«Более 30 лет имя корнета Савина не сходит со столбцов русских, европейских и даже американских газет, помещающих самые невероятные его авантюры. То корнет Савин открывает новый Клондайк на несуществующем острове и ухитряется реализовать фальшивые акции, то является претендентом на болгарский престол и принимается султаном на Селямлике, то совершает ряд смелых побегов из европейских тюрем или выскакивает из окна скорого поезда на полном ходу... Одно невероятнее другого – и без конца, без конца... Уже более 25 лет Савин состоит бессменным обитателем тюрьмы, время от времени прерывая свое сиденье за решетками смелыми побегами, появляясь снова то в России, то за границей, чтобы снова блеснуть на газетных столбцах, то в телеграммах, то в уголовной хронике своим именем», – так писал об одном из самых знаменитых авантюристов ХХ века журналист Владимир Гиляровский. Сегодня о корнете Николае Герасимовиче Савине забыли, его затмили мошенники нового времени и большего масштаба, однако история его жизни и преступных приключений очень поучительна для честных граждан. А еще она может стать учебным пособием для будущих авантюристов...

КАК ВОСПИТАТЬ ПРОХОДИМЦА

Эта задача только на первый взгляд кажется сложной. Обратимся к сладким детским воспоминаниям корнета Савина. Его отец, бывший гвардейский офицер Герасим Сергеевич Савин, имел две страсти – хозяйство и охоту. Он безмятежно жил в своем калужском имении в селе Срединском и вдруг в сорокалетнем возрасте, к удивлению родных, влюбился в семнадцатилетнюю девушку Фанни и женился на ней. Молодая женушка подарила Герасиму Сергеевичу троих сыновей, которых он любил до беспамятства, ни в чем им не отказывал, баловал и заваливал игрушками. Савин часто отлучался по делам из имения, оставляя детей на попечение молодой жены и «большого штата гувернанток всех наций». Младший сын Савиных Николенька, родившийся в 1854 году, рос очень непослушным мальчиком, и супруги поняли, что его шалости превращаются в буйство, с которым они сами справиться не могут. Как и все родители, потерпевшие педагогическое фиаско, Савины решили, что пора отдать великовозрастного дитятю на перевоспитание в какое-нибудь учебное заведение. В своих воспоминаниях авантюрист Савин писал: «Отец как военный отдавал предпочтение военно-учебным заведениям, в которых преобладает строгость и где товарищеские отношения хорошо повлияют на меня. Мать находила, что там молодые люди усваивают вульгарные манеры и грубость в обращении, выходят без светского лоска». В конце концов победило мнение богатой бабушки Татьяны Александровны Савиной: классический лентяй и шалопай Николай Савин был определен в образцовый классический Катковский лицей.

Императорский лицей в память цесаревича Николая, который называли Катковским лицеем, был открыт в Москве в 1868 году. Лицей был создан на личные средства публициста Михаила Никифоровича Каткова и профессора Леонтьева как закрытое учебное заведение, «где все, до последней пуговицы на сюртуке швейцара, было пропитано духом классицизма». Николай Савин учился «понемногу, чему-нибудь и как-нибудь», а бабушка Татьяна Александровна вносила свою лепту в воспитание будущего авантюриста: она снабжала внука карманными деньгами в неограниченном количестве, не интересовалась, где он проводит свой досуг, и баловала, не жалея сил. Результат не заставил себя ждать. Николай Савин стал завсегдатаем опереточных спектаклей и наизусть выучил текст легкомысленного водевиля «Прекрасная Елена». Это занятие было намного веселее изучения латыни, которую Савин ненавидел всей душой. Однажды профессор попросил Савина продекламировать что-нибудь классическое по-гречески, а горе-ученик пропел куплет из «Прекрасной Елены»: «Мы все невинны от рожденья и честью нашей дорожим, но ведь бывают столкновенья, когда невольно согрешим!» Профессор пришел в ужас. По решению директора Савина посадили в карцер, а потом высекли. Авантюрные проделки еще не раз приведут Савина в тюрьму, но эту порку он будет вспоминать как самое страшное наказание: «Такая воспитательная мера, хотя древними классическими детьми и переносилась, например, в Спарте, с образцовым героизмом, не повлияла на меня в ожидаемом направлении. Балованный, своенравный в высшей степени, самовольный мальчик, я был страшно потрясен и возмущен таким «спартанским» поступком моих менторов и, недолго думая, убежал из лицея к бабушке».

