Воровская «малина» по-киевски
КРИМИНАЛ
Воровская «малина» по-киевски
Анна Василенко
журналист
Украина
10556
Воровская «малина» по-киевски
Киев. Крещатик. Начало ХХ века

Третий по величине город Российской империи – Киев – славился в дореволюционные времена не только прекрасным климатом, древними монастырями и храмами, но и относительной безопасностью от всякого ворья.

Полиция на страже

Как указывается в статье «Воровские притоны старого Киева»: «В отношении воровства Киев долгое время заметно отставал от Москвы и Петербурга, не говоря уже о подлинных столицах криминального мира – Лондона и Парижа. 

Конечно, воровали и в Киеве, но здесь не было ни традиции, ни школы, ни крепкой организации, а без всего этого настоящие «мастера» не появляются. Да о какой преемственности могла идти речь, если в городе почти до конца 50-х годов XIX века полиция контролировала все. На перекрестках в центре стояли городовые. С наступлением темноты улицы перекрывались «рогатками», будочники с алебардами останавливали редких прохожих и спрашивали, отчего им не сидится дома. Суровое и всевидящее око полиции пресекало профессиональное воровство на корню. А если и случались какие-то кражи и грабежи, то инициаторами их почти всегда оказывались далекие от криминального мира люди, покусившиеся на вещь, оставленную без присмотра».

Первое криминальное сообщение

Таковое появилось только в 1838 году в газете «Киевские губернские ведомости». Оно гласило: «У проходившего из Киева в местечко Обухов бессрочно отпускного Московского драгунского полка рядового Семена Магутенко на киевской Лыбедской плотине неизвестно кем уворована котомка, в коей находились заработанные им деньги: 3 руб. сер., 1 руб. 50 коп. медью, в красном карманном платке, две рубахи, одни подштанники холстяные и увольнительный билет, данный ему от полка 13 янв. 1836 г.».

«Васильки»

Конечно, в таком большом городе, каким всегда был Киев, всегда были и воры, и воровские притоны. Но вся эта публика предпочитала прятаться по окраинам. 

Дурной славой у киевлян пользовались так называемые Васильки, находившиеся «за Васильковской заставой на краю пригородной деревни Демиевки, где селились пришлые люди, занимавшиеся извозом, устраивались корчмы и трактиры, разного рода притоны, к которым городская полиция не имела никакого дела. Это была настоящая вольница уголовного люда и злачное место для разгульной публики. Нравы «Васильков» напоминали знаменитый петербургский трактир «Малинник» (отсюда и выражение – воровская малина). По вечерам в эту киевскую малину стекались со всего города любители выпить, повеселиться и поиграть в карты в «ямках» – карточных нелегальных заведениях. В трактирах пели цыгане, и под видом постоялых дворов действовали подпольные публичные дома. Здесь-то и была похищена котомка отставного драгуна Семена Магутенко, «отдыхавшего» на Лыбедской плотине после посещения шумного заведения».

«Ночные художники» Слободки

С беспокойством поглядывали горожане и в сторону левой стороны Днепра, где был трактира Резанова в Предмостной слободке. Там, да еще и вокруг значительно более отдаленной Никольской слободки, селились люди с деньгами, но без вида на жительство, поденщики, бездомные горожане или просто темные личности, предпочитавшие держаться подальше от глаз полиции. Полиция и сама боялась туда нос совать, поэтому долгое время здесь вообще не осуществлялось никакого надзора за населением. Вот и славилась Слободка ворами, грабителями, «ночными художниками». За Слободкой завелись и пираты местного разлива, бравшие за Цепным мостом на абордаж баржи с мукой и крупой. Но о них все знали, и команды были готовы к нападению.

Криминальная Куреневка

Яры и лесок за Городской больницей в Кирилловском монастыре всегда пользовались дурной славой опасных мест, так как здесь при Куреневской дороге были пустующие земли и два кабака, торговавшие водкой в любое время дня и ночи. Жители соседних усадеб не на шутку боялись разнообразных отбросов общества, гнездившихся у моста через ручей.

В больничном лесу, с ужасом писал очевидец, «никогда не гуляют больные кирилловских заведений, а только служанки из этих заведений по целым ночам развратничают с солдатами, являются утром к должности изнуренные и размножают сифилис».

