В 1887 году в солидном журнале «Морской сборник» была напечатана без подписи статья со сложным названием «В защиту старых броненосцев и новых усовершенствований», однако те, кто прочел ее, были немало удивлены. Оказалось, что статья написана в увлекательном жанре фантастики и рассказывает о том, как некое островное государство нападает на Европу, чтобы переместить центр мирового господства на Тихий океан. Война начнется из-за ничтожного повода, и в ней будут участвовать два флота. Эскадрой европейцев командует адмирал Форвард, что в переводе с английского означает «нападающий». Адмирал Форвард избирает для ведения боя наступательную тактику, выигрывает сражение и спасает мир. Однако он с грустью и сочувствием смотрит, как гибнет броненосец противника, подорвавшись на мине: «Сила взрыва была так велика, что многие орудия сбросило со своих станков, летели мачты и шлюпки. Пар и горячая вода бросились в кочегарное и машинное отделения и задушили все, что было в них живого. Вслед за взрывом огромная масса воды хлынула в середину судна через пробоину. Переборки были разрушены, ничто не задерживало страшного потока, и броненосец стал быстро погружаться в воду...». Автором фантастического рассказа был Степан Осипович Макаров. 18 лет спустя, 31 марта 1904 года, адмирал Макаров погиб на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на японской мине в водах Порт-Артура. Немногие моряки, которые спаслись после взрыва, говорили, что все произошло точь-в-точь, как описал Макаров, даже промежуток времени от момента взрыва до полного погружения корабля совпал минута в минуту...

Невыдуманная история гардемарина Макарова

Гардемарин. Какое звенящее, звучное слово! Благодаря популярному телесериалу сложилось мнение, что гардемарины — это российские мушкетеры, которые только тем и занимались, что участвовали в интригах императорского двора, танцевали на балах, дрались на дуэлях и покоряли сердца легкомысленных дам. Молодые, отважные и обаятельные юноши стали для нас символом времени, когда естественный порядок вещей еще не был нарушен: женщины не стеснялись быть слабыми и беззащитными, а мужчины не страшились воинской службы. Однако «киношные» смельчаки имеют мало общего с реальной жизнью. Гардемаринами, или морскими гвардейцами, называли моряков, которые готовились стать офицерами флота. На военных кораблях они служили как матросы, на полях сражений были солдатами. Чтобы получить первый офицерский чин мичмана, надо было побывать в дальних морских походах, провести долгие часы за нудной зубрежкой и сдать сложный экзамен. Бывали случаи, когда моряк служил в звании гардемарина до седых волос и в отставку уходил, так и не получив вожделенных эполет.

Степану Осиповичу Макарову звание гардемарина открыло дорогу к адмиральским орлам на погонах, но путь этот оказался долгим и нелегким. Мать будущего адмирала умерла в 1857 году, когда мальчику было всего девять лет. Отец Осип Федорович служил на флоте и редко бывал дома, к тому же отношения между отцом и сыном всегда были прохладными. Макаров признавался, что «был совершенно заброшен и с девяти лет почти никогда не имел случая пользоваться чьими-нибудь советами. Все, что во мне сложилось, все это составилось путем собственной работы».

Воинская служба Степана Макарова началась очень рано. Когда мальчику исполнилось всего десять лет, он был зачислен кадетом в Морское штурманское училище в Николаевске-на-Амуре. В училище преподавали офицеры и портовые чиновники, которые за свой педагогический труд не получали ни копейки, поэтому они не обременяли ни себя, ни учащихся занятиями. За весь учебный год кадеты видели учителя русской истории всего два раза. Преподаватель математики, по словам Макарова, оказался «ужасной скотиной», и только директор училища являлся к воспитанникам каждое утро, чтобы задать им один и тот же риторический вопрос: «Где взять деньги, если на вас отпускают только тысячу сорок рублей?»

