На севере Петербурга есть место, для большого города редкое. Оно словно чудо: средь каменных кварталов — отделенный от них рукавами реки оазис. Да какой! Пруды, дубы, липы, тишина, нарушаемая пением птиц… И бодрящий воздух с залива! Всякому известно, что Петербург стоит на островах, образующих дельту Невы. Но лишь немногие из этих островов именуются собственно Островами, с большой буквы. Это те самые петербургские Острова, в старину центр ночной, скрытой от глаз романтической жизни столицы. «Шоффэр!.. На Острова!»

Лучшие заведения города. Знаменитая ресторация мсье Кюба, что на Каменном… И виллы: «Вилла Родэ», «Вилла Эрнест»… Зашторенные кабинеты, изысканные яства, крымское из винограда, вызревшего на южнобережных склонах. Шампанское, крепкие хересы, дорогие портвейны, благоуханные мускаты. Мадера — золотистый дамский коньяк. Убранные драгоценностями загадочные царицы полусвета. Духи — лучшие парижские ароматы. Горящие глаза на фоне таинственных теней — печать томной страсти. Статные гвардейские офицеры, цвет и гордость военной столицы. Музыка всю ночь, а на знойных цыганках тяжелые золотые мониста. И так до утра, до серого петербургского рассвета. Острова, Острова…

А днем — что ж? Днем сюда ходили симпатичные речные трамвайчики, по играющей на солнце золотыми бликами синей волне привозили желающих погулять. Папы, мамы, гувернантки с детишками… Блестящий военный оркестр в Музыкальном павильоне наигрывал марши и вальсы. Радость, смех и счастье.

остров сокровищ

Елагин, бывший Мишин, — самый живописный из Островов. Некогда собственность вице-канцлера Шафирова, он славен дубовым парком. В екатерининскую пору этой землей владел обер-гофмейстер сенатор Елагин, давший острову нынешнее имя. Тогда сенаторы были не те, что ныне, и Елагина знали как переводчика, писателя, публициста, стихотворца, в елизаветинское время прославившегося фривольными виршами, а также как франкмасона, Великого Мастера Петербургской провинциальной ложи. Здесь, на своем острове, Иван Перфильевич Елагин привечал заезжих мартинистов и розенкрейцеров, в том числе гостившего у него графа Калиостро. Помнят елагинские дубы императора Николая Павловича, и под ними же неспешно прогуливались жившие в Елагиноостровском дворце императрицы, две некогда знаменитые в России Марии Федоровны — вдовы Павла Первого и Александра Третьего. В последнее царствование дворец занимал энергичный премьер Столыпин, любивший Елагин остров, числившийся по Министерству императорского двора и уделов. И все же главное на Елагине не знаменитый дворец, творение Росси, а чудесные сады, разделенные сообщающимися с Невками прудами. И в парке не только кряжистые дубы. Тут и восхитительные липы, до того роскошные, что, наверное, во всем Петербурге таких не найти. Здесь и веселые березовые рощицы, одним своим видом осветляющие душу. А клены? А ели? А сосны?..

А кусты? Да, да! И они здесь, на Елагине, особенные. Речь даже не о пышной красавице-сирени, обильно растущей тут, а о самых простых на первый взгляд кустарниках. Смотришь, к примеру, солнечным январским днем на пару соседних и дивишься: у одного прутья желтые, едва не оранжевые, а у другого — густо-красные, даже огненно-багровые… Неопалимая купина! И до чего живописно средь таких ветвей выглядят красногрудые снегири! Может быть, особо красив Елагин именно зимней порой, когда в отсутствие праздных толп выразительно молчит облаченная в белое ее величество Природа.

Впрочем, что дубы, липы и сирень… А лиственницы? Те могучие масонские лиственницы, что возле Масляного луга растут группами: одна вершинами в форме правильного шестиугольника, а другая — восьмиугольником. Не владельцем ли местным Иваном Перфильевичем, поэтом и ревнителем русского масонства, столь причудливо они здесь высажены? Тесно сомкнув кроны, образовывали эти лиственницы любезный хозяйскому сердцу уединенный шатер, или, как говорили в старину, зеленую гостиную. Нет, как ни гляди, а Елагин остров — явление выдающееся, яркий пример паркового барокко.

Понятно, что с победой пролетариата в жизни Островов начался новый этап. Какое-то время хозяева не могли придумать, как эту августейшую красоту извести. И только к началу тридцатых власть раскачалась и принялась за «работы по переустройству Елагина острова». Когда в Смольном пуля сразила партийного вождя, то организованный на Елагине парк назвали его именем, хотя сведений о том, ступал ли он хоть единожды на благородную твердь Островов, история не донесла. Острова стали зваться Кировскими с так называемым дворцово-парковым комплексом для массовых гуляний и праздничных «мероприятий». Центральный парк культуры и отдыха, или сокращенно ЦПКиО, — так, слегка коряво, зато в соответствии с духом времени, стали звать не только Елагин, ставший центральным звеном «комплекса», но и все Острова. А неблагозвучность аббревиатуры была вскоре преодолена народным именем «цыпка». «Цыпка» дошла до нас в исторических видах, поскольку попала в кино. То видишь, как, стоя на елагинском мостике, поет Сергей Лемешев. В другой ленте дело вершится на соседнем Каменном острове, но просматриваются опаленные стены Елагиноостровского дворца. Он, рассказывают, сгорел в блокаду, когда служил казармой балтийским морякам.

