… телеграмму с такими словами Сталин прислал в Ленинград буквально через несколько часов после начала гитлеровского вторжения. Адресована она была второму секретарю Ленинградского обкома и горкома Алексею Александровичу Кузнецову, который находился «на хозяйстве» в отсутствие отдыхавшего в Сочи «хозяина Смольного» Жданова.
Правда, подлинник телеграммы не публиковался, так что, возможно, мы имеем дело с легендой. Но легендой весьма показательной…

ДОРОГА НАВЕРХ

Алексей Александрович Кузнецов родился 20 февраля 1905 году в городе Боровичи Новгородской губернии в рабочей семье. В 17 лет окончил школу, поступил на Боровичский лесопильный завод и вскоре организовал там комсомольскую ячейку. Через три года по рекомендации одного из старейших членов заводской коммунистической ячейки Адама Осиповича Коршеника (члена партии с 1904 года) «инициативный и политически грамотный» молодежный вожак был принят в ряды ВКП(б).

Возглавив Маловишерский окружной комитет комсомола, Кузнецов вступил в конфликт с местной партийной организацией, руководство которой поддерживало «новую оппозицию». Затем, уже после разгрома зиновьецев, Алексей Александрович принял деятельное участие в проведении коллективизации на территории Маловишерского округа; в 1930 году был переведен на повышение в Ленинградский обком комсомола.

Выйдя из комсомольского возраста, Кузнецов последовательно прошел должности рядового инструктора Ленинградского горкома ВКП(б) (1932–1934), а затем 2-го секретаря Смольнинского и 1-го секретаря Дзержинского райкомов партии (1936–1937).

Масштабные чистки, проводимые в период ежовщины, обеспечили карьеру многим молодым и энергичным выходцам из пролетарской среды. Рассказывая о деятельности Кузнецова в этот период, газета «Ленинградская правда» писала следующее: «Поучительны факты, иллюстрирующие борьбу райкома партии и, в частности, тов. Кузнецова против бюрократизма, насаждавшегося в ряде учреждений врагами народа. Секретарь райкома ВКП(б) тов. Кузнецов нередко появлялся в том или ином учреждении района в качестве рядового посетителя. Пришел он однажды в управление по делам искусств… А руководителем здесь сидел разоблаченный ныне враг народа Рафаил. Секретарь обвел посетителя ледяным взором и процедил ему, что он записан «в очередь на прием»… Этот эпизод лучше пространных отчетов и обследований показал тов. Кузнецову, насколько издевательски относятся к людям в управлении по делам искусств. Райком ВКП(б) крепко ударил по этим негодным порядкам, насаждавшимся врагами с целью вызвать среди трудящихся недовольство советской властью. Вскоре Рафаил при активном содействии районного комитета был разоблачен полностью… С неутомимой энергией боролся тов. Кузнецов за разоблачение врагов, орудовавших на идеологическом фронте – в Государственном Эрмитаже, Русском музее, музее Революции и ряде других культурных учреждений».

В трагическом 1937 году Алексей Александрович был переведен на должность 2-го секретаря Ленинградского обкома. Окончание большой чистки не только не остановило стремительной карьеры Кузнецова, но и принесло ему еще один пост – 2-го секретаря городского комитета партии. (Отметим, что с самого момента разделения Ленинградской парторганизации на областную и городскую должности 2-го секретаря обкома и горкома никогда не совмещались в одном лице.)

В 1939 году Алексей Александрович вошел в состав ЦК ВКП(б) и Военный совет Краснознаменного Балтийского флота. С этого момента он стал правой рукой Жданова и даже обратил на себя внимание самого «хозяина» (как называли генсека его ближайшие сподвижники).

