В эпоху «Великой дружбы» Москвы и Пекина, запомнившейся старшему поколению гремевшей из каждого репродуктора бравурной песней «Сталин и Мао слушают нас» и фруктовыми консервами «Великая стена», о Древнем Китае в CCCР мало что знали. Советская пресса извещала в основном о бурном социалистическом строительстве, о партизанских подвигах времен схваток с интервентами-японцами и родным Гоминьданом да еще о счастливой крестьянской жизни в народных коммунах.
Потом наши страны рассорились на долгие годы, но, к счастью, все же нашли общий язык. Старые счеты и старые песни подзабылись, а древние китайские история и культура, наоборот, ожили и открылись во всем ослепительном многообразии...

ГУТТАПЕРЧИВЫЕ МАЛЬЧИКИ И МНОГОЯРУСНЫЙ ПОЧЕТ

Шаолинь слывет колыбелью китайских боевых искусств. Самое знаменитое из них – кунгфу – у нас долго было под запретом, а второй вид особой манеры защиты и нападения без холодного или огнестрельного оружия, именуемый ушу, долго называли для маскировки оздоровительной гимнастикой…

Этот шаолиньский уголок известен как «Лес пагод». Обнесенный хиловатой изгородью из обыкновенного штакетника клочок земли площадью примерно в два с небольшим гектара чернеет, рыжеет, а то и зеленеет от кажущихся бесчисленными могильных памятников, большинство из которых действительно схожи с пагодами. Кого попало здесь не хоронили и не похоронят. Покоиться в этом «Лесу» имеют право только шаолиньцы, отметившиеся в истории обители чем-то особенным. С учетом монастырской специфики этот некрополь в какой-то степени можно сравнить с московским Новодевичьим кладбищем или с кладбищем петербургской Александро-Невской лавры.

Классический пагодный вариант в виде водруженных одна на другую кирпичных «избушек» соседствует с другими типами скорбного почитания. Есть пагоды, которые впору назвать беззвучными колоколами, есть подобия обелисков, встречаются памятники, схожие с привычными для европейских кладбищ траурными вазами, правда неевропейских размеров – до нескольких метров в высоту. Самая же величественная пагода вытянулась к небу на пятнадцать метров.

Право покоиться в «Лесу пагод» само по себе говорит о заслугах покойного, но имеются и дополнительные свидетельства почета, зависящие от наличия и количества пагодных ярусов или этажей – как их ни назови. Если условно приравнять их к степеням отличия, то почет высшего разряда – это семиярусная пагода.

Первая из них появилась в Шаолине еще при императорской династии Тан, удерживавшей власть почти триста лет до 907 года от Рождества Христова.

Самая же свежая могила появилась в ХХ веке. В противовес привычному представлению о буддийских монахах как о стопроцентных аскетах, отрешившихся от всего земного, ее обитатель удостоен памятника, на котором высечен мчащийся скоростной поезд и недешевый лимузин. Судя по барельефу, современность ворвалась и уверенно обосновалась и в этом заповеднике созерцательности и покоя!

Шумнее всего она проявляет себя на подступах к собственно монастырю с его непременными каменными львами, ритуальными колоколами и статуями Будды со свитой. Туристов в нем во много раз больше, чем монахов, – те проводят время в медитациях и в изучении древних свитков, суета бизнеса, связанного с путешествиями, им совершенно ни к чему.

Одно из моих шаолиньских открытий в том и состоит, что не стоит заранее видеть в каждом, кто пришел или приехал сюда в поисках истины и гармонии в душе, Джеки Чана или Брюса Ли. Подобного совершенства можно добиться только затяжными, изнурительными тренировками. Достигали его отнюдь не все монахи, а относительно немногие, удостоенные чести и обязанности хранить покой сотоварищей по обители. Это не стража в обычном понимании слова, а, так сказать, доверенные сберегатели монастырского безмятежья. В какой-то степени можно назвать их шаолиньской гвардией.