Савина определили в Императорский Александровский лицей в Петербурге. В тот самый, в котором учился Пушкин! Однако от перемены мест слагаемых сумма не изменилась. Савин проводил все свободное время в театрах, что было строжайше запрещено воспитанникам Лицея. Однажды петербургский градоначальник генерал Федор Федорович Трепов, перед которым трепетал весь город, увидел в театре Савина и его приятеля Мишу. В антракте Трепов подошел к нарушителям и потребовал назвать фамилии. Савин не испугался всесильного градоначальника и смело назвал свою фамилию.

– Запишите, – приказал Трепов своему адъютанту.

– А позвольте узнать вашу фамилию? – дерзко спросил Савин грозного генерала.

– Я – генерал-адъютант Трепов.

– Миша, запиши! – обратился Савин к своему смущенному товарищу.

Эта шутка стала любимым петербургским анекдотом, однако Савину было не до смеха: родители отправили его исправляться в армию.

КАК НАПИТЬСЯ ДО БЕЛЫХ СЛОНОВ

Как верно заметил выпускник Александровского лицея Александр Пушкин, «что прошло, то будет мило». Любители песни о поручике Голицыне, который подает бокалы, и корнете Оболенском, наливающем вино, слушают это произведение с упоением, близким к экстазу. Армия дореволюционной России представляется им каким-то светлым раем. Однако поручики Голицыны и корнеты Оболенские имели обыкновение напиваться до белых слонов – так тогда именовалась высшая степень опьянения, «дни за днями проводили в беспрерывных попойках, кутежах и ухаживаниях за актрисами. Товарищи по службе встречались гораздо чаще на балах, в театрах и в ресторане, чем в самом полку». Чтобы господа офицеры не отрывались от поднимания бокалов, приказы по полку им вечером приносили прямо в ресторан. Такая жизнь юнкеру Савину пришлась по душе, но «познания в военном деле от этого не получалось. На экзамене в Николаевском кавалерийском училище я провалился, как и все мои товарищи-юнкера». Однако служба в конной гвардии научила Савина хорошо разбираться в лошадях и впоследствии помогла ему провернуть одну из его самых знаменитых афер.

Это произошло в 1886 году, когда корнет Савин, достигший уже тридцатилетнего возраста, болтался по Европе без средств к существованию, но с огромным желанием их добыть. Однажды он прочел в газете, что конный парк итальянской армии требует обновления и правительство изыскало средства для закупки лошадей. Корнет решил найти правильное применение государственным деньгам. Он приехал в Италию, отрекомендовался богатым русским коннозаводчиком и предложил свои услуги в поставке лошадей для кавалерии и артиллерии. В то время в Италии царствовал король Умберто I, который «хотел бы оккупировать все, включая Китай и Японию». Для колониальных войн нужно было много пушечного мяса, человеческого и конского. Особая комиссия при итальянском военном министерстве рассмотрела план поставки лошадей из России, предложенный Савиным, и нашла его безупречным и очень выгодным для казны. Король Умберто лично утвердил план. Деньги потекли в карманы Савина рекой. Его контора «Рога и копыта» развернула в Риме бурную деятельность, но вскоре Савин, деньги и надежды на переоснащение итальянской армии испарились...

Из обманутой Италии вновь вернемся в доверчивую Россию – в то время, когда преступный характер авантюриста еще только формировался. Разгульная жизнь стоила очень дорого. У Савина образовались чудовищные долги, но добрый папаша, пожурив сыночка, все оплатил, и Николай, провалив экзамены в кавалерийском училище, отправился в Москву, чтобы отдохнуть от суровой военной службы. Среди московской золотой молодежи Савин почувствовал себя, как рыба в воде: «Напиваясь с утра, наша компания просиживала обыкновенно в ресторане до обеда, потом перекочевывали в «Эрмитаж» или гостиницу «Англия», славившуюся в то время своей кухней. Заканчивались вечера в загородных ресторанах, преимущественно в «Стрельне», у цыган». Протрезвев ненадолго, Савин все же умудрился сдать офицерский экзамен и был произведен в корнеты. Теперь он с полным правом присоединился к компании молодых богатых офицеров и стал заводилой в их развлечениях: «Насядем в тройки и разъезжаем по городу: бьем палками и саблями стекла в окнах, а сами удираем от свистков полиции. Потом стали тушить палками фонари по разным улицам. Брали мы с собой в сани ваксы и щетку с длинной ручкой. Подъехав к дому, где справляли именины или свадьбу, юнкера подходили и стучали в окно. Отворялась оконная форточка и в ней показывалась голова какого-нибудь расфранченного чиновника. В один миг его схватывали два юнкера за волосы, а третий приготовленной щеткой с ваксой, вымазывал злосчастному франту лицо, после чего вскакивали на тройки и мчались». Однажды двое прохожих потребовали, чтобы Савин и его приятель прекратили вести себя недостойно. Подвыпившие офицеры схватили мужчин, сделавших замечание, и бросили их в Неву. Грандиозный скандал замять не удалось – Савина из армии выгнали.

