «Он был таким, каким был, и этого достаточно, чтобы быть великим».

ИЗ ЗАУРЯДНЫХ — ВОН!

О чем подумал армейский капитан Хосе Мариа Капабланка, когда его четырехлетний сын, внимательно следивший за тем, как отец и его гость передвигают фигуры по шахматной доске, сделал на удивление толковое замечание? Вероятнее всего, просто решил разъяснить ситуацию, отчего и предложил ребенку партию в шахматы. Маленький Рауль, о котором в семье говорили, что он считает, будто бы у него во рту золото, и боится это богатство растратить, не проронил, по обыкновению, ни слова, взобрался на стул и… в несколько ходов объявил родителю шах и мат…

Онемевшая от удивления матушка поспешила в соседнюю комнату — возблагодарить Деву Марию за сына-вундеркинда. Отец же по-мужски сдержанно отправил юное дарование спать раньше, чем обычно. Потому что, собираясь назавтра в Гаванский шахматный клуб, где проходил второй матч чемпиона мира Вильгельма Стейница с Михаилом Чигориным, он решил взять с собой проявившего способности отпрыска …

Так гласит легенда. Но, даже если события в семье развивались несколько иначе, сути дела это не меняет. Много лет спустя, уже став чемпионом мира, Капа написал: «Способность человека к чему бы то ни было чаще всего проявляется вследствие какого-нибудь особенного случая, который вырывает интерес ребенка из обычных границ. Со мной это произошло во время одной из исторических встреч Стейница с Чигориным…»

Родители, не считая, что шахматы должны стать профессией сына, настояли на том, чтобы закончивший школу Рауль продолжил образование на химико-инженерном факультете Колумбийского университета. Сын повиновался, но, приехав в Нью-Йорк, интересовался лекциями значительно меньше, чем блицтурнирами в шахматном клубе на Манхэттене. Собственно говоря, Капе хотелось всего — иметь дома породистого кота и войти в бейсбольную сборную; перечитать все новые детективы и носить костюмы портного с Севиль-роу; стать чемпионом по бильярду и не пропускать выставок импрессионистов. Разбросанность интересов не мешала будущему чемпиону делать все, за что приходилось браться, успешно. Уделяя минимум времени шахматам, он занял первое место в блицтурнире, который проводил в 1904 году Эммануил Ласкер; триумфально выиграл зимой 1909-го матч с чемпионом США Фрэнком Маршаллом и обыграл в 1911-м сильнейших шахматистов на международном турнире в Сан-Себастьяне.

Следующий шаг казался Капабланке очевидным — вызывать Ласкера на матч за мировое первенство и заставить короля шахмат освободить трон. Но повидавший многое на своем шахматном веку Ласкер принялся оттягивать время, отказываясь под разными предлогами подписывать соглашение о матче. Поэтому претендент решил, не тратя времени впустую, заняться другим делом и, переквалифицировавшись в дипломата, отправился в Санкт-Петербург, чтобы приступить к работе в кубинском посольстве.

КТО С КОНЕМ К НАМ ПРИДЕТ…

Переговоры с Ласкером растянулись на 10 лет, 10 лет, за которые Капабланка успел совершить раза в три больше, чем сумел бы обычный человек. Выступив в 1913 году в четырех турнирах, он трижды занял первое место в Нью-Йорке и получил второе в Гаване. В1914-м побывал с сеансами одновременной игры в Москве, Киеве, Риге и Либаве (ныне Лиепая). Кстати, журнал «Шахматный вестник», рассказывающий читателям обо всех партиях кубинского дипломата, обязательно завершал отчет фразой: «Проведенное с «Дон Жуаном шахматной доски» время сделалось для публики во всех отношениях веселым и интересным». И это действительно обстояло именно так. По крайней мере, Александр Алехин написал в те дни в одном из своих писем: «Капабланка всегда был в превосходном настроении, обладал отличным здоровьем, был любимцем женщин — действительно ослепительное видение».