Среди воспитанников Николаевского училища царили такие нравы, что впору вспомнить о современной дедовщине. Старшие превращали новичков в слуг, они заставляли их выполнять любые свои прихоти, вплоть до чесания пяток. При малейшем неповиновении следовали затрещины. «Жили мы довольно дружно, — вспоминал Макаров, — только старшие обращались с нами гадко: они наказывали нас без обеда и за всякую малость, в особенности ежели в обеде были осетровые котлеты». Однако все обиды и отобранные осетровые котлеты забывались, когда начиналась корабельная практика, когда кадеты, еще совсем мальчишки, уходили в поход наравне с бывалыми морскими волками. Практикантам начислялось жалованье. Макаров тратил все деньги на книги. 7 декабря 1864 года он записал в дневнике: «Я выписываю из Петербурга книги для себя и для сестры на 60 рублей серебром». На эти деньги Степа Макаров мог заказать себе новый мундир, но книги были для него важнее щегольства. Самообразование будущего адмирала продвигалось такими темпами, что на последних курсах училища он уже сам стал преподавать младшим воспитанникам.

«Не вешать нос, гардемарины!»

Окончив училище в семнадцать лет, кадет Макаров отправился покорять Охотское, Китайское и Японское моря, он побывал в Тихом и Индийском океанах. В походе на корвете «Варяг» Макаров впервые попал в настоящий шторм. Страшный ураган с тропической грозой и необычным по силе ливнем бросал «Варяг» из стороны в сторону. Корабль кренился так сильно, что моряки, которые работали на верхней палубе, привязались кто чем мог, чтобы не оказаться за бортом. Вся команда, и в том числе кадет Макаров, несколько часов подряд непрерывно откачивали воду. Молодой моряк понял, что стальные гиганты, которые с берега кажутся всесильными властелинами, в море превращаются в хрупкие скорлупки, однако мысли оставить опасную профессию у него даже не возникло. Зато появилась мечта сделать суда непотопляемыми.

Кадет Макаров получил прекрасные отзывы о своей службе. Два адмирала хлопотали за него, но заветное звание гардемарина было ему присвоено только через два года. «После долгих усилий множества лиц, — вспоминал Макаров, — и после переписки тысячи бумаг начерно и набело я был произведен в гардемарины флота. Я вообразил себе, что главное затруднение будет — неполнота программы Николаевского училища, а вышло, что на это не обратили ни малейшего внимания, а представление было задержано оттого, что не было бумаги о моем дворянстве». Действительно, с доказательством благородного происхождения Макарова возникли сложности. Дело в том, что его отец Осип Федорович получил дворянство не по наследству, а за заслуги перед Отечеством, и произошло это за два месяца до рождения сына Степана. Если бы не такое счастливое стечение обстоятельств, то Макарову никогда бы не присвоили звание гардемарина.

В походах гардемарину Макарову открылась темная, не романтическая сторона службы на флоте. Зверские расправы над матросами за малейшую провинность были тогда недоброй традиций. Офицеров, которые любили вышибать матросам зубы, называли дантистами, а те, кто просто бил по морде, особого названия не имели: это было слишком обычным явлением. По части матерной ругани господа офицеры превосходили боцманов и унтер-офицеров. «При самодурстве, издевательских поступках и бессмысленных распоряжениях можно в несколько недель развратить самую лучшую команду, а корабль превратить в плавучий кабак», — записал в дневнике девятнадцатилетний Макаров. Он всегда будет ратовать за дисциплину, но без ругани, зуботычин и неуважения к матросам. Даже став адмиралом, Степан Осипович считал неприемлемым излишнее чинопочитание и высокомерное отношение к младшим по званию. Однажды молодой офицер, который мечтал познакомиться с адмиралом Макаровым, повстречался с ним в Кронштадтском морском собрании. Офицер обратился к адмиралу, как и положено, «Ваше превосходительство». «Называйте меня просто Степаном Осиповичем, — сказал Макаров, — превосходительством я буду на палубе, да и то во время службы. Это одна из моих странностей. Послужите со мной, молодой человек, больше узнаете».