Бывало, что им приходилось оберегать своим мастерством императора на троне, сражаться с японскими агрессорами и выступать в роли китайских Робин Гудов, не щадивших богачей и раздававших награбленное беднякам.

Почти пятнадцать веков они передавали секреты предков из поколения в поколение, пока в пору гражданской войны в Китае почти сотню лет назад некий генерал не сжег монастырь вместе с его секретами, таившимися во множестве библиотечных рукописей. Едва шаолиньцы пришли в чувство после разорения, как грянула «великая культурная революция». Ходят легенды, что тогда-то обитатели монастыря едва ли не в последний по счету раз пустили в ход крохи уцелевших навыков, чтобы побороться с хунвейбинами, но те оказались слишком настырными и настолько нарушили привычный уклад жизни, что с приходом более гуманных времен после разгула хунвейбиновщины в Китае многое пришлось восстанавливать чуть ли не с нуля. В глухих деревнях, к примеру говоря, пришлось отыскивать сосланных туда на «перевоспитание» артистов традиционной пекинской оперы.

Подобным образом возрождали и Шаолинь. Зато теперь к привычной репутации заповедного гнезда буддизма прибавилась не лишенная заметного оттенка коммерции слава всемирно знаменитой школы боевых искусств, открытой для всех желающих попытаться хоть в какой-то степени сравниться с киногероями голливудских и гонконгских боевиков последних десятилетий.

Увидеть целый сонм алчущих шаолиньских секретов вышибания души из тела можно только через щелочку либо через проем в решетке ворот. За надежной оградой белеет несколько достаточно безликих зданий, в которых таятся и научные центры, изучающие шаолиньское наследие, включая искусство траволечния, и школа кунгфу, и общежитие для курсантов со всего света.

Двор перед корпусами почти все дневное время заполнен заезжими соискателями лавров высших степеней изысканного китайского мордобоя, по командам наставников синхронно повторяющих заданные упражнения. Но это, так сказать, разучивание обязательных программ, которые сродни занятиям артистов балета у станка. Тренировки более серьезных уровней проходят без любопытствующих соглядатаев. Познакомиться с ними без соответствующих зрелищу трат удается разве что почетным гостям, а визитерам, не обремененным государственными должностями или славой иного рода, придется занимать места в специальном зрительном зале согласно купленным билетам.

Откровений ждать не приходится. Любопытствующим предлагается своеобразное, зрелищное, отрежиссированное цирковое представление. Рука опытного постановщика чувствуется во всем, начиная от предварительного парада-алле и построения на фоне статуи Будды и продолжая демонстрацией каскада трюков, любой из которых можно без репетиций снимать для эпизодов подходящих по сюжету кинолент. Бравые монастырские ребята горазды на что угодно. Разноязыкой публике больше всего по нраву оказалась демонстрация до каменной твердости натренированных мышц, выдерживающих попытку пронзить их сразу двумя копьями. Древки гнутся, но испытываемому хоть бы что. На загляденье хорош и малыш лет десяти-двенадцати от роду, способный запросто завязывать свое-собственное тельце чуть ли не узлом. Гуттаперчевый мальчик во плоти, да и только!

...На память о Шаолине я увез пару оснащенных распылителями баллончиков с травяным бальзамом, способным вроде бы излечивать любые суставные боли. Это чудо народной медицины якобы пришло к нам из глубины веков. Некогда монастырские боевики восстаналивали им утраченные силы и поправляли здоровье после схваток. Современным страждущим снадобье стало доступным после того, как Шаолинь возглавил Ши Юнсин, оказавшийся прирожденным менеджером и превратившим духовное достояние Китая в высокоприбыльное предприятие.

Оглянувшись после представления в сторону «Леса пагод», я подумал, что этому настоятелю не помешает прощальный барельеф с изображением банковской карты и авиалайнера. Он летает по всему свету, открывает новые шаолиньские центры в разных странах и успешно судится с китайскими бизнесменами, пытающимися использовать название монастыря в качестве торговой марки. Не обходится и без скандальных публикаций в прессе, обвиняющих Ши в разных прегрешениях и уклонениях от незыблемым канонов поведения. Но пока что наветы, а может, и разоблачения отлетают от невозмутимого главы Шаолиня, как от стенки горох.

