Кондотьеры – наемники времен Ренессанса, сражавшиеся на Апеннинском полуострове. И хотя они не были образцом воинской доблести, яркие личности их вождей создали почву для множества удивительных историй.

Известный кондотьер Эразмо да Нарни, более известный как Гаттамелата, с конца 1430-х отошел от дел. Старость и болезни уже не позволяли, как прежде, участвовать в быстрых маршах по североитальянским горам и ввязываться в короткие, но утомительные стычки с миланскими отрядами. Эразмо ушел на покой, получал большую пенсию, а вскоре при поддержке Венеции стал правителем Падуи. Это было закономерно – множество венецицанских отрядов назывались «гаттески», то есть «ребята Гаттамелаты», а офицерами там были родственники Эразмо.

Но старый вояка недолго наслаждался властью и в 1443 мирно скончался. Полные признательности, наследники решили увековечить память усопшего. Было понятно, что уважаемый кондотьер должен быть изображен непременно на боевом коне и в полном вооружении. 

Однако барельефы и просто пышные надгробия уже казались слишком заурядными и простыми. И тогда был устроен конкурс среди художников. Заказ достался флорентинцу Донато ди Никколо ди Бетто Барди, более известному как Донателло.

Выбор этот не был случайным. Во-первых, Донателло совершил настоящую революцию в искусстве, создавая полностью трехмерные статуи. Во-вторых, участвовал в украшении флорентинского Баптистерия. В-третьих, был одним из немногих скульпторов того времени, удачно занимавшихся литьем из бронзы. А созданная незадолго до смерти Гаттамелаты бронзовая статуя библейского Давида поставила его вне конкуренции среди итальянских скульпторов. Пожалуй, именно это и склонило чашу весов в его сторону – памятники из бронзы считались самыми сложными и престижными.

В 1447 году Донателло приступил к работе. Однако работа затянулась. Мастер столкнулся с массой сложностей как художественного, так и инженерного характера. Памятник получался поистине монументальной. А ведь нужно было создать статую коня, сделать фигуры человека и животного соразмерными, что было совсем непросто.

И все это нужно было отлить из бронзы! К тому времени добрую тысячу лет никто не брался за подобный проект. Даже сто лет спустя после Донателло художественное литье было сложнейшей задачей, особенно если дело касалось крупных изваяний. Тот же Бенвенуто Челлини едва не испортил заказ Франциска I, чуть недорассчитав состав бронзы. Сам Леонардо да Винчи так и не смог создать конную статую Франческо Сфорца, хоть и сделал макет, который вызывал у всех восхищение – пока его не разнесло случайное ядро. Да и вторая классическая статуя кондотьера, памятник Коллеоне, была создана лишь десятилетия спустя – мало кто рисковал взяться за подобный проект.

Вот и у Донателло работа застопорилась. Как гласит легенда, заказчики так допекли Донателло требованиями поскорее закончить, что в один прекрасный день он в раздражении снес голову у статуи Гаттамелаты. Тогда заказчики пригрозили, что и с головой самого скульптора могут сделать то же самое.

Услышь такое да Винчи – и статуе не бывать. Если бы такое сказали Челлини, без головы бы мог оказаться не только сам Гаттамелата, но и многие его наследники. Никакая кондотьерская выучка не помогла бы – Челлини был прирожденным бойцом даже по их меркам. Микеланджело бы закатил скандал, но статую бы сделал... еще позже, чем Донателло, ибо скульпторов надо уважать!

А добряк Донателло только заметил, что ничего против не имеет, главное, чтобы его голову смогли так же умело вернуть на место, как он вернет на место голову статуи. Наследникам кондотьера пришлось удовольствоваться этим ответом, и в 1453 году изваяние было наконец готово. Бронзовую конную статую Гаттамелаты поставили на главной площади Падуи, перед огромной базиликой Святого Антония, где она до сих пор и стоит. Ну а голова Донателло осталась при нем, как и слава первого скульптора Ренессанса, создавшего не только трехмерное обнаженное изваяние из бронзы, но и полноценную конную статую, не уступающую лучшим образцам античности и ставшую образцом для всех последующих.