КАК ИЗ ИСКРЫ ВЫЖЕЧЬ ДЕНЬГИ

«Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоpжетта! Вся жизнь моя вами, как солнцем июльским, согpета!» – пел герой оперетты «Соломенная шляпка», вспоминая свои мимолетные увлечение. Савин обожал оперетту, еще больше он любил женщин. Тиночка, Маруся, Анжелика, Фифи, Мадлена, Маргарита Николаевна! О, сколько женщин согревали жизнь корнета Савина и опустошали его кошелек – даже перечислить всех невозможно. Известно, что бескорыстная женская любовь – одно из самых дорогих удовольствий, а единственным источником постоянного дохода для Савина было заложенное и перезаложенное имение. Правда, корнет предусмотрительно застраховал свое дворянское гнездо на большую сумму. «Что делать? – размышлял Савин. – Пошел я в церковь помолиться Николаю Угоднику, стал на колени перед иконой и молюсь: «Помоги, святой Угодник, укажи мне выход!» И точно какой-то голос сказал мне: «Что ты ищешь выхода, когда выход перед тобой?» Поднял я голову и смотрю, где же этот выход? И вижу, стоит перед иконой большая свечка». Так «с божьей помощью» Савин придумал, как поправить свое материальное положение: он купил длинную и толстую свечу, которая сгорала за восемнадцать часов, поставил в своем доме под лестницей, обложил горючим хламом и зажег, а сам перекрестился и уехал в Москву. Прямо с вокзала Савин пошел в ресторан «Яр», напился и дал кому-то по морде, чтобы попасть в полицию. Алиби было обеспечено, однако прокурор распорядился привлечь Савина в качестве обвиняемого.

Корнет бежал из России. Савин путешествовал по европейским столицам и с удовольствием прожигал жизнь на деньги от сожженного имения: «Жить бесконтрольно, жить, как хочется, не подвергаясь осуждениям разных чопорных тетушек да провинциального общества, страдающего любопытством и любовью к сплетням! В Европе я делаюсь вольной пташкой, живу, как хочу, делаю, что позволяют мне мои средства, вращаюсь в том обществе, которое мне нравится, и пользуюсь всеми благами той свободы, которая так осуждается у нас». Савин, как и нынешние богатые прохиндеи, понимал свободу как полную безнаказанность. В Париже, возвращаясь со скачек в собственной бричке, Савин попал в пробку из огромного количества скопившихся экипажей. Корнет пошел на обгон и выехал на «встречную полосу». Полицейские сделали Савину замечание, в ответ корнет огрел стражей порядка бичом. Французское правосудие не стало цацкаться с зарвавшимся богачом: Савина посадили в тюрьму.

Парижская пресса активно обсуждала поведение русского самодура, который «у себя в варварской России привык бить, кого захочет». Савину все было трын-трава, пока он не узнал, что французские газеты прочли в Петербурге и потребовали его выдачи: «Я решительно протестовал против выдачи меня России, основываясь на том, что между Францией и Россией не существует конвенции о выдаче преступников. Кроме того, я заявил, что замешан в разных политических делах, а потому ни в каком случае выдан быть не могу. Последнее я, конечно, выдумал, но утопающий хватается за соломинку». Адвокат Рошфор решил, что ореол революционера-мученика спасет Савина, и напечатал в парижской газете статью, в которой говорилось, что его подзащитный «взорвал динамитом свой собственный замок, с целью скрыть компрометирующие его и его партию документы». Французское правосудие все же решило выдать преступника России, но Савин не унывал. На пути из Парижа в Петербург он дождался подходящего момента и через окна купе спрыгнул с поезда, оставив в дураках своих конвоиров.