Постоянно демонстрируя преданность сталинской линии, Кузнецов тем не менее обладал достаточно широким кругозором и умением отстаивать свое мнение перед начальством. Те слухи, которые просачивались из коридоров Смольного, рисовали его ленинградцам в довольно выгодном свете. Так, в марте 1941 года в связи со строительством метрополитена Ленсовет принял решение о сносе Знаменской и Владимирской церквей. Знаменская церковь действительно была разрушена, однако Владимирский собор 2-му секретарю горкома чем-то приглянулся и потому избежал разрушения. В свете недавних репрессий и гонений на «служителей культа» подобное поведение Кузнецова было достаточно рискованным, поскольку могло навлечь на него обвинения политического характера. Однако Сталин явно покровительствовал Алексею Александровичу. Особенно наглядно признаки благосклонности «хозяина» проявились в трагические годы войны и блокады.

ОБОРОНА ЛЕНИНГРАДА

В середине июня 1941 года 1-й секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Андрей Жданов отбыл в Сочи. На время его отпуска заведовать городским хозяйством остался Кузнецов. Постоянно контактируя с командованием Ленинградского военного округа, Алексей Александрович знал о тревожной обстановке на границе. Кроме того, из Балтийского морского пароходства к нему поступили сообщения о задержании советских судов в германских портах. Предчувствуя худшее, вечером 21 июня после очередного заседания Кузнецов порекомендовал руководящим работникам остаться в Смольном: «Положение на границе тревожное. Надо быть начеку».

22 июня в 00.30 нарком обороны СССР направил в западные военные округа (в том числе и в Ленинградский) предупреждение о вероятном нападении немецко-фашистских войск. Получив сообщение штаба Ленинградского военного округа, Кузнецов распорядился немедленно собрать руководителей партийных и советских организаций Ленинграда и области. Около двух часов ночи в штаб Ленинградского военного округа пришла телеграмма Тимошенко о приведении войск в боевую готовность. Узнав об этом, Алексей Александрович тут же созвал совещание партийного актива. Как только в пять часов утра поступили первые сообщения о бомбежках фашистской авиацией советских городов, в Смольном приступили к выработке срочных мер по обеспечению безопасности Ленинграда.

С прибытием в Ленинград Жданова Кузнецов хотя формально и отошел на второе место, однако по-прежнему оставался одним из главных организаторов обороны города. В отличие от редко покидавшего Смольный 1-го секретаря, Алексей Александрович появлялся везде – на заводах, в воинских частях, институтах, призывных пунктах.

Больше всего времени отнимала у Кузнецова работа по переводу промышленности на военные рельсы. К началу июля пять ленинградских заводов производили артиллерийские орудия, 11 выпускали минометы, 12 – танки и бронемашины, 14 – огнеметы, 13 (в т. ч. завод кухонных плит и фабрика игрушек) – ручные гранаты. На заводе музыкальных инструментов и парфюмерных фабриках наладили выпуск противотанковых мин, на спиртоводочных заводах готовили бутылки с зажигательной смесью. Вся швейная промышленность Ленинграда была переведена на пошив армейского обмундирования.

Многие рабочие были призваны на фронт, и на смену им на фабрики и заводы пришли женщины, пенсионеры, подростки; в цехах работали люди из аппарата заводоуправлений. Большинство предприятий было переведено на 11-часовой рабочий день и полуторасменную работу, отменили отпуска, праздничные и выходные дни, люди не оставляли рабочие места, не выполнив задание.

Тогда же, в июле 1941 года, Кузнецов возглавил Комиссию по сооружению оборонительных укреплений вокруг Ленинграда. К этим работам были привлечены около шестидесяти тысяч человек, большинство из которых направились на строительство Лужской укрепленной полосы. В следующем месяце Алексей Александрович руководил фортификационными работами уже в самом Ленинграде.

Английский историк Гаррисон Солсбери писал: «Энергия и спокойствие Кузнецова казались неисчерпаемыми. Ему еще не было сорока лет, очень худой и бледный; заостренное лицо, тонкий нос придавали ему строгость. Но на самом деле это был человек мягкий, внимательный, почти всегда проявлявший такт. Он редко повышал голос, никогда не упрекал без оснований и в этом отношении был полной противоположностью многим партийным функционерам, включая его собственное начальство – Андрея Жданова».