С наступлением темноты движение на Куреневской дороге почти прекращалось. «В этих местах, – писал знаток киевских притонов Мерцалов, – бывают нападения не только на пешеходов, но и на едущих. Ночью вас могут обобрать, перед заходом солнца, когда из города возвращаются куреневские и преварские биндюжники, они при встрече вас разбранят и иной раз поколотят. Возвращаясь большей частью навеселе, они для беседы соединяются и едут по два и по три в ряд и, загораживая дорогу, не сворачивают никому. Попробуй же кучер закричать: «Сворачивай!», в ответ получит брань, а погорячится – отколотят».

Как указывает уже упоминавшийся нами источник: «В ярах и лесу за Кирилловской богадельней нередко находили потрошенные трупы бродяг и пьяниц без жировых отложений и тех или иных органов. Как говорили в городе, это делали сатанисты, которые втайне приторговывали черными свечами из человечьего жира. Их возжигали на черных мессах для посрамления Христа. Вообще, дурная слава закрепилась за окрестностями Кирилловки с давних времен. Недаром эта земля, по преданию, извергла из своих недр Змея Горыныча, а в наши времена омрачила Киев памятью Бабьего Яра и Куреневской трагедии».

Самое удивительное, что киевский полицмейстер 1870-х годов Гюббенет жил на Эспланадной улице в нескольких кварталах от разбойной «Собачьей тропы»!

«Люневеровские»

Дурной славой у киевлян пользовалась гостиница «Люнивер», построенная в 1860-х годах на Крещатике, ресторан которой на первом этаже превращался по ночам в кафешантан. И было это заведение натуральной «малиной» для воровской элиты. 

Горожане знали: все дело держит в своих руках кучка жуликов, пройдох и аферистов, прозванных «люневеровскими». Особой славой среди шулеров пользовался знаменитый карточный игрок, местный помещик Котюжинский. Известен он был тем, что в молодости содержал карточный притон, в который затащил пианиста Ференца Листа, гастролировавшего тогда на киевской Контрактовой ярмарке. И за несколько вечеров основательно опустошил карманы гения.

Играли в «Люневере» на очень большие деньги. «В мазальщиках (держащих шары за того или другого игрока), – пишет мемуарист Паталеев, – недостатка не было. Каждый удар в игре шел нередко рублей на 150-200. Молодежь сильно увлекалась игрой, и проигрывались целые состояния, которые выигравшими сейчас же расточались на кутежи, оргии и женщин». 

«Среди «прихлебателей», – пишет Анатолий Макаров, – крутившихся при профессиональных игроках, выделялся некто Ольховский – высокий, тучный нахал с донельзя глупым выражением лица. За его важную индючью осанку ему дали прозвище Генерал, которое сохранилось за ним в течение всей жизни. Генерал был живым «адрес-календарем» всех женщин в городе, всех домов свиданий и специальных эротических заведений. В случае надобности ему поручалось пригласить тех или других дам, устроить ужин, попойку. 

Кутящая молодежь иногда его привечала, а иногда над ним же издевалась, заставляя выпивать всякую винную смесь и бурду. Если же Генерал противился, то его валили на пол и вымазывали ему лицо горчицей. 

Вольные нравы царили и в ресторане «Шато». Его «превосходили» лишь воровские притоны и злачные места Подола, где редко какой день обходился без безобразий. Разумеется, горожане любили читать о скандалах в газетах, но сами ходили в «семейные рестораны»...

«Тихий» Печерск

Как только киевскую крепость перенесли на Печерск, для местных жителей настали тревожные времена. Овражистая местность между Московской улицей и отрогами Кловских оврагов, называемой Крестами, была словно придумана для разных подозрительных личностей. Вот и стали там селиться наемные служители, работавшие в крепости, поденщики, бедные мещане, сдававшие свои дома в наем, гулящие девки и лица без определенных занятий.

«Около крепости на горе, – писал мемуарист Солтановский, – была какая-то бедная часть города с каменной церковью св. Ильи, толкучим рынком, где ежедневно продавались жителями Крестов и солдатами ворованные вещи. Через Кресты проходить днем было небезопасно, а ночью решительно невозможно».