Отозванный из Петербурга на Кубу, Капа заехал ненадолго в Берлин, чтобы выиграть у Ласкера блиц-матч из 10 партий. В годы Первой мировой одержал победу в трех турнирах в Нью-Йорке, турнире в Гастингсе и матче в Гаване. В 1918-м состоялась его встреча с Фрэнком Маршаллом, носившим титул «Величайшего теоретика шахмат». После этой встречи Капабланку окрестили «шахматной машиной в образе человека». В эти годы ему удавалось почти все. Удовольствие от жизни портили только проволочки Ласкера. Но, как бы долго ни тянулось время, день, когда в поединке за звание чемпиона сошлись «Дон Кихот шахматной мысли» и «Шахматный автомат», все-таки настал…

За Ласкером стояло 27-летнее шахматное первенство. За Капабланкой — безжалостная логика практицизма. Матч игрался на большинство из 24 партий, но закончился после 14-й. Ласкер, державшийся с достоинством старого льва, объяснил свое поражение воздействием кубинского климата… Капа выказывал горделивость монарха. Да почему бы, собственно, и нет? Известен случай, когда он как дипломат присутствовал на приеме у большого любителя шахмат бельгийского короля. Как только его величеству представили «коллегу», он, нарушая протокол, подбежал к Капе со словами: «Я знаю ваши партии и вот теперь — какая честь! — вижу вас лично!» Трудно сказать, удостаивался ли кто-то ранее такой чести, но, достигнув высшей цели, Капабланка познал новое для себя чувство — страх. Страх потерять корону. Впрочем, до этого оставалось еще семь лет славы…

ЗВАНИЕ — СИЛА!

Во времена претендентства на шахматный трон Капабланка не раз упрекал Ласкера в уклонении от поединка. Теперь он вел себя в точности так же. Сформулировав в 1922 году «Лондонскую программу», Капа узаконил обязательность 10 000 долларов призового фонда, не имея которых никто не имел права принуждать чемпиона к защите звания. Эта сумма была не по карману большинству шахматистов, и в первую очередь человеку, чьего вызова чемпион опасался более всего, — Александру Алехину…

И случилось неизбежное. В 1927-м, достав деньги, Алехин был уверен в победе, несмотря даже на то, что недавно проиграл Капабланке на Нью-Йоркском турнире. Сражение титанов в Буэнос-Айресе продолжалось с 16 сентября по 29 ноября, лишь в 34-й партии Алехину удалось сломить сопротивление великого кубинца. Капабланка проиграл…

Газеты, излагая сенсацию, сообщили, что Капа не просто поздравил победителя, но заключил его в дружеские объятия. На самом деле ничего подобного не было. Вернувшись в гостиницу, он сказал: «Я от всего так устал, что хочу лишь одного — чтобы вокруг никого не было». И — слег в постель с тяжелым приступом гипертонии…

Матч-реванш между сильнейшими шахматистами мира не состоялся. Сторонники Капабланки утверждали, что это произошло из-за нежелания нового чемпиона. Приверженцы Алехина говорили, что Капабланка банально боялся проиграть. Но что бы там ни было, Капа возненавидел «узурпатора» своего трона настолько сильно, что даже не отвечал на его приветствия…

Лишь в середине 1930-х Капабланка снова стал выступать в соревнованиях. Жизнь вернулась на накатанную колею: хорошая квартира на 57-й нью-йоркской авеню, светские развлечения, бридж, дипломатические командировки, победы в турнирах. Обыденно начинался и день 7 марта 1942 года, который закончился для великого шахматиста в госпитале «Монт-Синай»…

Вдова Капабланки, пережившая мужа на полвека, отвечая на вопросы журналистов, всегда рассказывала: «Я стояла на углу улицы недалеко от больницы. Была ночь, я видела звезду. Вдруг она исчезла. И я поняла, что его больше нет»…