Способность к нестандартному мышлению не раз помогала Кузнецову находить выход в самых критических ситуациях. Так, командир ленинградских саперов полковник Бычевский вспоминал, что однажды Алексей Александрович срочно вызвал его в Мариинский театр и, показав сделанные театральными художниками танки и пушки из папье-маше, приказал доставить эти макеты на фронт. Впоследствии подобные муляжи не раз, и довольно успешно, подменяли боевую технику, необходимую на более важных участках.

Даже в эти напряженные дни деятельность Кузнецова не проходила мимо внимания генсека. В обход Жданова Сталин не раз звонил 2-му секретарю по прямому проводу и давал достаточно подробные указания, как строить баррикады, готовить население Ленинграда к уличным боям.

Вероятность падения города летом-осенью 1941 года была достаточно высока, и с октября 1941 года началось создание «нелегальной Ленинградской организации ВКП(б)» для борьбы с немцами в условиях подполья. Эту работу курировал Алексей Александрович, и весьма вероятно, что в случае захвата города врагом именно ему пришлось бы возглавить всю конспиративную деятельность в оккупированном Ленинграде.

Город устоял, но в тылу противника на захваченной территории Ленинградской области разгоралась партизанская война, и одним из главных ее организаторов вновь оказался Алексей Александрович.

Как и Жданов, Кузнецов входил в состав военных советов Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота и принимал участие в разработке и принятии всех важнейших решений стратегического характера. Впрочем, это не избавляло его и от другой, гораздо более тяжелой заботы, связанной с продуктовым обеспечением осажденного города. Так, в январе 1942 года, в самый трагический период блокады, именно он возглавил продовольственную комиссию, в которую кроме него входили Петр Попков, Дмитрий Павлов и Николай Соловьев. Помимо этого, зимой 1941–1942 годов Алексею Александровичу частенько приходилось подменять заболевшего 1-го секретаря и вести вместо него заседания бюро обкома и горкома партии.

2 июня 1943 года началось вручение специально учрежденной медали «За оборону Ленинграда». В списке первых награжденных, кроме Жданова, стояли фамилии генерала Леонида Говорова, композитора Дмитрия Шостаковича, директора Эрмитажа Леона Орбели. Всего медалью «За оборону Ленинграда» было награждено более полутора миллиона человек.

Если говорить о любви и популярности, которыми Кузнецов пользовался у горожан, то к моменту прорыва блокады молодой и обаятельный 2-й секретарь горкома скорее был первым в сердцах ленинградцев, потеснив своего суховатого начальника. Неудивительно, что после того, как Жданов был отозван в Москву, его преемником во главе областной и городской парторганизаций стал именно Кузнецов (январь 1945 года).

ИЗ СМОЛЬНОГО В КРЕМЛЬ

Хотя до сего дня для многих петербуржцев Кузнецов является личностью почти легендарной, краткий период его самостоятельного градоначальствования не был отмечен какими-либо яркими событиями. Память о войне была столь тяжела, что потребовалось время, чтобы прийти в себя и приступить к мирному созидательному труду.

Требовалось и еще одно – наказать виновных в недавней трагедии. 6 мая 1943 года по решению Ленгорисполкома была создана городская Комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников во главе с Кузнецовым (в комиссию также вошли председатель Ленсовета Петр Попков, академик Леон Орбели, поэт Николай Тихонов, народная артистка СССР Вера Мичурина-Самойлова). Первым результатом работы комиссии стала публичная казнь перед кинотеатром «Гигант» восьми нацистских военных преступников.

Для увековечивания памяти павших героев были заложены Московский и Приморский парки Победы. Постепенно в обезлюдивший город начали возвращаться фронтовики и эвакуированные. Сложнее, чем с людьми, обстояло дело с машинами. Вывезенное оборудование ленинградских предприятий теперь работало на заводах Урала и Сибири, и возврат его требовал значительных усилий. Пытаясь как-то компенсировать ущерб, центральные ведомства начали поставлять на берега Невы машины и станки, вывезенные из Германии. Многое из этого трофейного имущества оказалось порядком устаревшим, что существенно тормозило восстановление ленинградской промышленности. Тем не менее большинство городских предприятий вновь заработали и постепенно выходили на довоенный уровень производства.

