Первым впечатлением любого человека, оказавшегося в Лукьяновском СИЗО, будет то, что он попал в подземелье. Как только автозак въезжает в ворота изолятора и останавливается на пункте приема арестованных, после проверки сопроводительных документов, что занимает до получаса, подследственных закрывают в так называемых «боксах». Это такие каменные мешки размером 3x4 метра, в которых держат новоприбывших до момента распределения по камерам.

БОКС «СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ»

Располагаются эти боксы в два ряда чуть ниже уровня земли. Так как окон в них нет, то и дневной свет туда не попадает. Из-за чего возникает полное ощущение нахождения под землей. Чтобы попасть из одного ряда в другой необходимо пройти через обыск и санитарный пропускник. Процесс этот занимает некоторое время. У каждого прибывшего до трех часов. Учитывая, что каждый день из СИЗО утром уезжают, а вечером возвращаются до 500, а то и больше, человек, и всех надо обыскать и помыть, то можно сказать, что три часа еще нормально.

Но проторчать в таком мешке полтора часа, дыша сигаретным дымом, запахом туалета и стен, покрытых пропахшей никотином «шубой», человеку со слабым здоровьем почти нереально. После чего во втором таком же мешке еще столько же. Не удивительно, что все, кто попадает в СИЗО, а особенно бывшие политики, работники государственных учреждений и правоохранительных органов, моментально начинают жаловаться на здоровье. Хочу сказать, они не очень-то и преувеличивают. От пары часов нахождения в такой камере здоровье пошатнется у кого угодно.

Но, это только начало. Нашему герою, бывшему бизнесмену, а теперь обвиняемому по статье «умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах», Алексею Ивашину, еще из первых часов в СИЗО запомнились принимающие контролеры. Которые дубинками и криками заставляли двигаться быстрее. Именно тогда он окончательно понял, что стал теперь уже далеко не обычным человеком, с какими-то правами. Права человека остались за высоким забором и колючей проволокой.

Те, кто приехал в изолятор с каких-то следственных действий или с заседания суда, довольно быстро, за те самые часа три, проходят через боксы и возвращаются в свои камеры по подземному переходу (который окончательно закрепляет ощущение подземелья). Поступившие впервые вынуждены ждать пока там, наверху, какой-нибудь оперативный работник тюрьмы решает, в какую камеру распределить прибывшего человека.

Вопрос это не простой. На то, куда будет помещен человек, влияет много факторов. В частности, тот, кто никогда до этого не бывал в местах лишения свободы, должен содержаться с такими же новичками, как и сам. И в идеале, те, кто сидят в одной камере, должны как-то совмещаться друг с другом психологически. Во избежание конфликтных ситуаций. Таким вот совмещением и должны заниматься работники тюрьмы, от которых зависит распределение контингента по СИЗО. Они даже ради этого курс психологии проходят в своем учебном заведении.

Но на деле, влияние оказывают совсем другие факторы. Главный из них — следственная целесообразность. Если, конечно, человек проходит по такому делу, где еще не все ясно и не полностью доказано. В таком случае камера его будет на четыре человека, максимум на шесть. На тюремном языке она называется тройником. В этом тройнике ему предстоит встретиться с кем-то, кто или уже очень долго сидит, все знает про тюрьму, зоны и следствие, или имеет много общего с заехавшим.

ОПАСНЫЕ «ДРУЗЬЯ»

Этот человек составит приятную компанию, в чем-то даже утешит, что-то подскажет. И при этом выяснит то, что еще не совсем понятно следствию и в точности ему передаст.

Название таким сокамерникам придумали разные. «Курица», «наседка», «кумовской» и так далее. Все про них уже написано и даже удивительно, что до сих пор есть люди, случайно попавшие в тюремную камеру, которые ничего про подсадных уток не слышали. Но удивительно и то, что как в случае игральных автоматов или финансовых пирамид, все знают, но попадаются. Постоянно. И это немногое из того, что не поменялось за время, пока Ивашин отбывал наказание, за годы и годы до него, и, можно быть уверенным, не поменяется никогда. Пока не перестанут сажать рецидивистов к «первоходочникам» (тоже зоновское выражение о тех, кто попал в тюрьму первый раз).

Тут работает простая человеческая психология. Знай человек хоть тысячу раз, что ни о чем, относящемся к делу говорить нельзя, в камере он от этого не сможет удержаться.

