В мои отроческие годы, пришедшиеся на первую половину шестидесятых годов прошлого века, колоссальным успехом пользовалась кинопленка: в то время она делалась из целлулоида. Был такой материал – пластмасса на основе нитрата целлюлозы, а нам, мальчишкам, он пришелся по душе из-за того, что уж больно красиво горел! Мы жгли расчески, ломаные куклы, мячики для настольного тенниса. Но лучше всего была кинопленка: популярный научно-технический журнал для подростков научил нас делать почти настоящие ракеты. Обрезок кинопленки скручивался в тугой рулончик и обматывался станиолем. Верхушка туго защипывалась, а на противоположном конце оставалось небольшое отверстие – сопло. Маленькая серебристая ракета привязывалась ниткой к соломинке, которая вставлялась в пузырек из-под лекарства, а станиоль разогревалась горячей спичкой. Миниатюрная ракета с шипением взлетала метров на десять, оставляя за собой дымный след. Нам казалось, что она вырывалась на свободу, за пределы земного тяготения...

ГОВОРЯТ, БЫЛА ОТТЕПЕЛЬ...

В середине тех же шестидесятых мы окончили школу и стремительно повзрослели, разбежавшись по самым разным вузам получать высшее образование. Мальчишечьи развлечения перешли совсем в иное качество: наступившая «хрущевская оттепель» развернула перед нами широким веером огромные возможности! Особенно для тех из нас, кто решил посвятить свою жизнь гуманитарным дисциплинам.

Сбегать с общих лекций по установочным филологическим дисциплинам мы начали уже на первом курсе. Еще бы! В ближайшем к Университету кинотеатре – исчезнувшей навсегда «Баррикаде» – шла «Великолепная семерка», с помощью которой мы приобщались к тогдашнему американскому кино. Правда, этот период был коротким: американское популярное кино было прикрыто на длительный период, вплоть до появления в советском прокате «Золота Маккены», что произошло в 1974 году. Потому можно смело сказать, что американское кино не сыграло большой роли в нашем идеологическом воспитании. Да и во всем прочем мире американские ковбойские фильмы начали в значительной мере уступать великолепным «спагетти-вестернам», сделанным итальянскими мастерами. Достаточно вспомнить легендарный фильм «За пригоршню долларов», открывший эту серию, снятый Серджио Леоне и открывший киномиру актера Клинта Иствуда и композитора Эннио Морриконе!

Кстати, жизнь «Великолепной семерке» и «Пригоршне долларов» дал великий японец Акира Куросава: именно его фильмы «Семь самураев» и «Телохранитель» были подвергнуты американо-итальянской переделке. А некоторое время спустя на наши экраны мощным потоком ринулись посредственные восточногерманские вестерны с сербом Гойко Митичем и крайне неудачные румыно-французские экранизации классических романов Майн Рида и Фенимора Купера.

С засильем западных и восточноевропейских вестернов как-то надо было бороться, и наши кинематографисты налегли на приключенческие фильмы, славящие героев гражданской войны и борьбы с буржуазными националистами в Прибалтике и Западной Украине. Их было так много наделано, что они не заслуживают особого внимания. За исключением блистательного Жалакявичюса («Никто не хотел умирать»), непонятно как прорвавшегося сквозь цензурные рогатки, и «раннего» Михалкова («Свой среди чужих, чужой среди своих»). 

Надо сказать, что в период хрущевской «оттепели» появилось немало фильмов, сыгравших заметную роль в подготовке общественного сознания к грядущим переменам. Особенно хочу остановиться на дивном фильме Георгия Данелии «Тридцать три». В прокат он вышел в 1965 году, но продержался на экранах буквально несколько дней, так как вызвал гнев главного кремлевского идеолога Михаила Андреевича Суслова. Говорили, что космонавты покинули премьерный показ фильма после сцены, в которой «Чайка» в сопровождении мотоциклистов проезжает под развешанным для просушки бельем, а Травкин, сыгранный Евгением Леоновым, после долгого отсутствия сообщает жене, что он должен лететь в космос. Та в ответ бьет его по лицу мокрыми кальсонами; Травкин возвращается к «Чайке» и докладывает гражданину в шляпе: «Семья согласна!» 