В 1946 году в Москве грянуло так называемое «авиационное дело». Суть его сводилась к тому, что во время войны командование ВВС и руководство Наркомата авиационной промышленности пыталось скрыть низкое качество производившихся самолетов, сваливая всю вину за случавшиеся аварии на летчиков-испытателей. С должностей были сняты главный маршал авиации Александр Новиков и нарком авиапромышленности Алексей Шахурин. Маленков, курировавший авиапромышленность в годы войны, получил выговор, лишился должности секретаря ЦК и отправился в Казахстан на хлебозаготовки.

В марте 1946 года освободившееся кресло секретаря ЦК по протекции Жданова занял Кузнецов. Вскоре Сталин включил Алексея Александровича в состав оргбюро ЦК и даже доверил ему проверку и курирование органов госбезопасности.

По роду своих новых обязанностей Кузнецов получил доступ к массе секретных документов, в том числе и к тем, которые касались репрессий 1930-х годов и содержали компромат на бывшего «главного чекиста» – Лаврентия Берию.

Берия в это время руководил созданием атомной бомбы. Что же касается его преемника Виктора Абакумова, то он симпатизировал ленинградцам, а потому охотно предоставлял Алексею Александровичу все требуемые материалы из архивов Лубянки. Однако подобная любознательность Кузнецова неизбежно должна была встревожить не только Берию, но и самого Сталина, бывшего главным вдохновителем всех предвоенных чисток.

Возвышение Жданова и Кузнецова соответствовало новому направлению сталинской кадровой политики. Во время блокады ленинградские коммунисты продемонстрировали недюжинную энергию и деловую хватку. С берегов Невы в столицу и другие города страны началась высадка «ждановского десанта»; на руководящую работу было выдвинуто около двенадцати тысяч ленинградцев, причем около восьмисот человек попали в ЦК и союзные министерства, возглавили другие края и области.

Вероятно, тогда Сталин еще не разглядел в ждановцах ту черту, которая впоследствии очень его обеспокоила: за время блокады, будучи оторваны от страны, ленинградские руководители научились действовать самостоятельно и рассчитывать только на свои силы; для большинства из них очень убедительно звучали рассуждения Жданова и Кузнецова о необходимости предоставления большей самостоятельности отдельным регионам РСФСР и СССР. Со временем подобные рассуждения повлекут за собой обвинения в «сепаратизме» и прочие оргвыводы, однако в 1945–1946 годах все эти разговоры выглядели не более чем любопытным предметом для дискуссии.

Гораздо реальнее выглядела другая перспектива. Ленинградцы, имея во главе таких лидеров, как Жданов, Кузнецов и Николай Вознесенский (заместитель Госплана и 1-й заместитель председателя Совета министров СССР), вполне могли привлечь на свою сторону региональные партийные организации и даже оттеснить от власти таких политических тяжеловесов, как Берия, Маленков, Молотов, Каганович и др. Возможно, со временем настал бы черед и самого Сталина…

«ИСТОРИЯ НАС ОПРАВДАЕТ»

Вероятно, к 1948 году «хозяин» обнаружил, что ослабить возросшее влияние ленинградцев можно лишь одним способом – нанеся по ним внезапный и мощный удар. Первым сигналом к началу очередного передела власти стала внезапная смерть (если не убийство) Жданова. Затем настал черед Кузнецова, Вознесенского…

Как опытный мастер интриги Сталин предпочел устранить ленинградцев, натравив на них других членов ЦК. Отдыхая в Грузии на озере Рица, Сталин поделился с соратниками своими планами: «Я стал стар и думаю о преемниках. Наиболее подходящий преемник на посту председателя Совета министров – Вознесенский, а на посту генерального секретаря – Кузнецов… Как, не возражаете, товарищи?» Никто, конечно, не возражал, но Маленков и Берия, сами претендовавшие на роль преемников Сталина, поняли, что устранить конкурентов нужно как можно быстрее.