Гибель «Русалки»

Ранним утром 7 сентября 1893 года канонерская лодка «Русалка» вышла из Ревельского порта. Провожавшие видели корабль недолго, он скрылся, словно растаял в густом тумане. Около 11 часов утра «Русалку» заметили служители плавучего маяка. Больше никаких достоверных свидетельств о судьбе корабля нет. Броненосец не пришел в порт назначения Гельсингфорс, но на берег выбросило изувеченные обломки и капитанский мостик «Русалки». Ни водолазы, ни наблюдатели аэростатов не смогли обнаружить в Финском заливе место гибели броненосца. Он бесследно исчез, унеся жизни 178 человек. Удивительно, но за 24 года до катастрофы Степан Осипович Макаров предсказал опасность, грозящую «Русалке», и если бы к его советам прислушались, трагедии могло не быть. Макаров не был ни магом, ни пророком. В фантастическом рассказе устами своего литературного героя адмирала Форварда он высказывал мысли, волновавшие его всю жизнь: «Тот, кто видел потопление судов своими глазами, хорошо знает, что гибель корабля не есть пустая потеря имущества; ее нельзя сравнить с пожаром большого дома, ни с какою другою материальною потерею. Корабль есть живое существо, и, видя его потопление, вы неизбежно чувствуете, как отходит в вечность этот одушевленный исполин. Но не к чести моряков и строителей служат эти потопления, за которые они ответственны перед своей совестью...»

Степан Осипович Макаров попал на канонерскую лодку «Русалка» в 1869 году, здесь началась его офицерская служба. Уже первый выход в море едва не закончился гибелью корабля. Двигаясь вдоль берега, «Русалка» слегка коснулась днищем грунта и получила небольшую пробоину. К счастью, корабль затянуло на мель, и это спасло его от гибели. Макаров был несказанно удивлен и никак не мог понять, как броненосец новейшей конструкции чуть не затонул от ничтожной пробоины в днище. Арифметические условия задачки были таковы: на «Русалке» были установлены насосы, которые откачивали из трюма 700 ведер в минуту, а в трюм вливалось всего 50 ведер забортной воды в минуту, но корабль стал тонуть. Как это могло произойти? Глубоко изучив вопрос, мичман Макаров предложил смелые технические решения, которые он изложил в своей первой научной работе «Броненосная лодка «Русалка»: «Я твердо убежден, что труд мой принесет несомненную пользу; каждое слово мое подкреплено цифровыми выкладками. По моему мнению, суда, снабженные предлагаемыми мною средствами, будут в пять раз меньше тонуть. Все приспособления состоят в грошовых переделках».

Узколобые чиновники, которые лучше весь флот пустят на дно, но не будут внедрять новшества, чуть не утопили предложения Макарова в бюрократическом болоте, но все же проекты никому не известного офицера были одобрены. Конечно, не все! По словам академика Алексея Николаевича Крылова, наиболее смелые технические идеи «показались Морскому техническому комитету столь великой ересью, что понадобилось 35 лет, смерть Макарова, Цусима, чтобы убедить в справедливости, практической важности и осуществимости идей 22-летнего мичмана».

«В море — значит дома»

Макаров не был кабинетным ученым, который, сидя в кресле перед камином в красивой морской форме, обдумывает свои изобретения. В дневнике Степана Осиповича, который написан красочным языком и читается, как хороший роман, он рассказал, как внедрял свои новшества: «Трюм был переполнен липкой грязью противного запаха, которую никоим образом нельзя было даже отскрести, потому что она тянется за скребком. Начинать работу можно было только тогда, когда будет вычищен трюм. Я приступил к его очистке в такой атмосфере, где матрос не мог бы работать более получаса. Я ползал в этой ужасной грязи, чтобы следить за работами, для человека моего роста это сопряжено с ужасными усилиями. Я сделал все, что мог, я надорвался, но, тем не менее, я работу кончил».

