«Граф Лев Толстой держит себя очень гордо…» — такое резюме cделал полковник Дурново, рапортуя начальству о поведении великого русского писателя, которого будущий лидер большевиков Владимир Ленин называл «глыбой» и «зеркалом русской революции».

Современный читатель, наверное, удивится, узнав, что автор знаменитого романа «Война и мир» Лев Николаевич Толстой находился под неусыпным оком жандармов и царской цензуры.

В Военно-исторической библиотеке Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации обнаружены редчайшие документы — дело III отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, заведенное на графа Толстого.

Извлечены эти документы из бывшего архива департамента полиции, куда они в свое время оказались переданы из III отделения. В реестре значатся двадцать четыре бумаги.

Когда знакомишься с письмами, доносами и начертанными на них резолюциями, приходишь к выводу, что дело это является характерным образцом произвола бюрократии и полной беззащитности личности перед контролем спецслужб, хотя речь идет не о рядовом российском подданном, а о писателе, при жизни признанном классиком.

КАК ПОЯВИЛОСЬ ЭТО ДЕЛО?

В справке, которая была представлена управляющему III отделением генерал-майору Потапову, указывалось, что в 1861 году отставной артиллерии поручик Лев Толстой просил через министра народного просвещения разрешения издавать журнал «Ясная Поляна».

Главное цензурное управление, куда была направлена просьба Льва Николаевича, не сразу ответило согласием. Оно внимательно изучало программу будущего издания, поскольку выпуск газет и журналов для широкого круга читателей, по мнению цензоров, являлся делом особо серьезным и даже опасным по своим возможным последствиям. Это происходило в период, когда печать испытывала усилившееся давление цензурного пресса. Из-за гонений в 1861 году прекратили свое существование несколько газет. Председатель Петербургского цензурного комитета Ковалевский в программе журнала «Ясная Поляна», которую подготовил старший секретарь канцелярии этого же управления, наложил резолюцию: «Уведомить, что препятствий нет». Однако рисковать большим не хотел и сообщил, что не излишним считает запросить III отделение жандармерии: «…не встречается ли… каких-либо препятствий к дозволению графу Толстому быть редактором периодического издания».

Понятное дело, в таких случаях препятствия всегда находились. Так произошло и на этот раз. Повод был весьма благовидный: интересы дела. Но истинная причина крылась в другом. Это становится очевидным, когда знакомишься со вторым пунктом представленной справки. В нем говорится: «В исходе того же года сделалось известным, что в имении графа Толстого Ясная Поляна проживает в качестве учителя бывший студент Московского университета Соколов, находившийся под следствием за распространение возмутительных сочинений, которые он будто бы читает в школе».

На всякий случай было учреждено со стороны московского обер-полицмейстера секретное наблюдение. Далее сообщалось, что сам Толстой «замечателен в своих либеральных направлениях, очень усердно занимается распространением грамотности между крестьянами». Проверку информации, содержащейся в данной справке, жандармский начальник Потапов поручил полковнику Муратову.

Ретивый офицер корпуса жандармов немедленно взялся за дело и вскоре «весьма секретно» доносил управляющему III отделением Потапову: «В Тульской губернии проживает в собственном имении Ясная Поляна отставной артиллерийский офицер Толстой, очень умный человек, усердно занимается распространением грамотности между крестьянами, для чего устроил в имении своем школы и пригласил к себе в преподаватели тоже студентов, и особливо тех, которые подвергались каким-либо случайностям, оставили университет, и, как слышно, у Толстого находятся уже 10 человек, которым он дает хорошее жалованье и готовое содержание, в числе таких оказался здешний студент Алексей Соколов, состоящий под надзором за участие в издании и распространении запрещенных антирелигиозных сочинений».

Иногда в своей подозрительности управляющий III отделением Потапов настолько выходил за рамки приличия, что приводил в смущение видавших виды помощников. Вот его резолюции на отдельных листках дела графа Толстого: «Узнать от полковника Муратова, приезжали ли в Тульскую губернию 10 студентов, кончивших курс в Московском университете, в том числе какой-то Елагин. По слухам, они явились к мировому посреднику гр. Льву Николаевичу Толстому, Крапивянского уезда, и от него получили места учителей в школах. Мне нужно знать справедливо ли это и какого рода личность Толстой».

СЛЕЖКА ЗА ГЕНИЕМ

Да, жандармский корпус в этот период строго стоял на страже спокойствия самодержавия, а оно продолжало двигаться своим реакционным курсом прямиком к революции. В этот период правительство особенно часто пользовалось в борьбе с неугодными таким иезуитским оружием, как доносы и слежка.