...А что касается бальзама, то он мне и впрямь помог. Неожиданное подтверждение качества я получил от собственного кота. Унюхав аромат снадобья, он попытался облизать мне пальцы, которыми я втирал снадобье в кожу. А коты что попало пробовать на язык не станут!

БУДДА С ЛИКОМ ИМПЕРАТРИЦЫ

В Китае всего так много, что сами граждане бывшей Поднебесной давно со счету сбились. Строки Гумилева «Ужели не все пересчитаны звезды, / Ужели наш мир не открыт до конца!» там, где текут Янцзы и Хуанхэ, лучше не вспоминать. Взять хотя бы необъятное обилие народонаселения. Самые первые по счету статистические данные некогда получали не переписью, а суммируя сведения о продаже соли и деля их на цифровые показатели суточной человеческой нормы... Но люди – это люди, им свойственно перемещаться из сел и городов в другие села и города, рождаться и, увы, умирать. Попробуй за всеми уследи! C недвижимым имуществом должно быть попроще, ан нет. На берегах реки Ихэ даже древние статуи учесть для каталога по сию пору не удается.

В справочниках уклончиво говорится, что на исходе первой половины первого же тысячелетия от Рождества Христова безвестные подвижники принялись украшать известковые склоны статуями Будды и настолько преуспели в этом, что изваяли несколько десятков тысяч подобных свидетельств твердости в вере. Но ведь изваяния, самые маленькие из которых едва превзойдут по высоте ручку младенца от локтя до кончиков пальцев, а самое грандиозное достигает пятнадцати метров, возводились не под открытым небом. Все они надежно укрыты от капризов непогоды под сводами больших и малых пещер, гротов и расселин, которые тоже приходилось высекать в известняке или углублять природные полости в мягких скалах.

Весь этот богоугодный труд растянулся почти на пятьсот лет и наделил потомков истовых подвижников буддизма грандиозным комплексом подземных храмов, именуемых по-китайски Лунмынь, что значит «Каменные пещеры у врат дракона».

Врата – это горные кряжи, сходящиеся к водам Ихэ. Один из них настолько источен пещерами, что напоминает соты исполинских пчел. Ближайший к реке ярус нетрудно обойти по не требующей усилий для пешеходных перемещений в пространстве асфальтированной дорожке. А вот упрямцам, увлеченным стремлением обойти все две тысячи триста с чем-то пещер, хорошо бы заранее проверить себя на устойчивость к головокружению, ибо в нескольких местах не миновать промежуточных лестничек, на которых не всяких вестибулярный аппарат поведет себя безобидным для его обладателя образом.

К главному сюрпризу Лунмыня ведет лестница, которую не без некоторой, правда, натяжки можно сопоставить с Потемкинской в Одессе или Чкаловской в Нижнем Новгороде. Наверху паломников или просто любопытных путешественников встречает труднопредставимая заранее коллекция великолепных гигантских статуй, с истинно китайским тщанием высеченных из природного монолита.

Имени ваятеля или ваятелей история не сохранила, а вот заказчица самого впечатляющего и величественного монумента известна. Более того, есть вполне обоснованная версия, гласящая, что лик пятнадцатиметрового Будды создавался... с натуры и увековечил стилизованные под буддийский канон, но реальные черты лица... известной каждому китайцу императрицы У Цзэтянь!

Эта царственная дама, правившая в конце VII и в начале VIII столетия от Р. Х., словно изначально задалась намерением снабдить сценаристов исторических фильмов неисчерпаемым источником сюжетов. Привычные штампованные слова о жизни, схожей с приключенческим романом, не в состоянии передать даже скромной толики ее свершений, авантюр, а также – куда ж властелинам и властелиншам без этого – преступлений.