Мемуарист ссылается при этом на собственные наблюдения. Как-то он возвращался из губернского казначейства с деньгами, выданными ему как выпускнику университета на проезд к месту службы. «Навязав целый носовой платок серебряных рублей, я должен был пробираться целых три версты и чуть не был ограблен на Крестах, но успел уйти».

Подольские типы

«Своя криминальная зона была и на Подоле, – пишет источник. – Бродяги, воры, пришлый люд без видов на жительство по традиции сосредотачивались вокруг Житнего рынка, толкучки на Контрактовой площади, где по утрам у фонтана Льва работодатели нанимали поденщиков. Летом городская вольница кашеварила у костров на берегу Днепра, пила водку и ночевала на поленницах дровяных складов. Тогда, в середине ХIХ века, городских изгоев называли еще не босяками, а береговым отрядом или босой командой. Очевидно потому, что они жили группами, компаниями и артелями.

Некоторое представление о среде, из которой вышло немало «героев» подольской криминальной хроники, дают записки отставного солдата. Вот как рассказывает он о найме в 1876 году поденщиков на Контрактовой площади: «Стал вместе с другими на толчке против Самсона. Еще не совсем рассветлело, а толпа все прибывала... В этот раз нанимали возить тачками землю. Работа трудная, грязная. Нанимателю нужно, например, 20 человек, и он идет на толчок, имея намерение дать копеек 80 и более в день. Но, Боже мой! Что делается тут на торгу! На 80 копеек в день является охотников вдвое и втрое. Наниматель видит такую выгоду. Начинается конкуренция самих рабочих. Одна партия скидывает цену до 70 копеек, другая идет за 65 копеек и т.д.». Сам отставной солдат, таская дрова с барж, пока не приноравливался к работе, получал меньше 30 копеек. Чтобы представить, чего стоил такой заработок, вспомним, что в том году за входной билет в парк Шато-де-Флер надо было выложить от 10 до 40 копеек».

«Царский сад»

Так как с ростом городского строительства криминального элемента в Киеве становилось все больше, воры стали перебираться ближе к центру и облюбовали себе в качестве притона Царский сад.

Сидевший в 1875 году в Лукьяновской тюрьме известный городской жулик Владимир Абашин занялся там литературной деятельностью и составил описания киевских притонов.

Нашествие на Царский сад, предполагал он, было связано с появлением среди воров особой «партии искателей пьяных в ночное время». «Они почти не спят ночью, – писал Абашин. – Как голодные волки, рыщут из одного конца города в другой, а день просыпают в Царском саду, нередко вместе с проститутками самого низшего разряда».

Царский сад оказался настолько удобным для обитания берегового отряда, что со временем большая его часть окончательно перебралась на гору, положив начало пресловутой династии босяков Царского сада, известной всей читающей России благодаря популярным очеркам Александра Куприна. Гулять по саду стало опасно. Здесь даже днем могло произойти все что угодно. «Мы уже не раз, – с возмущением писал журналист «Киевлянина», – указывали на Царский сад как один из главнейших притонов воров и жуликов... Вчера был даже случай дневного грабежа в этом саду. Часов в 12 дня какой-то прилично одетый господин, проходивший через сад для сокращения пути, подвергся нападению двух жуликов, которые, сорвав с него часы с цепью, пустились бежать».

Притоны «киевской Швейцарии»

Не обошел криминал и самый центр города, захватив большой участок на границе Старокиевского и Бульварного участков. Чему ни мало способствовал рельеф местности. Сейчас трудно представить, что в нынешнем центре города чуть меньше 150 лет назад находились непроходимые яры. Фундуклеевская улица (ныне Богдана Хмельницкого), которая тянулась вдоль них, была застроенна с двух сторон только до Городского театра (нынче – Национальный академический театр русской драмы имени Леси Украинки). А дальше открывалась необозримая панорама Афанасьевских яров с перелесками и домиками на отдаленных кручах. В 50-60-х годах XIX века эту живописную местность называли очень поэтично «киевскою Швейцариею», но киевляне старались и близко не подходить к опасному месту. В полиции знали: следы всех преступлений, связанных с разбоем и ночными рейдами грабителей на магазины Фундуклеевской улицы и даже Крещатика, приводили к ярам «Швейцарии».

