Новый год — праздник, любимый большинством из нас с детства. А Европа и США со сравнимым размахом отмечают Рождество. Которое, впрочем, в последние годы вновь становится значительным праздником и у нас. Традиционно эти праздники наполнены радостью и надеждой. Тем интереснее наблюдать, как привычные смыслы преломляются сквозь другие эпохи и необыкновенные обстоятельства.

Что бывает в Рождество

Множество знаковых событий произошло на Рождество или Новый год. Иногда это было простым совпадением — вряд ли, например, астроном Эдвин Хаббл специально ждал 1 января, чтобы объявить о существовании галактик, помимо Млечного Пути. Однако чаще всего речь шла о человеческом стремлении к символизму. Так, на Рождество 800 года Карл Великий объявил себя императором — впервые со времен Римской империи. Спустя более чем три с половиной сотни лет его примеру последовал Вильгельм Завоеватель, который стал королем Англии в Рождество 1066 года.

Нет ничего удивительного в том, что монархи стремились отождествить свое восхождение к власти с рождением Спасителя. А вот Советский Союз, согласно одной из версий, начал вторжение в Афганистан в католическое Рождество, руководствуясь более практическими соображениями — дескать, реакция западных стран должна была быть заторможена идущими праздниками…

Новогодние развлечения писателей

Впрочем, для большинства обывателей праздник оставался праздником: «Что сказать о прошлом 1853 годе? Мог бы он быть гораздо лучше, а мог бы пройти и несравненно хуже. Ешь, пей, спи, веселись, будь порядочным человеком и не рассчитывай на что-нибудь великолепное впереди. А придет оно само — тем приятнее. Опускаю руку и беру свой билет на жизненную loterie-tombola (лотерею)» — такую запись сделал русский писатель и литературный критик Александр Васильевич Дружинин 1 января 1854 года.

За полвека до этого его коллега, писатель и драматург Степан Петрович Жихарев встречал зимние праздники повеселее: «Благодаря некоторым знакомым повесам вчерашнюю ночь напролет я прогулял в маскараде, ходя об руку с разными масками двусмысленного поведения, которые все так хорошо замаскированы были, что их можно было бы узнать за четверть версты». К счастью, писатель избежал излишеств: «Слава богу, что посреди этих соблазнов удержался я еще от пьянственного окаянства! И так сегодня не поспел никуда, и визиты справлять придется завтра».

Солдатский праздник

Но встретить праздник за столом получалось далеко не всегда и не у всех. И конечно, в первую очередь речь идет о солдатах. Те, кто нес службу в мирное время, обычно получали небольшие послабления и расширение рациона. Так, в русской императорской армии на Рождество проводили смотр войск и праздничный молебен. С 1812 года на это время выпадало отмечание победы над Наполеоном, и поэтому молебен официально назывался так: «Благодарственное и молебное пение ко Господу Богу, певаемое в день Рождества, еже во плоти, Спасителя нашего Иисуса Христа, в воспоминание избавления Церкви и Державы Российския от нашествия галлов и с ними двадесяти языков». Аналогичные традиции существовали в армиях многих других стран.

А вот во время военных действий времени на празднества могло просто не быть, что иногда не могло не раздражать их участников.

Однажды генерал-лейтенант Элмер Хантер-Вестон решил поздравить солдат, отправляющихся на фронт. Шла зима 1917 года, особенно холодная и жестокая — и, в принципе, сама идея была хорошей. Проблема заключалась в том, что генерал любил представляться полностью: «Я, генерал-лейтенант сэр Элмер Хантер-Вестон, член парламента от Северного Эршира, ваш корпусной командир, желаю вам счастливого Рождества!» — и все это время внутрь поезда проникал мороз. И в какой-то момент в ответ на очередное приветствие из темных глубин вагона раздался грубый прокуренный голос: «А я принц Уэльский и желаю, чтобы ты закрыл эту проклятую дверь!» История умалчивает, подчинился ли Вестон приказу «принца», но на самом деле выбор у него был небольшой.

Радость посреди ада

Но в любом правиле присутствуют исключения. И пожалуй, самое известное из них — знаменитое рождественское перемирие 1914 года.

Первая мировая война оказалась гораздо ужаснее, чем ожидали европейцы. А зимой к летящим снарядам и пулям добавилась новая опасность — холод. В воюющих странах стали раздаваться призывы к официальному объявлению перемирия. Естественно, командиры их проигнорировали, — казалось, что в гигантской мясорубке было не до праздников.

Но сидящие по окопам солдаты оставались людьми, которым хотелось чего-то доброго и светлого даже посреди крови и грязи. И вот в окопах тут и там стали появляться елки, проводились коротенькие рождественские богослужения — зачастую на свежих развалинах.

«После нескольких месяцев карательного снайперского огня и обстрелов этот короткий эпизод был словно бальзам на душу и принес долгожданное облегчение в повседневной монотонности противоборства, — вспоминал в своих мемуарах художник Брюс Бэйрнсфазер, во время войны служивший британским пулеметчиком. — Рождественским утром я проснулся очень рано. Это был прекрасный день. Красивый, безоблачный день».

Кроме того, сражавшимся отчаянно хотелось увидеть людей в своих противниках. Они стали перекрикиваться, поздравляя друг друга с праздником. Сделать это было несложно — иногда линии окопов разделяло менее сотни метров. Чувствовавшие настроение офицеры по собственной инициативе заключали локальные перемирия на сутки-двое. Осмелевшие немцы и британцы общались друг с другом, обменивались мелкими вещами, иногда даже играли в футбол.

«Последнее, что я увидел во время той встречи, — это то, как один из моих пулеметчиков, который на гражданке был чем-то вроде парикмахера-любителя, подстригал неестественно длинные волосы послушно сидевшего немца», — писал Бэйрнсфазер.

Брали неверный прицел

К сожалению, не все разделяли праздничное настроение. Британский писатель Луэллин Вин Гриффит в своих воспоминаниях рассказал о том, как на его участке фронта перемирие чуть было не сорвалось: «Некоторые наши не вышли, злобно огрызаясь на остальных. Офицеры приказали солдатам вернуться, так что через несколько минут ничья земля заметно опустела, а потом и вовсе обезлюдела. Но в эти немногие минуты успел пройти лихорадочный обмен «сувенирами» и обещаниями — о мирном дне, о футбольном матче в полдень, о том, что ночью не выстрелит ни одна винтовка. Взбешенный бригадир, спешно прибывший на передовую, бессвязно орал, поминая через слово о «полевом суде»; он приказал действовать следующей ночью сверх обыкновенного и бегал повсюду с яростью. Мы, судя по всему, стали угрозой всему союзническому делу. Подозреваю, что по другую сторону ничьей земли сыграли подобную сценку, так как позже, днем, стали бить пушки. Артиллеристы призывали пехотинцев к решимости. Но генеральское неистовство не подняло наступательного духа пехоты — все видели, как на обеих сторонах винтовки и пулеметы нарочно брали слишком высокий прицел».

Война продолжалась еще годы, и прежде, чем она закончилась, погибли миллионы. Штабы враждующих войск приложили все усилия, чтобы больше ничего подобного не происходило. Разрушить чудо оказалось просто — достаточно было просто усилить обстрелы за несколько дней до праздника и довести до сведения офицеров декреты, сулившие суровые наказания за «измену».

Но рождественское перемирие навсегда осталось в истории последним приветом из безвозвратно ушедшей «прекрасной эпохи», трогательной и трагичной зимней историей.