Авантюристы нынче не те – просто у них все меньше возможностей развивать соответствующие черты своего характера. На планете уже почти не осталось заповедных уголков, и скоро в каждом глухом лесу или на необитаемом острове будут висеть камеры наблюдения. Границы пересекаются с соблюдением тысяч бюрократических процедур, у каждого есть паспорт, все чаще электронный, где про человека написано все... То ли дело двести – триста лет назад! Тогда даже концепция нации еще не была оформлена, а в самоидентификации человека огромную роль играла религия. Но находились люди, которые с легкостью меняли и то и другое. Например, Юрий Трапезондский – человек, успевший побывать греческим моряком, алжирским пиратом, английским экспатриантом, русским солдатом, польским дипломатом и, наконец, сибирским первопроходцем.

Его история начинается в 1627 году, когда он прибывает в Россию через Архангельск на английском корабле. Посольский приказ записывает иностранца следующим образом: «Юрий Иванов, родом гречанин Трапизона города». Очевидно, что этот человек был греком – Георгием, сыном Иоанна из Трапезунда, тогда принадлежащего Османской империи. Ныне это турецкий город Трабзон. В то время Россия охотно принимала на службу православных греков, бежавших от турецкого гнета. 

Как стать пиратом

Однако на допросах иностранец рассказывал удивительные истории о собственной судьбе. Оказалось, что свою морскую карьеру он начинал на кораблях греческих купцов – вероятно, в качестве охранника. К несчастью, один из них был атакован алжирскими пиратами. Так Юрий попал в рабство – пленных обычно продавали на галеры в качестве гребцов. Впрочем, спустя какое-то время он получил своеобразное «повышение», став самым обыкновенным пиратом.

Стоит заметить, что такая ситуация вовсе не была чем-то необычным. Пиратство было вполне интернациональным предприятиям, даже у мусульман. На формально турецких или алжирских кораблях можно было найти выходцев со всех концов света. Например, известно о столкновениях испанского флота с османскими пиратами, которыми командовали английские перебежчики... Греком был и знаменитый алжирский пират, ставший потом правителем Алжира и адмиралом Османской империи, Хайреддин Барбаросса, живший столетием раньше нашего героя.

Но успешный карьерный рост в мусульманском корсарском флоте зависел от одного важного условия, а именно перехода в ислам. Представители же других религий могли рассчитывать исключительно на весло гребца-невольника. Поэтому есть все основания считать, что Юрий из «Трапизона» произнес мусульманский Символ веры шахаду и прошел через обрезание. Сменить религию ему придется еще не раз...

Через Англию в Россию

Алжирские галеры, как сказано в записанных Посольским приказом показаниях Юрия, «ходили на море под немецких людей» – то есть свершали грабительские набеги на берега Европы. Скорее всего, речь шла об Испании. Во время одного из таких путешествий невольники подняли бунт, перебили хозяев судна и сдались на милость королевскому флоту.

Испанцы привечали бывших турецких пленников и оказывали им поддержку – но только в том случае, если они исповедовали католицизм. Поэтому византиец из Трапезунда представился итальянцем. Уловка сработала, и Юрий отправился в мятежные Нидерланды. Там он в очередной раз сменил сторону и стал моряком на голландском судне, которое, по-видимому, было атаковано английскими корсарами. Что и говорить, неудача за неудачей!

Римская вера не была преимуществом в глазах англикан, поэтому Трапезондский счел уместным раскрыть свою истинную идентичность, рассказав своим пленителям о том, что он православный грек. В те времена англичане, как враги Ватикана, неплохо относились к православным, и потому Юрий получил свободу. Он быстро влился в обширную английскую греческую диаспору, в которой и познакомился с двоюродными братьями Альбертусами-Далмацкими, возводившими свою родословную к византийским императорам Палеологам. Братья стали покровительствовать соотечественнику, и, скорее всего, именно они подвигли того на прибытие в Россию.

Из Архангельска новоиспеченный царский подданный отправился в Москву, где женился, венчавшись по православному обряду. Юрий был зачислен в «Греческую роту» Иноземского приказа, где получал весьма внушительное жалованье, – вероятно, сказалось красноречие и явный талант манипулятора, которые еще не раз сослужит Юрию добрую службу. Спустя год в Москву перебрались и Альбертусы.

«Заблудившаяся» рота

Тем временем Московское государство готовилось к очередной войне с поляками, впоследствии получившей название Смоленской. «Греческая рота» в составе русской армии приняла участие в боевых действиях, отметившись в успешном штурме Дорогобужа и при осаде Смоленска. И в ходе этой осады Юрий в очередной раз перебежал – на этот раз к полякам, прихватив с собой еще около десятка бойцов. Правда, сам он впоследствии будет утверждать, что его отряд заблудился и случайно попал в плен, но дальнейшие события делают эту версию маловероятной. Во всяком случае, получив информацию об этом, русское командование приняло весьма жесткие меры – семьи дезертиров были сосланы в Сибирь.

Юрия, в очередной раз выдавшего себя за католика-итальянца, допрашивал сначала великий гетман Великого княжества Литовского Лев Сапега, а затем – сам принц Владислав. Хитрому греку в очередной раз удалось провести этих вельмож – он выдал себя за важную фигуру и обсуждал с польскими аристократами планы Московского государства. Больше того, общался он и с крымским послом – успешно используя при этом татарский язык. 