Видимо, так оно и было. Генерал Каманин, командовавший подготовкой космонавтов, записал в своем дневнике: «Леонов, Гагарин и другие космонавты просили меня принять меры по запрещению выпуска на широкий экран кинокомедии «Тридцать три»: они считают, что данный фильм принижает заслуги космонавтов. Вчера Вершинин, Рытов, я и группа офицеров центрального аппарата ВВС просмотрели эту кинокомедию. Картина всем понравилась, мы не обнаружили в ней ничего предосудительного. Лично я более часа смеялся и с удовольствием следил за развитием «успехов» Травкина».

Хорошо помню, как мы в битком набитом троллейбусе неслись из университета в ДК имени Кирова: перед темно-розовым фасадом этого памятника конструктивизма красовалась афиша: «Новая советская кинокомедия» – именно так, без названия. Но нам уже донесли – это именно запрещенные «Тридцать три»!   

Вообще-то дивная запретительная практика существовала в советском кинематографе. Причем я не веду речь о «полочных» фильмах типа «Комиссара» Александра Аскольдова или картинах Алексея Германа. Нам запрещали смотреть «Андрея Рублева» Тарковского и «Агонию» Элема Климова – но я впервые увидел эти фильмы... за границей, где они были в широком прокате! Странная логика: чужим – можно, своим – низ-зя! 

БРАТЬЯ С ВОСТОЧНОГО ЗАПАДА

После снятия с главной должности самодура Никиты Сергеевича к власти пришли другие самодуры, и отечественное кино несколько скуксилось. Отдушиной стало кино наших восточноевропейских братьев – западных социалистических соседей. Тогда Венгрию называли самым зажиточным бараком социалистического лагеря, Болгарию – самым веселым (в основном благодаря «столице юмора» в Габрово), Польшу – самым отвязным бараком. Но самым особенным бараком стала титовская Югославия. С нее и начнем.

Летом 1968 года в Ленинграде проходила Неделя кино Югославии. Автору этих строк предложили поработать на ней синхронным переводчиком за деньги, по тем временам совсем неплохие. Утром я читал сценарии, потом просматривал фильмы в огромном кинозале все того же ДК имени Кирова, а вечером переводил их для немногочисленной публики. И только потом я узнал, что эта акция была разрешена с огромным скрипом. В основном из-за «партизанской» трилогии Пуриши Джорджевича – фильмов «Девушка», «Мечта» и «Утро», которые «неверно» трактовали действия победителей, партизан Тито. В них партизанские вожди жестоко и негуманно расправлялись со своими врагами, даже гипотетическими – и эти действия, по мнению авторов фильмов, определяли карательную политику юного режима. Что же, они были правы...   

На одном из югославских кинофестивалей советская делегация во время показа фильма «Мечта» демонстративно, в знак протеста, покинула зал. Да и в самой Югославии Джорджевич был объявлен диссидентом, наряду с режиссером Душаном Макавеевым, которого вынудили покинуть «самый свободный барак соцлагеря». И вот фильмы Макавеева и Джорджевича – у нас, в Ленинграде! 

Четыре десятка лет спустя в посольстве Сербии состоялась презентация книги маститого режиссера Джордживича, учителя Эмира Кустурицы,«Косовский одуванчик», вышедший в издательстве «Лимбус» в моем переводе. И мы оба пожалели, что судьба не свела нас на сорок лет раньше... 

В ЧЬЕМ БАРАКЕ ИНТЕРЕСНЕЙ?

Единственный фильм о загадочной Албании я посмотрел еще в школьные годы. Это была историческая эпопея «Великий воин Албании Скандербег», которую только с большой натяжкой можно было назвать албанской. Режиссером был наш Сергей Юткевич, сценарий написал опять-таки наш Михаил Папава, актеры играли наши, албанские же товарищи снимались только в эпизодах и массовых сценах. 