Выговориться просто необходимо. Неважно перед кем. Для психологической разрядки. Ведь почти никто не в состоянии держать в себе то, что беспокоит в данный момент больше всего.

Так что без общения невозможно. Обсуждаются сначала общие темы. Из которых самая общая — кто за что попал и какие мусора, мягко говоря, уроды. В процессе этого разговора тот, кто сидит для того, чтобы получить необходимую информацию, получает ее в полном объеме. И даже более того.

И ничего странного в этом нет. Общение с сокамерниками проходит не в определённые часы, как со следователями. А с момента, как человек проснется, до того, как опять ляжет спать. Целый день, с утра до вечера. Без всяких перерывов. В принципе, кроме общей упомянутой темы будут обговорены вообще все, какие только возможны. Биографии. Сначала — сидящих. Потом их родных, потом знакомых. Различные вопросы образования, религии, политики. Музыка, кино и женщины. Вообще все, что можно только придумать.

А в результате этого общения, повторим еще раз, тот, кто сидит рядом с вами и если его задача — помочь следствию в сборе доказательств по вашему делу, получит огромные возможности их найти. С ваших слов. Конечно, на суд этого человека не вызовут. Но, исходя из того, что про вас станет известно, следственные органы привлекут свидетелей, которые подтвердят всё, что нужно. А если вы расскажете о каких-то реальных фактах, то и экспертизы все необходимые проведут. Чтобы вас изобличить.

Что можно посоветовать на этот счет? Первым делом, оставшись наедине с самим собой, решите, что и как может быть доказано, пусть даже теоретически. Какие факты могут быть трактованы двояко, какие люди и за что вас недолюбливают и могут на вас наговорить. Получится определенное количество пунктов.

Так вот, дайте себе обещание, что эти пункты никогда и ни с кем во время нахождения в камерах под следствием вами обсуждаться не будут. Лучше всего запомнить ключевые слова и зафиксировать их в памяти. Как только разговор с кем бы то ни было будет натыкаться на эти слова, сразу меняйте тему!

Возможность остаться наедине может появиться или перед помещением в КПЗ (пока будут держать вас в так называемом «обезьяннике»), или когда в камере вы некоторое время будете сами. Конечно, даже в присутствии сокамерников можно избежать общения и поразмыслить над тем, какие темы обсуждать, а какие закрыть для любого обсуждения. Но это не у каждого получится.

У Ивашина, например, не получилось.

ЦЫГАН И НЕМЕЦ

В Броварской КПЗ Алексей провел трое с половиной суток. С позднего вечера понедельника по раннее утро пятницы. Ему запомнилось, что по делу там он почти ни с кем не говорил. Возможно, что тогда следствие еще не определилось окончательно, по какой статье его разрабатывать, то ли по умышленному убийству при отягчающих, то ли все-таки за превышение пределов необходимой самообороны. Да и казалось им тогда, что доказательств по делу бизнесмена, убившего с подельниками двух рэкетиров, больше, чем достаточно. Поэтому там Ивашин с «наседками» не встретился.

А вот в СИЗО ему сразу пришлось столкнуться именно с тем, о чем рассказывают и пишут.

Этот день ему запомнился на всю оставшуюся жизнь. Переезд в «воронке» из Броваров в Киев. Приём в описанном выше подземелье. Часы нахождения в каменных «боксиках». Обыск. Оформление, то есть снятие отпечатков пальцев, фотографирование, составление анкеты. Путешествие под конвоем по долгому подземному переходу в собственно тюремные корпуса. Бесконечные железные двери с решетками, узкие каменные лестницы, ряды зеленых железных дверей с глазками и засовами.

Четвертый этаж корпуса под названием «Катька».

Кто не знает — от русской царицы Екатерины. Хотя корпус и был построен гораздо позже ее правления. Дело в том, что сверху он имеет вид буквы «Е». Сразу упомянем, что на Лукьяновке имеются еще корпуса названные именем не менее известных исторических деятелей России и независимой Украины. «Столыпинка», «Брежневка», «Кучмовка». Исходя из названий, можно примерно определить возраст каждого. Впоследствии получилось так, что Ивашин оказался одним из первых жителей только что сданной в эксплуатацию «Кучмовки». Чем иногда не мог не похвастаться (хотя данное слово в этом контексте не совсем уместно). Но до того оставалось еще полтора года.