«Печальное время настало у нас в Киеве, – писал журналист Чернышев. – С некоторого времени охотники до чужого добра, готовые на всякое безнравственное дело, доходят до крайней степени дерзости. Пользуясь разбросанностью города по горам и оврагам и невозможностью со стороны полиции уследить за ними, они не стесняются приводить свои гнусные намерения в исполнение даже во время движения городского населения. На Крещатике на днях обворовали два магазина. По вечерам на глухих улицах на прохожих нападают мошенники с целью ограбления».

«Афанасьевский яр был так обширен, – пишет источник, – что обитавшие в нем воры и контрабандисты могли чувствовать себя в полной безопасности. Время от времени они оказывали даже услуги революционерам-народникам и охотно участвовали в их делах, если надо было что-то украсть или напасть под покровом темноты. Во время одной такой операции «швейцарских» разбойников летом 1877 года на их след вышла полиция и устроила облаву с погоней. Но яр не подвел своих обитателей. Как вспоминал впоследствии народник Дебогорий-Мокриевич, положение было отчаянное: «Сзади нас слышались почти беспрерывные свистки... Мы бежали по пустырям и оврагам, взбирались на какие-то кручи, вновь попадали в овраги и наконец добрались до линии построек. Тут мы прошли через какой-то сад, мимо небольшого домика и очутились на улице». Полиция осталась позади, дожидаясь рассвета, чтобы выбраться из этих яров.

Впрочем, дни «швейцарских» разбойников в центре Киева были сочтены. В 1890-х годах застройка уплотнилась, яр понемногу засыпали. На его месте протянулись улицы, а воровские малины снова переместились на окраины...».

Вера Чеберяк – содержательница воровского притона

Веру Владимировну Чеберяк (Чеберякову), жену мелкого почтово-телеграфного чиновника Василия Чеберяка и сводную сестру профессионального вора Петра Сингаевского, в киевской полиции хорошо знали как держательницу воровского притона и скупщицу краденых вещей. В преступном мире она фигурировала под прозвищами «Чеберячка» и «Верка-чиновница». Накануне убийства Андрея Ющинского, 9 марта 1911 года, были арестованы четыре профессиональных вора, опознанные лукьяновским городовым как постоянные посетители квартиры Чеберяк. 10 марта в квартире Чеберяк был произведен обыск, в результате которого нашли два револьвера и патроны.

Соломон Динкевич пишет об участии хозяйки воровского притона Веры Черебяк в нашумевшем деле Бейлиса: «20 марта 1911 года на окраине Киева в пещере на территории кирпичного завода еврея Зайцева было обнаружено тело 12-летнего мальчика Андрея Ющинского. На нем было множество колотых ран. И тело было совсем обескровлено. Это случилось за несколько недель до праздника Песах, и «Черная сотня» объявила, что совершено ритуальное убийство. До сих пор так и не установлено, кто совершил убийство. 

Известно, что Андрей был знаком с сыновьями Веры Чеберяк, содержательницы воровского притона. Скорее всего, он оказался свидетелем какого-то преступления и был убит ворами. Это было сделано поспешно и непрофессионально, поэтому на теле мальчика было множество колотых ран». 

Семен Резник (Вашингтон) провел целое расследование: «На Лукьяновке Вера Владимировна Чеберяк слыла аристократкой. Ее муж Василий Чеберяк, мелкий служащий почтово-телеграфного ведомства, был дворянином, а сама Вера получила некоторое образование, играла на фортепьяно, умела поддерживать разговор. 

Однако внешняя благопристойность мало гармонировала с ее образом жизни. 

Основным занятием Веры Чеберяк была продажа краденого. Связи с воровской шайкой у нее были родственные, так как в нее входил ее сводный брат Петр Сингаевский. Выручку все дружно пропивали. 