15 февраля 1949 года Политбюро ЦК приняло постановление «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) товарища Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. Н. и Попкова П. С.». В нем отмечалось, что «у тт. Кузнецова, Родионова, Попкова имеется нездоровый, небольшевистский уклон, выражающийся в демагогическом заигрывании с Ленинградской парторганизацией, в охаивании ЦК ВКП(б), который якобы не помогает Ленинградской организации, в попытках представить себя в качестве особых защитников интересов Ленинграда, в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) и отдалить таким образом Ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)». Далее указывалось, что 1-й секретарь Ленинградского обкома и горкома П. С. Попков пытался действовать «путем рваческих комбинаций» в обход ЦК через «самозваных «шефов» Ленинграда вроде тт. Кузнецова, Родионова и других».

Именно в этот день старшая дочь Алексея Александровича Алла выходила замуж за сына Микояна – Серго. Жена Кузнецова Зинаида Дмитриевна (урожденная Воинова), не желая портить праздник, утешала детей: «Ребятки, папу сняли. Все, конечно, разъяснится…»

13 августа Алексея Александровича пригласили в Кремль; уходя из дома, Кузнецов сказал детям: «Сходите за мороженым. Накрывайте на стол. Я вернусь к обеду». Он не вернулся. Вместо него с обыском пришли чекисты. По описи «для доставки в МГБ СССР» ими было изъято следующее: «…ордена Ленина – 2; орден Красного Знамени – 1; орден Кутузова I степени – 1; орден Кутузова II степени – 1; орден Отечественной войны I степени – 1; медали «За оборону Ленинграда» – 2; медаль «Партизану Отечественной войны» – 1; погоны генеральские – 7 пар; сапоги мужские хромовые – 1 пара; зубной порошок – 1 короб.; зубная щетка – 1 шт.».

Согласно показаниям тюремного врача, во время допросов Кузнецов «подвергался физическому воздействию» – ему разбили ушную раковину, повредили позвоночник. Не меньше доставалось и другим арестованным – их сажали в бетонный куб, сутками держали без воды и еды, привязывали к железным кроватям с колючими настилами, угрожали расправиться с семьями.

В сентябре 1950 года выездная сессия Верховного суда СССР на закрытом заседании в клубе офицеров на Литейном приступила к рассмотрению уголовного дела против Кузнецова, Вознесенского, Родионова, Попкова, Капустина, Лазутина и др. Все они обвинялись в измене Родине, контрреволюционном вредительстве, участии в антисоветской группировке. Маленков следил за процессом по специально организованной ретрансляции прямо из зала суда и, в свою очередь, передавал информацию Сталину. Судя по последующим показаниям Абакумова, обвинительное заключение составлялось под диктовку генсека.

Следует отметить, что еще в 1947 году смертная казнь в стране была отменена, но за время процесса, вероятно специально для Кузнецова и его соратников, ее вновь ввели специальным указом Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года.

Надежда спасти жизнь себе и близким заставила некоторые подсудимых признать явно абсурдные обвинения. Однако Кузнецов до конца стоял на своей невиновности и в последнем слове заявил: «Я был большевиком и останусь им, какой бы приговор мне ни вынесли, история нас оправдает». Когда Алексея Александровича выводили из зала суда, охранник заткнул ему рот кляпом.

30 сентября 1950 года решением Военной коллегии Верховного суда СССР герои ленинградской блокады Кузнецов, Попков, Капустин, а также руководители советов министров СССР и РСФСР Вознесенский и Родионов были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. К месту казни осужденных доставили в пустой электричке и расстреляли уже через час после вынесения приговора.

Как и обещал Алексей Александрович в своем последнем слове, история его оправдала. После XX съезда КПСС имя его было реабилитировано, а на доме, где он жил (Кронверкская ул., д. 29/37), установлена мемориальная доска. В 1979 году новый проспект (между улицей Морской пехоты и Петергофским шоссе) был назван Кузнецовским.