Изобретательством Макаров занимался между делом, по своей инициативе, тратя собственные средства на чертежников, переписчиков, на разъезды для сбора материалов. Степан Осипович с удивлением обнаружил, что «как только начнешь энергично работать, деньги начинают уходить с ужасающей быстротой», однако при холостяцком образе жизни ему вполне хватало офицерского жалованья. Когда Макаров был еще гардемарином, он с присущей ему обстоятельностью присматривал себе невесту: «Со святок многие институтки похорошели, особенно Л., она прекрасно учится. Р. тоже очень хороша собой, однако она кокетка и поэтому не будет хорошей женой». Однако Макаров встретил свою будущую супругу совершенно случайно. Летом 1878 года на борт корабля, которым он командовал, поднялась девятнадцатилетняя девица Капитолина Якимовская. Она вместе с семьей следовала из Константинополя в Одессу. Роман тридцатилетнего капитана и пассажирки развивался бурно, в любимом Макаровым наступательном стиле. Когда корабль пришел в Одессу, отец Якимовской уже дал согласие на брак своей дочери, но жених сразу ушел в плавание, так что влюбленные обвенчались только через год.

Скоропостижный брак оказался несчастливым. Капитолина Николаевна не вникала в заботы мужа, плохо вела хозяйство, обожала светскую жизнь и развлечения, однако Макаров любил ее и сделал жизнь жены и детей вполне беззаботной. Уходя в трехлетнее кругосветное плавание на корвете «Витязь», Макаров признавался: «Как ни грустно расставаться, тем не менее как для меня, так и для жены это необходимо. Во-первых, этого требуют финансы, крайне расхлябавшиеся, во-вторых, я не умею разделяться на две части. Приехал домой — пусто». Возвращение домой после трех лет разлуки тоже не вызывало у Макарова никакой радости: «Я приезда в Петербург боюсь, как чего-то очень тяжелого. Страшно подумать о том, что вновь начнется бесконечная вереница визитов, обязательств и прочие, и прочие!» Возможно, Макаров догадывался, что жена неверна ему, и поэтому пребывание на берегу было для него так тягостно. Единственное, что он просил у Капитолины Николаевны, — не воспитывать детей белоручками: «Приучай детей к труду. Пожалуйста, не наряжай очень Олю. Я не хочу, чтобы из нее вышла франтиха, которая будет жертвовать мужем для того, чтобы на балах блистать своей талией. Я надеюсь, что тебе удастся сделать из нее разумную женщину».

Страсть Степана Осиповича к изобретательству и долги Капитолины Николаевны пробили в семейном бюджете огромную дыру, и Макаров решил обратиться к морскому начальству за денежной помощью, хотя «терпел до последней крайности». «О наградах и карьере я никогда не мечтал и не буду мечтать. Деньги, которые я получаю, я ценю как средство к работе, я их не откладываю и считаю долгом тратить их все, чтобы создать условия для работы». Может быть, эти слова следует выбить золотыми буквами на фасаде нынешнего Министерства обороны?

На кораблях, где командовал Макаров, не было воровства, он беспощадно боролся с хищениями, вникая во все хозяйственные мелочи. Степан Осипович даже написал специальную инструкцию для коков, как варить щи, чтобы они получались наваристыми, и как правильно жарить мясо. Главный секрет вкусного обеда прост — не надо красть продукты.

Однако не следует представлять Макарова педантом, сухарем. Он любил шутки и розыгрыши, которые быстро становились известными на флоте. Одна забавная история произошла, когда ледокол «Ермак» проходил заводские испытания в Кронштадте. Степан Осипович наблюдал за ними лично. В это время к адмиралу приехал член Лондонской академии, чтобы пригласить его в Англию для чтения лекций. Англичанина предупредили, что адмирала можно застать дома только до шести часов утра или встретиться с ним вечером в клубе. Однако из чисто английского упрямства в течение трех дней являлся на квартиру Макарова ровно в полдень и, конечно, уходил ни с чем. Наконец академик во фраке, цилиндре и белых перчатках явился на завод в котельное отделение. Макаров встретил гостя в рабочей одежде и пригласил его осмотреть «Ермак». Адмирал водил упрямца по всему ледоколу, заставлял его лазить среди переборок, и в конце концов напыщенный британец выбрался на берег перепачканный краской и сажей с головы до ног. Макаров был очень доволен.