Болгарское кино тоже отличалось своей невзрачностью. Запомнилась только картина «Герои Шипки», тоже совместный с нами проект, да красивая актриса Невена Коканова, сыгравшая в неплохом фильме «Похититель персиков». Кстати, из этого фильма широкий советский зритель впервые узнал, что «спор славян между собою» кипит не только между русскими и поляками, но и разгорается среди болгар и сербов, и вообще принадлежность к одной вере и родство языков вовсе не являются гарантией вечной дружбы. Это подтвердили многочисленные события последних десятилетий.

Загадочным и незнакомым было венгерское кино: в те же шестидесятые только узким специалистам были известны имена и работы Миклоша Янко, Золтана Фабри и других гениев этой таинственной страны. С румынским кино было гораздо проще – его как бы и не существовало. В те годы среди молодежи ходило такое присловье: «Фильмы бывают плохие, студии Довженко, китайские и румынские». Точная оценка! Что же касается ГДР, то эта страна выделялась только пропагандистскими и «индейскими» фильмами, снятыми в основном по мотивам многочисленных романов Карла Фридриха  Мая. Словом, на огромном пространстве «социалистического лагеря» выделялись только две кинематографии, о которых следует рассказать особо.

БЫЛА КОГДА-ТО ЧЕХОСЛОВАКИЯ...

Еще до начала Второй мировой войны Чехословакия была серьезной кинематографической державой. Прославленную студию «Баррандов» в 1921 году основали братья Гавелы, один из которых, Вацлав, стал отцом недавно скончавшегося экс-президента Чехии Гавела. Кинопроизводство на «Баррандове» не прекращалось и в годы войны, а после 1947 года советские и российские кинематографисты сняли на ней семнадцать фильмов!

Собственно же чешские фильмы отличались тонкой иронией, умением, я бы сказал, с невинным видом показать социалистическим властям фигу в кармане. Особенно удавались чехам фильмы-пародии. Мало кто из нас не смотрел фильмы «Лимонадный Джо, или Конская опера» (1964), «Призрак замка Моррисвилль» (1966), «Конец агента» (1967). Кстати, оригинальное название фильма звучит так: «Конец агента W4C с использованием пса пана Фоустки». Практически все подобные фильмы выходили в советский прокат в слегка «причесанном» виде: уж больно бросались в глаза черные «двадцать первые» «Волги» и «типично советские лица» отдельных – как правило, самых нелепых персонажей. 

Но были картины весьма серьезные, такие, как с трудом и на очень короткий срок прорвавшийся в советский прокат откровенно «несоциалистический» фильм Войтеха Ясного «Вот придет кот» (1963), или мюзикл Ладислава Рихмана «Старики на уборке хмеля» (1964), а также культовый фильм Иржи Менцеля «Поезда под пристальным наблюдением» (1966). Этот ряд можно было бы продолжать очень долго, если бы... Если бы не трагический август 1968-го! Многие режиссеры, как и многие другие деятели культуры, отправились в эмиграцию.

Часть оставшихся в стране режиссеров «переметнулась» к победителям и продолжила снимать злые пародии – на этот раз их жертвой стали деятели «пражской весны». Таким стал фильм «Бегемот, или Как бегемот сожрал Бегемота», отмеченный современным чешским зрителем как «сам1ый злой и бездарный фильм в истории чешского кино». Однако часть режиссеров продолжила даже в условиях фактической оккупации (как и во время Второй мировой!) снимать замечательные фильмы. Так, ставшая знаменитостью Вера Хитилова в 1976 году сняла замечательный фильм «Игра с яблоком», который так и не появился в отечественном прокате, или тот же Иржи Менцель, снявший лирическую «Деревеньку мою центральную».