Особенно блистали на этом поприще блюстители порядка жандармы Крейц, Потапов, Покровский, Тучков, Муратов. В деле имеются их доклады о наблюдении за имением Льва Толстого и учителями-студентами. Каждый шаг и слово находящихся под наблюдением лиц зафиксированы словно с помощью фотоаппарата. Как говорится, эта каша варилась в котле, накрытом довольно плотно крышкой. Разнузданный террор влек за собой эпидемию доносов.

В июне 1882 года подполковнику Шеншину агент Шипов доносил: «Когда я находился в Туле, к графу Толстому привезены были из Москвы литографические камни со шрифтом и какие-то краски: на этих камнях, как было мной узнано через одного из бывших у графа учителей, предложено было печатать какие-то запрещенные сочинения… Наконец я узнал, что граф Толстой выехал из Ясной Поляны в Петербург, почему я и отправился туда за ним для наблюдения…»

И тут же полковнику корпуса жандармов Дурново выдается весьма секретная бумага: «К нему (имеется в виду граф Толстой. — Авт.) в означенное сельцо из Москвы привезены литографические камни и краски для печатания, как говорят, запрещенных сочинений, но поблизости сего сельца (в 13 верстах от Тулы) предложение это не состоялось, и помянутые камни со всеми их принадлежностями перевезены в другое имение графа Толстого, находящееся в Курской губ., где предложено начать печатание не ранее как в августе месяце, и предполагается печатать какой-то манифест по случаю тысячелетия России, который был предварительно посылаем за границу.

Дом графа Толстого охраняется в ночное время значительным караулом, а из кабинета и канцелярии его устроены потайные двери и лестницы… Предписываю вашему высокоблагородию отправиться в Тульскую, а потом, если окажется нужным, в Курскую губернии и сделать надлежащее дознание по сему предмету».

Интересы дворянско-крепостнической реакции, естественно, требовали самого тщательного разбирательства в этом, как представлялось, противозаконном действии. Верховным распорядителем и живым олицетворением реакции был шеф жандармов генерал-адъютант князь Долгоруков. Его стараниями посылается в обгон полковника Дурново секретная бумага начальнику Курской губернии, в которой предписывается оказать всяческое содействие в выполнении «секретного» задания и «если по оному окажется что-либо противозаконное, передать виновных в распоряжение местной полиции…».

ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ

Надо заметить, что полковник корпуса жандармов не страдал от избытка гуманности. Тем не менее ответственный за карательную политику царизма, услужливый бюрократ и бурбон по отношению к тем, кто зависел от него самого, вскоре убедился в невероятно бессмысленной возне вокруг писателя Льва Толстого и студентов, проживающих в его имении. Но к этому выводу жандарм пришел лишь после тщательной проверки в соответствии с распоряжениями, отданными ему шефом.

Через несколько дней шеф жандармов читал рапорт своего подчиненного. Тот скрупулезно описывал все: как он прибыл на место, сколько у графа Толстого студентов, каждому дал характеристику, какие материалы обнаружены у них при обыске. Далее он излагал: «По осмотре кабинета и дома графа Толстого… предосудительных бумаг не оказалось, и только по некоторым частным письмам, писанным в 1858 году к нему Тургеневым, можно было судить, что он находился в коротких отношениях с Герценом и что переписка прошлых годов чрезвычайно большая, но писем нынешнего года найдено очень мало… В доме графа Толстого, устроенном весьма просто, по осмотре его не оказалось ни потайных дверей, ни потайных лестниц, литографских камней и телеграфа тоже не оказалось, хотя вице-губернатор в разговоре со мной и объяснил, что он предполагает, что у графа есть типография для печатания его журнала».

Полковник Дурново доносил, что граф Лев Толстой держит себя очень гордо, обращение же его с крестьянами чрезвычайно простое, а с мальчишками, учащимися в школе, даже дружеское.

На рапорте жандарма — резолюция Долгорукова: «Выписку, сделанную из этого донесения, я отправил государю императору 17 июля. Секретно».

Видимо, ничего более важного и секретного для предъявления императору у жандармов так и не появилось…

Царским правительством предпринимались и другие меры, чтобы заглушить голос Толстого. Рассылались циркуляры, указания с запрещением упоминать его имя в печати. То были пустые хлопоты.

Материал подготовлен при содействии Военной исторической библиотеки Генштаба ВС РФ.