«Итальянский офицер» пробыл в Польше до 1632 года, застав похороны короля Сигизмунда и коронацию его сына Владислава. Новый монарх отпустил своего знакомого «домой» – в Италию. Разумеется, там Юрию было делать нечего. Вместо этого он уехал в Голландию. Там он, по собственному утверждению, вновь стал вращаться в высших кругах общества. Так это или нет, но Юрий заручился рекомендацией принца Генриха Оранского. Похоже, что именно она – возможно, вместе с ценными сведениями – спасла его от наказания за дезертирство и смену веры, когда он в 1633 году вновь возник в Москве. Российские власти сначала завели на Юрия дело об измене, но потом приняли его версию о «заблудившемся» отряде. 

Сибирский первопроходец

Трапезондского восстановили на службе, его семью вернули из ссылки. «Греческая рота» отправилась на оборону южных границ, где Юрий показал себя храбрым и умелым солдатом, к 1637 году став ротмистром. Его влияние в Греческой слободе возрастало – а вместе с ним росло и жалованье. Разумеется, старый авантюрист не преминул этим воспользоваться, с головой окунувшись в интриги, которые время от времени заканчивались покушениями и ссылками. Дела шли в гору – и похоже, что бывший пират стал зазнаваться.

В 1642 году наступила расплата. Юрий вмешался в конфликт между греческими кланами своих благодетелей Альбертусов и Алибеевых-Макидонских. Ротмистр, пользуясь своим положением, заставлял своих подчиненных подписывать пустые листы, на которых потом писалась жалоба на неугодного человека. Хитрец не учел, что Алибеевы и сами были не лыком шиты – такие же, как и он, греки, поднаторевшие в византийском интриганстве. Заговор был раскрыт, его участники попали под следствие. Тогда-то Трапезондскому и припомнили измену под Смоленском – он был сослан в Томск.

Освоение русскими Сибири – как и пиратство в Средиземном море – тоже во многом было делом интернациональным. В отрядах первопроходцев служили не только казаки, но и татары из европейской части России, и пленные поляки, литовцы, шведы. И – греки. К тому времени в Сибири уже существовала немалая греческая диаспора, – видимо, слишком уж часто бывшие византийцы начинали мутить воду в Московии. Само собой, Юрий вновь не пропал. Он поступил на военную службу в чине сына боярского (прообраз российского дворянства), отражая набеги татар и киргизов. Больше того – ссыльный сошелся с местным воеводой князем Щербатовым, вскоре приняв участие в покрываемой им контрабандной торговле пушниной. Вот и пригодился пиратский опыт...

Коррумпированность Щербатова довела местных казаков до бунта. И Трапезондский, вновь почувствовавший, что поддерживает не ту сторону, примкнул к восставшим, жестоко расправляясь со своими бывшими друзьями. Среди них оказался даже священник Сидор Лазарев, некогда бывший духовным отцом и Трапезондского, и Щербатова, – батюшка был жестоко избит за переписку, в которой он осудил бунт.

Позднее Юрия как «влиятельного человека» отправили с петицией в столицу – бунтовщики надеялись убедить центральную власть в том, что восстают не против государства, но против конкретного казнокрада. В качестве доказательства прегрешений Щербатова Юрий прихватил с собой изъятые у того меха.

Надо сказать, ход был не настолько самоубийственный, как кажется, – часто московские власти действительно вставали на сторону «бунтовщиков» против местных воевод. Однако в тот раз мятеж в столице поддерживать отказались, и Трапезондский вновь сделал то, что умел лучше всего, – переметнулся. Похоже, что данные им показания оказались очень ценными. Он вновь не понес никакого наказания, а привезенные в столицу меха превратились в «ясак». То есть получилось, что служивый человек привез из Сибири дань от тамошних инородцев.

Больше того – пробыв какое-то время в Москве, бывший бунтовщик отправился обратно... чтобы судить своих сообщников по восстанию. Так затея, окончившаяся полным провалом, в очередной раз принесла ему деньги и влияние. До конца своей жизни Юрий занимался теми или иными предприятиями в Сибири, – например, именно он перенес Ачинский острог на другое место, где позже возник город Ачинск Красноярского края. 

С 1662 года упоминаний о Юрии Трапезондском нет. Вероятнее всего, авантюрист просто скончался от старости.

Кем же он был?

Эта удивительная история не может не вызвать множество вопросов. Почему Трапезондскому так много сходило с рук? Как и где он выучил несколько языков, при этом очень плохо зная даже греческое письмо? Зачем раз от раза возвращался в Россию?  

Точных ответов мы не узнаем никогда. Можно лишь предположить, что бывший корсар был профессиональным шпионом, постоянно предлагающим свои услуги разным сторонам. Вероятно, вместе с этими предложениями он делал «аванс» – сообщал ценные сведения, которые разведывал ранее. Кроме того, все говорит о том, что Юрий обладал харизмой и умением убеждать, иначе ему бы не удавалось с такой легкостью обращать свои неудачи в новую ступеньку на пути к успеху.

Такой человек мог бы сделать карьеру где угодно в Европе или Османской империи – но продолжал приезжать в Москву. Видимо, что-то привлекало его в служении русскому царю. Конечно, вполне возможно, что речь шла прежде всего о деньгах – в то время иностранным специалистам в Московии платили очень хорошо. Но кажется, что должно было быть что-то еще – никакие деньги не стоят перспективы лишиться головы за военную измену. 

Скорее всего, Юрию Трапезондскому, который, вероятно, действительно был православным греком, было попросту комфортнее находится среди единоверцев. И возможно, что в сердце прожженного авантюриста-экспатрианта страна снегов стала ассоциироваться с чем-то, что можно назвать домом... Бог его знает.