Кстати, если самого Гаттамелату помнят не очень хорошо, то его статую и идеализированную, благородную голову, напоминающую лучшие римские образцы, до сих пор не только помнят, но и регулярно рисуют в целях тренировки начинающие художники. И делают это так часто, что многие юные живописцы, наверное, мечтают снести эту голову окончательно...

Дело решил топор

Другой знаменитейший кондотьер того времени мог и не стать тем, кем стал.

Однажды через местечко Котиньолу проезжали наемники, которые искали рекрутов. Их внимание привлек крепкий парень с топором, работавший в своем хозяйстве. Наемники стали убеждать присоединиться к отряду, расписывали заманчивые перспективы, славу, добычу. А тот все не мог решиться. Действительно, многие местные воевали и неплохо зарабатывали, а работать фермером – скучно. Но и семью бросать не хотелось...

Монетки, чтобы бросить, у него наверняка не было – семья была небогатой. Поэтому юноша решил бросить топор. И не вверх, само собой, а в дерево. Войдет – быть ему солдатом, нет – останется в родной Котиньоле дрова рубить.

Бросок вышел на славу – топор глубоко вошел в дерево. Ночью новоиспеченный солдат свел с отцовской конюшни лошадь и уехал вместе с наемниками.

Звали парня Муцио, фамилия его – Аттендоло – мало кому что-то скажет в наше время. А вот прозвище – совсем другое дело: наемники позже прозвали его Сфорца, то есть Силач.

Война по-итальянски

Впрочем, далеко не все кондотьеры пользовались хорошей славой. Напротив, их не раз обвиняли в излишнем миролюбии. Никколо Макиавелли, великий поборник городских ополчений, всячески высмеивал их сражения и даже утверждал, будто убитых в кондотьерских баталиях почти не бывает, а все их кампании – чуть ли не игра в поддавки. И вообще, по его мнению, итальянские кондотьеры были скверными солдатами. Правда, все это не помешало наемникам, правда испанским, наголову разбить организованное Макиавелли ополчение.

Но некоторые обвинения куда старше и живучее Макиавелли. Еще в 1420 году некий испанец заявил кондотьеру Браччо да Монтоне, что итальянцы в бою – сущие слабаки, что как солдаты они не отличаются стойкостью и слишком легко обращаются в бегство. 

Да Монтоне, которого в Италии считали храбрейшим человеком, знал, как на подобные инсинуации надо отвечать: «Вы, испанцы, считаете, что более подобает дать врагу изрубить себя на куски, чем спастись и отомстить в другой раз».

Он действительно знал, когда следует биться до конца, а когда отступать. И поэтому очень успешно воевал с неаполитанцами и войсками папы римского. Однако всего несколько лет спустя погиб от ран, полученных в очень тяжелой и кровопролитной битве. А примерно через сто с лишним лет исчезли и те самые кондотьеры, уступив поля сражений более совершенным солдатам, самыми эффективными из которых оказались испанцы.

Семейный договор

Однажды миланскому правителю Бернабо Висконти пришлось очень туго. Его заточил в подземелье собственный племянник Джан Галеаццо Висконти. Правда, у того была причина – Бернабо убил его отца, своего брата.

Но у Висконти еще была надежда на своего зятя – знаменитого кондотьера Джона Хоквуда, командира «Белого отряда». За своего отца просила и жена Хоквуда, однако наемник остался глух к этим просьбам, и Бернабо был отравлен вместе с близкими. Не стал Хоквуд и мстить.

Это было странно. В феодальном мире родственники предавали друг друга регулярно, и семейка Висконти – лишь один из примеров. Но Хоквуд считался человеком принципиальным, даже благородным. Его бездействие было поразительным. Загадка разрешилась случайно, когда через столетия был обнаружен некий договор.

Согласно ему, задолго до убийства Бернабо Джан Галеаццо встретился с Хоквудом, подарил ему немалые земли и заключил письменный контракт с весьма солидной оплатой. Хоквуд поклялся ни при каких обстоятельствах не сражаться с Висконти и позднее служить ему на весьма выгодных условиях! Хитрый миланец предусмотрел все: при подписании договора Хоквуду подробно объяснили и даже перевели на его родной английский все статьи соглашения. У несчастного Бернабо не было шансов.