Хищница по натуре, она жадно хватала жизненные удовольствия, которые понимала достаточно просто. Нисколько не стесняясь мужа, она завела роман с соседом-французом Полем Мифле, но тот оказался ревнив, и они часто ссорились. Причин же для ревности у француза возникало предостаточно. Так, Вера подружилась с жившими по соседству молоденькими девицами Екатериной и Ксенией Дьяконовыми, а став вхожей в их дом, обольстила их брата Ивана. Увидев однажды, что другая подруга Дьяконовых любезничает с парнем, взбешенная Вера отхлестала ее по щекам. На другой день, правда, она попросила прощения и помирилась с соперницей. В то же время она поселила у себя «квартиранта» – двадцатилетнего парня Петрова, которого тоже обольстила, а затем стала науськивать его на Мифле. 

Публикации С.И. Бразуль-Брушковского (журналист «Русского слова», который вел расследование – прим. автора) оказались сенсационными. Его заявление перепечатали почти все газеты России. Но больше всех был потрясен Поль Мифле. Мало того, что в припадке бешеной ярости его бывшая любовница изуродовала и ослепила его, – теперь она хочет сгноить его на каторге по ложному обвинению! 

До предела озлобленный коварным предательством недавней подруги, Мифле пошел в полицию и донес, что Вера Чеберяк занимается перепродажей краденого. Веру арестовали, и, хотя продержали в тюрьме недолго, на суде над Бейлисом она фигурировала уже не как добропорядочная мать семейства, а как содержательница воровского притона. Это сыграло свою роль в вердикте присяжных».

В 1919 году Вера Чеберяк была расстреляна. Суд над ней длился примерно 40 минут – в киевской ЧК. Арестованный в том же году в Киеве чекист отмечал в своих показаниях, данных белым: «Она отвечала: «…вы можете со мною делать что угодно, но я что говорила… от своих слов и сейчас не откажусь… Говорила на процессе Бейлиса я сама… меня никто не учил и не подкупал…». Ее тут же расстреляли».

«Наследие» прошлого

Тогдашний начальник оперативно-поискового отдела Управления уголовного розыска (ОПО УУР) Киева Александр Цыганенко говорил в интервью 2008-го года о действующих в городе знаменитых карманниках: «Таких уже не осталось. Три года назад задержали мы одну из последних – Любовь Калашникову, стащившую у бабки на рынке двести гривен. Родилась она в 1931 году, девять раз судима, первый раз еще при Сталине в 1952 году, и все судимости – за карманные кражи. Но с тех пор мы ее не видели. Раньше карманные воры считались элитой. В 90-х годах у них на Оболони было два подвала, где они организовали школы, учили воровать новичков на манекенах. Но в начале двухтысячных годов все распалось. Сейчас более половины карманников – наркоманы. Более трети из них ранее судимы, в основном – за карманные кражи».

Журналист «Фактов» Анатолий Гавриш провел целое расследование истории воровства в Киеве. Вот что он пишет: «До недавних пор в Киеве еще работали воры старой закалки. 

Толстая цыганка Чавэлла в возрасте далеко за 60 использовала на базарах свои габариты. Якобы пытаясь разглядеть что-то на прилавке, она наваливалась всей массой своего тела на покупательницу, прикрывая ее сумочку распахнутым плащом. А правую руку просовывала через карман с дыркой и беспрепятственно шарила в сумке жертвы. Пенсионного возраста баба Надя обычно «работала» по сберкассам в дни выдачи пенсий и компенсаций. И никто из пенсионеров не мог даже подумать, что беседующая с ними о погоде, внуках и ноющих костях старушка божий одуванчик только что вытащила у них всю пенсию. 60-летний вор по кличке Чех в крутых торговых центрах искал очень богатых клиентов и мог вытащить у них бумажник, даже не глядя, и общаясь при этом с кем-то посторонним. Львовяне Рак со товарищи облюбовали в столице 26-й троллейбусный маршрут – трое пенсионного вида мужчин вытянули не одну сотню бумажников у пассажиров. 

А в трамваях у рынка «Юность» работал Барс-пинцеточник. 70-летний дедушка подсаживался к бабушкам, возвращавшимся после удачной торговли домой, и во время приятного разговора вытаскивал у них пинцетом всю дневную выручку. 

Вот уже несколько лет о них правоохранители не слышали. Может, отошли от дел по старости, может, умерли. А может – организовали свои школы, передавая опыт молодым и получая за это на булку с маслом».


26 сентября 2019


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847