Начав восхождение к власти с невеликого амплуа императорской наложницы, она сумела дать пример многим искательницам подобной фортуны. У Цзэтянь затевала войны и даже выигрывала их, расширяя свои владения.

В какой-то степени ее можно сравнить с турецкой Роксоланой, но та (при всем ее размахе интриг и злодеяний) все-таки возглавить Турцию не смогла. Султан Сулейман Великолепный внимал ее советам, попадал в ловушки ее хитроумия, но верховную власть сохранял за собой. Ну а что касается высшего достижения У Цзэтянь, то его не смогла превзойти даже наша Екатерина Великая.

Китаянке оказалось под силу согнать с престола собственного сына и объявить себя родоначальницей новой династии! Другое дело, что после кончины столь неординарной матушки наследник все же смог вернуться на трон и, не пожелав стать вторым императором учрежденной его матерью династии У Чжоу, восстановил династию Тан, прямым потомком императоров которой он и являлся.

Любовь императрицы к искусствам передалась к ее наследникам, особенно к внуку, ставшему императором Сюань-цзуном и запомнившемуся, кроме многого прочего, потомкам как покровитель великих поэтов Ли Бо и Ду Фу...

Ли Бо, живший одно время в ближайшем к Драконовым вратам городе Лояне не мог не побывать в пещерах Луньмыня, но в своих стихах (во всяком случае, в тех, что переведены на русский язык) о них не упомянул. Пришлось мне у подножия трона Будды с чертами императрицы У Цзэтянь припоминать его строки, посвященные приютившему его городу, а точнее, безвестному музыканту, игравшему ночью у дома поэта: «Слышу: яшмовой флейты музыка, / Окруженная темнотой. / Пролетая, как ветры вешние, / Наполняет Лоян ночной».

Увы, ночных флейтистов в современном Лояне теперь не услышать. Мегаполис забыл о тишине много лет назад и до глубокой ночи, как и полагается городу-миллионнику, шумит на все лады и голоса, не смолкая, но то и дело покашливая от смога. Эта желтоватая дымка – издержки угольной энергетики – затягивает не только города, но и окрестные пространства. Из окна скоростного поезда порой не видишь горизонта, поскольку все вокруг тонет в дымной пелене. Двенадцать километров, отделяющих современный Лоян от пещер на Ихэ, ей нипочем.

День моего свидания с каменной «буддоимператрицей» выдался безветренным, и с другого берега реки Ихэ лица и мелкие детали статуй время от времени были из-за смога почти неразличимы.

В каком-то смысле это и во благо, так как издали не разглядеть жестокие сколы, оставленные на безвинных изваяниях молотками разгулявшихся полвека назад хунвейбинов. Помните у Высоцкого: «Возле города Пекина / Ходят-бродят хунвейбины, / И старинные картины / Ищут-рыщут хунвейбины, / – И не то чтоб хунвейбины / Любят статуи, картины: / Вместо статуй будут урны / «Революции культурной»…

Статуи, безбедно простоявшие здесь более двенадцати веков, а некоторые даже подольше, подверглись безумным атакам подростков-вандалов, крушивших все, до чего смогли дотянуться.

«Колоссу У», как я рискну назвать самую впечатляющую размерами скульптуру, борцы с наследием прошлого серьезно повредили руку, нанесли еще несколько заметных травм, но сам портрет, к счастью, почему-то пощадили. Одна из местных легенд гласит, что некий энтузиаст разрушения взобрался было на самую макушку императрицы, но поскользнулся, грохнулся с высоты ей на колени и преизрядно ушибся, кое-что из собственных костей переломав. Повторять попытку никто не рискнул.

Не берусь судить, сработало ли на самом деле нечто типа китайского варианта «проклятия фараонов», или же народная фантазия выдала желаемое за происходившее на самом деле, но с тех пор уникальный каскад пещерных храмов и статуй никто потревожить не пытался.

Ну а пострадавшему, если он существовал, поделом!

Фото автора