Однако в Чехословакии существовало и словацкое кино: на братиславской студии «Колиба» в 1963 году экранизировали роман Ладислава Мнячко «Смерть завется Энгельхен», опубликованный в 1960 году. Книга и фильм всколыхнули общественное мнение во многих странах социалистического лагеря. Они в непривычном для того времени ключе трактовали события Словацкого национального восстания 1944 года. Русский перевод книги и дублированный фильм вскоре появились в советских библиотеках и кинотеатрах, но вскоре отовсюду исчезли – как в силу «неверного» описания событий, так и по той причине, что Ладислав Мнячко, правоверный коммунист и узник фашистских концлагерей, выступил против политики ЧССР в отношении Израиля, и эмигрировал из страны. Его литературное и кинематографическое возвращение в Россию состоялось всего лишь несколько лет тому назад, после смерти автора, последовавшей в 1994 году.

КУРИЦА НЕ ПТИЦА?

Во времена оны ходила такая поговорка: «Курица не птица, Польша не заграница». Иногда в текст вставляли наименования других стран нашего веселого лагеря, но в оригинале все-таки была именно Польша. Видимо, это пренебрежительное отношение осталось нам в наследство от Российской империи, в которую на протяжении фактически полутора веков входило Царство польское. Три раздела и многочисленные бунты и восстания привели к взаимно враждебным отношениям между нашими народами, что весьма отчетливо ощущается и сегодня. 

Однако в Россию со стороны Польши всегда веяли терпкие ветры свободы. Ее искусство в послевоенные годы звало в какие-то светлые и не совсем понятные дали. У них была музыка: «Скальды», «Но То Цо», «Червоны Гитары»... А чего стоили Анна Герман и Марыля Родович! Кстати, цветной русскоязычный журнал «Польша» котировался даже выше пресловутой глянцевой «Америки»: в последнем была только голая пропаганда заокеанского образа жизни, а «Польша» знакомила нас с новыми тенденциями в театре, живописи, литературе и, конечно же, кино.

Польские фильмы были представлены на наших экранах всем многоцветьем жанров: комедии и детективы, исторические драмы и военные фильмы. Правда, некоторые из них коробили многих из нас. Не помню, как назывался тот черно-белый фильм, в котором польские жолнежи (солдаты) водружали над поверженным Рейхстагом двуцветное знамя Речи Посполитой... Зато были фильмы, по окончании которых не хотелось уходить из зала. Именно таким был «Закон и кулак», который в 1964 году снял Ежи Гоффман, а в главной роли выступил молодой, тогда еще сорокалетний, но уже знаменитый Густав Холоубек. Долго мы, студенты-слависты, напевали песню из этого первого, повидимому, социалистического вестерна: «Дзети народзон шен новы нам...» – то есть, родятся у нас новые дети. Казалось, в эти слова был заложен какой-то особенный, глубочайший смысл... А потом появился Збышек, Збигнев Цыбульский. Наши девушки рыдали на «Пепле и алмазе» Анджея Вайды, снятый в 1958 году и попавший в СССР только семь лет спустя: не укладывался фильм в жесткие законы социалистического реализма и марксистско-ленинской идеологии.     

Десять лет спустя, в трагическом 1968-м, Анджей Вайда вернулся к Збигневу Цыбульскому в фильме «Все на продажу». Он с трудом прорвался на очень немногочисленные советские экраны: помню, шел он тогда в кинотеатре «Гигант». Площадь Калинина была скудно освещенной и грязной окраиной Ленинграда, за которой была только станция Пискаревка и огромное мемориальное кладбище. Добирались мы туда на единственном автобусе от Финляндского вокзала – и до кольца. 

Вайда готовился приступить к съемкам фильма, когда пришла весть о трагической гибели Цыбульского, немного не дотянувшего до сорокалетия: актер погиб, пытаясь вскочить на ходу в отправлявшийся пассажирский поезд. Тридцать лет спустя граждане Польши признали его лучшим польским актером всех времен. Кстати, мало кто знает, что Збигнев был двоюродным братом генерала Войцеха Ярузельского, последнего президента социалистической Польши.