КАК СТАТЬ ЦАРЕМ

«Требуется князь без вредных привычек для занятия болгарского престола», – такое объявление вполне могло появиться в европейской печати после 3 марта 1879 года. В этот день согласно международному договору Болгария стала автономным княжеством в составе Османской империи. Однако возникла одна непредвиденная проблема: княжество есть, народ есть, а ни одного, даже захудалого князя – нет! Председатель народного совета Болгарии Стефан Стамболов требовал от своих подчиненных: «Хоть из дерева, хоть из камня, но чтобы князя мне нашли, а то мы тут все перебьем друг друга». Бросились искать претендентов. Никто не подходит!

В 1886 году корнет Савин решил прийти на помощь братскому болгарскому народу. План был прост: «Приехав в Болгарию под видом уполномоченного крупных французских капиталистов, я мог надеяться на хороший прием. Я занялся подготовкой бумаг. Я заказал штемпеля парижских домов, которые якобы представлял, а кроме того, – штемпеля синдиката, которого я якобы был членом и главным представителем в Болгарии. Синдикат этот существовал только в моем воображении». Фальшивыми штемпелями Савин проштамповал фальшивые доверенности на пятьдесят миллионов франков займа болгарскому правительству. Савин стал называться французским графом Тулуз-де-Лотреком. Это было вызвано политическими причинами. Председатель болгарского правительства Стамболов выдвинул лозунг «Болгария – для болгар», подразумевая, что русские в Болгарии – нежелательные гости.

Стефан Стамболов встретил богатого французского «графа» с распростертыми объятиями. За дружескими обедами много говорили о будущем Болгарии. Савин понял, что Стамболов хочет «найти своего кандидата на болгарский престол и заключить с ним сделку: «Мы тебе дадим престол, а ты во внутреннюю политику страны не вмешивайся». В это время русский император Александр III предложил избрать болгарским царем грузинского князя Николая Мингрели, который, по мнению Стамболова, «даже в великие конюхи не годится». Стамболов «решил провалить русского претендента и выбрать своего.

– Кто же ваш кандидат? – спросил я с любопытством Стамболова.

– Вы, граф! – ответил он мне, – и я приехал просить вашего благосклонного согласия.

Я понимал хорошо всю трудность и опасность выполнения предстоящей роли, но мечта эта была так заманчива, что я не мог устоять и предался ей слепо, безотчетно, с пылом и увлечением, присущим моему характеру».

Кандидат в болгарские цари отправился в Константинополь и был представлен турецкому султану. Может быть, корнет Савин стал бы царствовать в Болгарии, но он случайно встретился с парикмахером Верне, который «чесал» и брил в Москве отставного корнета. Савин был разоблачен и препровожден в Россию.

В 1891 году Московской окружной суд признал Николая Герасимовича Савина виновным в четырех крупных мошенничествах и приговорил к ссылке в Нарымский округ. Савин не обладал терпением декабристов, которые в свое время отбывали там наказание. Он выдержал всего несколько месяцев общения с полудикими местными жителями, не знавшими французского языка и благородных манер, и убежал. Он преодолел пять тысяч верст и оказался в Саратове, где у него было маленькое имение и возможность раздобыть немного денег. А дальше жизнь авантюриста пошла своей чередой: «Украл. Выпил. В тюрьму!»

КАК САВИН ХОТЕЛ ОБУСТРОИТЬ РОССИЮ

Савин, став революционером поневоле, так свыкся с романтическим образом оппозиционера, что в течение жизни его трижды судили за политические преступления. В городе Томске 23 июля 1907 года Савин, напившись в ресторане «Россия» до белых слонов, назвал царя Александра III «Сашкой с тремя палочками», а наследника престола цесаревича Алексея щенком. Это потянуло на три месяца одиночного заключения. Савин не успокоился и письменно обозвал Николая II «малым, тряпкой, лже-Романовым, Обмановым» и упрекнул царя в том, что он «делает гешефты». Савин просидел шесть месяцев за оскорбление Его Величества.

Во время тюремных отсидок Савин не терял времени даром, он засыпал царских чиновников посланиями. Нет! Савин не опустился до того, чтобы просить прощения за грехи, он хотел помочь царю и его сановникам обустроить Россию. Вот небольшой отрывок из его письма на имя председателя Совета министров графа Витте: «Я берусь в несколько месяцев восстановить мир и покой на земле русской! Брожение умов успокоится, как по волшебству, вражда между народом и высшими классами прекратится, а пошатнутая власть и престиж верховной власти укрепится! Россия вздохнет, станет снова на высоту своего беспредельного могущества и величия! Средство мое для спасения России просто! Вспомните, граф, Колумбово яйцо! Надо найти выход для накопившихся вредных революционных… газов… Клапан нужен! А этот клапан я нашел!.. Письменно я ничего не изложу! Передам Вам при личном свидании мой чисто американский план».