Камера 184. «Катька». Ивашина встретили там два человека. Оба довольно колоритные.

Один — цыган из Ирпеня. Вова по прозвищу Тихий. Как Алексей впоследствии узнал, рассказы Тихого о том, что он пользуется уважением среди киевских цыган и имеет дела с несколькими известными бригадными авторитетами, не были лишены оснований. У вновь прибывшего с ним сразу нашлось кое-что общее — автомобили BMW и интересы в сфере автосервиса и стоянок. Вове было на тот момент 37 лет, и сидел он по обвинению в вымогательстве.

Несмотря на то, что обвинялся он в занятиях рэкетом, а у Ивашина потерпевшие были типичными вымогателями, поладили они неплохо. Конечно, для этого Алексею пришлось много рассказать о том, за что его все-таки посадили. Но и Тихий особенно не скрывал деталей своего дела, которые сводились к тому, что хотелось ему получить свое, а его обвинили в вымогательстве. Он, конечно, был не против у кого-нибудь что-нибудь повымогать, но в том конкретном случае дело, по его словам, было совершенно надуманное.

Второй житель 184-й камеры поначалу показался нашему герою серьезнее и авторитетнее Вовы Цыгана. Его звали Саша. Прозвище — Немец. По его словам, к моменту их знакомства отсиженных лет за его спиной было целых 17 (!). Да и татуировки его говорили об этом же. Для Ивашина, как для человека от тюрьмы далекого, это было, безусловно, внушительно.

Он утверждал, что за время своих сроков был в близких отношениях с такими людьми, по сравнению с которыми те авторитеты, о которых приходилось слышать Алексею, просто мелкая дворовая шпана. Отбывал Немец наказания в разных местах. Например, в Коми АССР. А до того, первый срок, вообще где-то в Красноярске. Последний раз его посадили за какую-то кражу. Но так как он уже битый волчара, доказать ему её якобы не могут. Поэтому возят по СИЗО уже полтора года.

Послушать его было интересно. Он знал кто есть кто в уголовном мире, много говорил о «понятиях», о жизни в тюрьме и на лагере, о «мастях» заключенных. С его слов Ивашин немного начал разбираться, чем отличается «блатной» от «мужика» и узнал, что «петух» это далеко не домашняя птица.

Как и любой представитель традиционного криминалитета, Немец не очень уважал современные на тот момент течения. Такие как рэкет, сутенерство и торговлю наркотиками. Поэтому он, так же как и Вова, нормально отнесся к ивашинской ситуации. Оба они пришли к выводу, что его потерпевшие беспредельничали и получили в итоге то, что заслужили. Особенно в случае угроз в отношении жены бизнесмена и родителей его подельника Андрея.

Кроме этого Саша аккуратно подталкивал Ивашина к мысли, что тот совершил такой поступок, который может даже создать о нем определенное мнение в преступном мире. Не авторитет, конечно, сразу. Но с перспективами на будущее. И для того, чтобы это мнение поддерживать и развивать, необходимо… Чтобы вы думали? Ну конечно же. Делать взносы. В «общак». Который в 184-й «хате» был, естественно, у Немца.

СЛЕДОВАТЕЛИ «НА ОБЩЕСТВЕННЫХ НАЧАЛАХ»

Сыграл он на ивашинском самомнении очень технично. Но и подпитка, конечно, была к этому неплохая. Например то, что в камере снизу сидел Череп (тот самый, известный каждому в Киеве начала 1990-х криминальный авторитет!). Саша рассказывал, что с его (Сашиной) помощью, он узнал про такого парня — Алешу Ивашина, и теперь у него (Ивашина) будет возможность, в случае необходимости, решать вопросы с таким авторитетным человеком. Это порождало в молодом арестанте надежды на будущее.

Уже вскоре Ивашин вспоминал об этом со смехом. Череп тогда действительно сидел там, где написано, но вряд ли он всерьез переписывался с сокамерником Алексея.

Еще по советам Немца Алексею не стоило очень настаивать на том, что убийство произошло уж так случайно. Наоборот. Он говорил, не надо скрывать, что «терпилы» получили по заслугам. И развивая в разговоре эти темы, он получил от новичка столько информации, что прокуратура потом исписала кучу бумаги. Появилось еще много людей, которых понадобилось допросить, наметился еще целый ряд вопросов, которые следовало задать.

А еще после общения с ним Ивашина стали посещать сотрудники отделов по борьбе с экономическими преступлениями. И вопросы у них были весьма конкретные.