ЖЕНЩИНЫ ПОЛЬСКОГО КИНО

Немало польских актеров, несмотря на всю сложность отношений между нашими странами, снялось – и продолжают сниматься – в российских фильмах: достаточно вспомнить хотя бы одного только Даниэля Ольбрыхского. Однако особого разговора заслуживают польские актрисы. Они вызывали – и продолжают вызывать! – восхищение своим мастерством, но в первую очередь – красотой. Славянско-литовская кровь с легкой примесью азиатской загадочности привлекали русских мужчин, похоже, еще со времен Марины Мнишек. Коронованная русской царицей и венчанная по очереди с двумя Лжедмитриями, она осталась в исторической памяти не только персонажем Смутного времени, но и тем, что именно она ввела в повседневный русский обиход... вилку!

Но не только в политических интригах прославились польские женщины. Они прославились и в советском кино. Вспомним хотя бы некоторых из них, например, красавицу Беату Тышкевич. Впервые я увидел ее в польском военном фильме «Первый день свободы», снятом в далеком 1964 году. У нас она впервые снялась в «Дворянском гнезде» Кончаловского – еще бы, ведь актриса принадлежит к древнему дворянскому роду. «Андрон Михалков-Кончаловский пригласил меня сыграть в «Дворянском гнезде» Варвару Лаврецкую, – вспоминала актриса. –  С чего бы польке играть русскую аристократку? И все же он получил разрешение. Так в моей жизни началось потрясающее приключение под названием «Дворянское гнездо» – с ним были связаны и дружба, и любовь». А уже далеко за шестьдесят актриса блистательно сыграла пани Гролинскую в фильме «В августе сорок четвертого». 

Беата Тышкевич открыла польским актрисам двери в советское кино: практически «нашими» стали Эва Шикульска (эпизод в «Дворянском гнезде», Полина Анненкова в «Звезде пленительного счастья», Аполлинария Суслова – «26 дней из жизни Достоевского», Зиночка в «Объяснении в любви», Эмма Пфуль в «Азазели» и фрау Фогель в «Диверсанте»), Каролина Грушка (Маша Миронова в «Русском бунте», Юлия в «Августе 44-го», Ася в «Брек-пойнте», Эмили в фильме «на пути к сердцу» и Санька в модном «Кислороде»), Марта Клубович (Иоанна в сериале «Что сказал покойник»), Поля Ракса (Иветта в «Ноктюрне» и главная роль в фильме «Зося»). И не будем говорить о Барбаре Брыльской, которую почти все мы уверенно считаем русской актрисой.

Впервые Барбара снялась в зарубежном – советско-германском – фильме «След сокола». Далее последовали съемки в знаменитой киноэпопее «Освобождение» и главная роль в фильме «Города и годы». А в 1075 году грянул невиданный успех – Надя Шевелева, типичная советская учительница в рязановской «Иронии судьбы»! Эта роль окончательно превратила Барбару Брыльску в нашу актрису. Последняя ее «русская роль – Роза Карловна в недавнем сериале «Адмиралъ» (если не считать многочисленных выступлений по российскому телевидению и участия в документальных фильмах).  

В наши дни, как и много десятилетий тому назад, все очень любят вспоминать крылатое ленинское: «Важнейшим из искусств для нас является кино». Прав был вождь мирового пролетариата. Даже нагло проникшее в каждый дом телевидение не в состоянии заменить его. И пусть очень редко заполняются до отказа залы кинотеатров – кино не умрет никогда, ибо в нем намного меньше халтурной игры актеров и бездарной режиссуры. ТВ делается на скорую руку; один только пример – присмотритесь к интерьерам, кочующим из сериала в сериал! Погоня за экономией приводит к тому, что в частных квартирах, бизнес-центрах, милицейских кабинетах и других помещениях стоят одни и те же двери, обставлены они одной и той же мебелью, не говоря уж об одних и тех же актерах и актрисах, в течение какой-нибудь пары часов «легким движением руки превращаются» из бандитов в банкиров или следователей... Увы, телевидение слишком беспардонно и легкомысленно, а вот кино... Оно очень многое дало не только моему, но и предшествующим и последовавшим поколениям. Все-таки кино – искусство!