Ах, если бы Николай Герасимович Савин родился в наше время, то, несомненно, будучи мастером пустопорожней брехни, обязательно занял бы почетное место на Охотном ряду и с экранов телевизора рассказывал бы россиянам о том, через какой клапан Россия должны выпускать зловредные газы, чтобы успокоиться. Время было другое, но люди те же. Савин считал себя архирусским патриотом, однако предусмотрительно обзавелся американским гражданством и требовал у англичан признать его подданным британской короны.

Чтобы отомстить ненавистному царскому режиму, Савин взялся за перо и написал исторический труд под названием «От Петра Великого до Николая ничтожного». Он не стал спешить с публикацией своей книги, а попытался шантажировать самого государя-императора. Николай Герасимович обратился к Николаю II с предложением выкупить у него рукопись книги, в которой он доказывал, что Романовы давным-давно вымерли: «Последний Романов был Петр II, умерший бездетно, и этой смертию прекратилась мужская линия русской династии. А со смертью императрицы Елизаветы прекратилась эта династия и по женской линии совершенно. Елизавета Петровна называла своего племянника Петра «Принц Голштинский». Она его не усыновила и не передала ему право на фамилию Романовых, хотя передала ему престол и корону. Романовых нет! Я, как и все, знающие эту истину, немало удивлены о существовании в России Дома Романовых и о предстоящем праздновании 300-летнего юбилея в 1913 году!»

Савин не открыл Америки, заявив, что в царствующей русской династии русскую кровь можно отыскать с большим трудом, но он все же пытался припугнуть императора тем, что опубликует свое творение за рубежом. Правда, тут же предложил способ замять скандал: «Если моя книга не желательна, не угодна русскому правительству, то пусть оно ее у меня приобретет. Я ведь не революционер, а писатель, живу моим пером и продаю мои произведения, – значит, следовало со мной сойтись, а не деспотически гнуть в бараний рог». Исторические изыскания оценили в полтора года тюрьмы.

Однако в трудный для России момент Савин забыл о своих обидах. Во время Русско-японской войны он обратился к Николаю II с проектом уничтожения японцев: корнет предложил отравить все колодцы и реки в Корее и Маньчжурии. Письмо осталось без ответа.

КАК ПРОДАТЬ ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ

Конечно, все помнят, как Остап Бендер торговал билетами в Провал, «чтобы не очень проваливался». Николай Савин никогда не опускался до таких пустяков. Если он продавал, то скрипку Страдивари, партию золотых часов фирмы Буре, такую большую, что их могло хватить всем жителям Европы и части населения Азии. На рынке петербургской недвижимости Савин заключил самую выгодную сделку в истории города: он продал Зимний дворец. После Февральской революции Савин одному ему ведомыми путями стал комендантом Зимнего дворца. Прогуливаясь по Дворцовой площади, он встретил иностранца, который восхищался Зимним дворцом, говоря, что с удовольствием купил бы этот дом, разобрал по кирпичикам и перевез в родную Америку. «Нет ничего проще! – воскликнул Савин. – Я владелец это дворца и давно хочу его продать». Договорились о цене и ударили по рукам. Савин на первом попавшемся листке гербовой бумаги написал расписку в получении денег, а пуговицей с двуглавым орлом изобразил печать. Вечером Савин передал американцу «документ» и связку старых ключей, а новый владелец Зимнего дворца отдал два чемодана денег. Савин объяснил: «Я позвонил на станцию, чтобы с завтрашнего дня счет за электричество посылали вам». Решили экскурсию по Зимнему дворцу отложить до утра. На следующий день американец на правах хозяина попытался войти во дворец, предъявив документ следующего содержания: «Настоящим удостоверяю, что податель сего, подданный Америки мистер Джонсон оплатил покупку Зимнего дворца подданному России Хлестакову. Дураков не сеют и не жнут! Корнет Савин».

Николай Герасимович Савин умер в Шанхае в возрасте восьмидесяти лет, в одиночестве, бедности и забвении. Однако пока в России по-прежнему «дураков не сеют, а они сами родятся», дело корнета Савина живет и побеждает.