Адвокат Алексея, зная методы работы следственных органов, сразу по его приезду в СИЗО предупредил о том, что в камере будет секретный сотрудник и что надо думать, о чем имеет смысл говорить. А лучше дело вообще не обсуждать. Но первое время Алексей не особенно следовал его советам. Уж очень убедительно рассказывал о жизни Саша Немец.

Это и понятно. У нормального человека поначалу в голове не укладывается, что преступник-рецидивист может запросто сотрудничать с милицией. И даже получать за это вознаграждение. В виде сигарет, чая, колбасы и возможности выпить водки с «кумом» (работником оперчасти СИЗО).

Иногда Сашу вызывали из камеры на следственный корпус. Он рассказывал, что идет к адвокату, который ему приносит передачу с упомянутыми продуктами. Ивашин тогда еще не мог подумать о том, что у Немца не может быть такого адвоката. Защитник, назначенный государством бесплатно (по-тюремному - «мусорской») водки не принесет. И о том, что после 17 лет, проведенных в местах лишения свободы, вряд ли у человека будет жена, которая наймет ему дорогого адвоката. А у недорогого, как и государственного, вряд ли могут быть такие возможности.

Вова Цыган, наблюдая отношения Ивашина и Немца, слушая их разговоры, только посмеивался про себя. Он, как человек, имеющий отношение к преступному миру и знающий о тонкостях и нюансах камерной жизни, прекрасно разобрался в том, кто такой Саша Немец. И в том, что половина из его рассказов — вымысел в чистом виде. Но, пока тот был в их камере, не мог об этом говорить. Даже тогда, когда оставался с Ивашиным вдвоем, пока Немец ходил к «адвокату».

Вова не мог доверять и Алексею. Из следующих соображений. А то вдруг он поделится с ним своими мыслями насчет того, куда ходит Немец и о чем там рассказывает, а Алексей возьмёт да и перескажет. Ведь доказать что-либо в этом плане невозможно. А проблемы потом гарантированы.

Так жила 184-я хата первые три без малого месяца пребывания в ней Алексея Ивашина. Саша помогал писать «малявы» на свободу. У него якобы была возможность туда их передавать. Большая часть из содержания этих записок сводилась к тому, что не хватает денег для решения разных, не запомнившихся Алексею вопросов. Да и «общак», опять же.

«Малявы» писали и Ивашин, и Цыган. Но тот, как понял потом Алексей, делал это для того, чтобы подыграть Немцу. Сам же сразу через своего адвоката передавал другие инструкции своей жене, и она действовала в соответствии с ними. А в случае Алексея, вероятно, его защитник пояснил жене, насколько серьезно стоит относиться к запискам, которые она получает от супруга не через адвоката. Можно себе представить, как бы потом расстраивался Ивашин, если бы она действительно передала через Сашиных контролеров те несколько тысяч долларов, о которых он как-то раз написал.

Так что в качестве материальной выгоды Немец довольствовался, в конце концов, только золотой цепочкой, которую как-то странно не заметили у Алексея во время обыска при приёме в СИЗО. И несколькими блоками сигарет, которые по просьбе Ивашина передала ему жена, а однокамерник увёз потом с собой, якобы в качестве «грева» на лагерь. От «стремящегося» Лёши Ивашина.

А уже когда Немец отправился в колонию строгого режима, в Одесскую область, о чем Алексей помог написать ему заявление, Вова и обратил внимание Ивашина на некоторые странности. На то, что адвоката, приносящего водку и колбасу у Немца быть не могло. На то, что если он был таким правильным пацаном, почти блатным, то почему же побоялся ехать на один из трех расположенных возле Киева лагерей строгого режима. И на то, что во-первых, он вообще не должен был сидеть с нами в одной камере, а во-вторых, для его сторублевого дела полтора года следствия многовато.

Ивашин слегка расстроился, и начал лихорадочно вспоминать, что же успел наговорить за все время общения. И то, что вспомнил, не утешило. Практически все и про всех. Нельзя утверждать, что именно из-за него Алексей получил потом 15 лет, но если бы хотел что-то скрыть в разговоре со следователями, они все бы узнали от Саши Немца.

Так что, если ваша камера — «тройник» и там есть кто-то похожий на описанного персонажа, 100 процентов гарантии, что это еще один следователь. На общественных, так сказать началах.