«К полюсу — напролом»

В конце XIX века романтики приуныли: на карте мира не осталось белых пятен, вернее, осталось одно громадное пространство, пугающее своей ледяной белизной, — это была Арктика. Не только искатели приключений задумывались о достижении Северного полюса, взгляды политиков разных стран тоже устремились на Север. В их глазах, как холодная льдинка, застыл вопрос: «Кому будет принадлежать неосвоенный край?» Степан Осипович Макаров считал, что Россия — это здание, выходящее фасадом к Ледовитому океану, и русские должны осваивать север, поскольку здание без фасада не может существовать.

Норвежский ученый Фритьоф Нансен после своего знаменитого дрейфа через весь Арктический бассейн предложил оригинальный способ движения во льдах. Он считал, что достичь Северного полюса удобнее всего, дрейфуя на вмерзшем в лед корабле. Зимой 1892 года проект Нансена обсуждался в Петербурге в Русском Географическом обществе. Макаров, заслушав доклады, высказал свое предложение: «Я знаю, как можно достигнуть Северного полюса: надо построить ледокол такой силы, чтобы он мог ломать полярные льды. Это потребует миллионов, но это выполнимо». Слушатели заулыбались: опять Макаров, как и его выдуманный герой адмирал Форвард, собирается действовать напролом. Наступать на льды? Да это немыслимо!

Чтобы осуществить свою новаторскую идею и создать первый в мире мощный ледокол, Макарову понадобилось всего шесть лет. В секретной записке на имя императора Николая II, подготовленной на случай гибели ледокола «Ермак», Степан Осипович писал: «Вся ответственность, как за мою мысль, так и за ее исполнение лежат на мне одном. Если на «Ермаке» что-нибудь не сделано, то виноваты не те, которые сумели помешать, а я, который не сумел этого отвратить». Очевидцы рассказывали, что перед тем, как в феврале 1899 года стальной нос «Ермака» впервые коснулся льда, Макаров быстрым движением снял свою меховую шапку, размашисто перекрестился и сказал: «Ермаша, милый, не выдай! Оправдай меня перед царем!»

Ледокол, пробивавший себе дорогу в Кронштадт, первыми увидели рыбаки, которые, как и сегодня, занимались подледным ловом. Они расположились на толстом льду, как дома, с будками, санями, лошадьми, собаками. Увидев «Ермака», рыбаки побросали свое хозяйство и побежали навстречу пароходу, крича «Ура!». В Кронштадте ледокол встретила громадная толпа народа. Люди приехали из Петербурга на лошадях и даже на велосипедах. Всеобщее ликование отразилось в стихах, пусть и не очень складных, но искренних:

Как молния из края в край
Промчалось имя адмирала,
И «Ермака» не невзначай
Молва «Степанычем» прозвала.
Покорена сама природа —
Всю Русь Макаров обошел
И к сердцу русского народа
Ему не нужен ледокол.

Часто маленький эпизод характеризует человека лучше, чем многотомное сочинение. Среди воспоминаний об адмирале Макарове меня заинтересовал рассказ о небольшом инциденте во время плавания ледокола «Ермак». Один из офицеров застрелил белого медведя, спасавшегося от него бегством. Вечером в кают-компании в присутствии всех офицеров Макаров устроил разнос горе-охотнику: «Стыдно! Зверь от вас убегает, а вы посылаете ему вдогонку предательскую пулю. Это — не охота, а убийство... Мы не промышленники, которые живут этим, мы — люди науки, и нам напрасная смерть медведя пользы не принесет. Вот если бы медведь на вас пошел, тогда я понимаю. Это борьба! Грудь с грудью и с глазу на глаз!»

Вскоре еще один любопытный белый медведь забрел на «Ермак» и по трапу поднялся на палубу. Макаров приказал прогнать нежданного гостя, обливая его водой из резинового шланга, но медведь поднялся на задние лапы и пошел на адмирала. Макаров хладнокровно уложил медведя выстрелом в сердце в пяти шагах от себя.