Особо дорог Елагин для тех, кто способен оценить его неповторимость, обладает неравнодушным сердцем, тонким восприятием красоты и интеллектуальной ответственностью. Такие, очутившись на острове, могли воздать должное его особенностям. И для них он оставался прежним Елагиным. А для прочих это «цыпка», «цыпочка», «цыпуля», увеселительный городской парк, разве что центральный, натоптанное общественное место, одно из многих. Приятный, спору нет, уголок, отведенный под культурный отдых. Речные трамвайчики по невской глади более не снуют; теперь будьте добры добираться сюда трамваем или троллейбусом. Ха! «Шоффэр»… Скажете тоже, товарищ. Нынче таковых нету! Таксист в Ленинграде — привилегированная белая кость, и потому чаще так: «Шеф! В «цыпку!»

Прибывали граждане на лоно природы, где прилично сесть рядком, расстелить на траве газету. В кругу масонских лиственниц посудачить ладком под терпкий дымок «Беломора», порезать колбаску, помидорчики… Ну и что-нибудь употребить, конечно! И там же, на благодатной елагинской землице, полежать, а то и вздремнуть. Взволнованные крики: «Коля! Коля! Не ходи туда!» И что за дело отдыхающему до какой-то императрицы Марии Федоровны? Или до русского премьера Петра Аркадьевича? В самом деле, какой еще «министр-капиталистр»? Не знаем таких! Здесь вон и лодочная станция, прокат плавсредств мало что за деньги, но под залог часов или паспорта: чтобы шлюзами не ушли в Мировой океан. А во-о-он, за кустами, видите? — серая будочка? Это кафе. Там случались битки рубленые с гарниром, теплый «кофэ» да твердые круглые пирожки с повидлом и так называемым «мясом», в народе именуемые тошнотиками, они же «выстрел в желудок».

Этот Елагинский, как бы сейчас сказали, мемориал — в стороне от прогулочных аллей. Густыми ветвями он скрыт от досужих глаз, поскольку ставили его в уголке уединенном и тихом, на мысу, глубоко вдающемся в один из парковых прудов. Там, в тиши и покое, простоял он десятилетия, покуда не настали времена лихие. Ныне этот памятник разорен, хотя следы остались. Таковых два. Во-первых, так называемая «могила слона» — остатки квадратного, шесть шагов на шесть, каменного основания. Данная конструкция представляет собой усеченную трехступенчатую пирамиду на сложенном из пудожских плит цоколе. Второй — лежащий шагах в двадцати-тридцати куб черного мрамора. На монолите — остатки слов, и, как можно понять, слов высоких, позволяющих предположить, что камень сей мог быть постаментом скульптуры или бюста Екатерины Второй. Ее изваяние в той или иной форме уместно было бы на Елагине, поскольку с владельцем острова императрицу связывали отношения особого рода. Причем своенравного Ивана Перфильевича государыня побаивалась. Однажды, пусть и в шутку, она подписалась: «канцлер господина Елагина». Сохранились свидетельства, что хозяин острова и главный вольный каменщик помогал царице в стихосложении и патронировал ее в литературных опытах. Дабы ликвидировать следы монархии, высеченный панегирик пытались сбить. Но, как водится, задача была решена лишь отчасти, в силу привычки ничего не доводить до конца. Поэтому в четверостишии, некогда украшавшем поваленный монумент, верхние две строки уничтожены, третья забита частично, а нижняя не тронута. Дотошные путники, склонившись вроде аркадских пастухов на холсте Никола Пуссена, могут разобрать:

....................
....................
....... лампады (?)
Россовъ Мать

И кто же автор сего стиха? Поди сейчас, разберись… А пока выясняют, царицын обелиск без употребления не стоит! Он чем хорош, черный куб? Если с двух сторон к нему придвинуть садовые скамейки, то меж этими лавочками екатерининский камень — как стол. Славно! А под конец трапезы хорошо по старорежимному монолиту чем-то железным вроде лома как следует врезать. Чтоб искры во все стороны! И что вы думаете? — врезали. И не раз! Угол отбитый валяется рядом, а что осталось для красоты опрыскано краской из баллончика…

Павильонов, возведенных зодчим Росси, на Елагине острове три. Вплоть до последней реставрации на минувшем рубеже столетий вид их был скорбный. Павильон под Флагом на Стрелке при разветвлении Большой и Средней Невок имел на крыше флагшток, но пустой, без какого-либо флага. Ступени, ведшие внутрь, разошлись и перекосились, каменные плиты пола вспучились, а в некоторых местах преломились. Колонны имели повреждения и выщербины. И сильнейшим образом павильон был исписан и исцарапан, в основном именами — всякими «Ксюшами» да «Настями». Музыкальный павильон в Старом Английском саду, фасадом к Средней Невке, только название имел благородное, а в остальном… Как давеча с флагом, так нынче с музыкой. Площадка, долженствующая быть сценой для оркестрантов — скажем, музыкантской команды Лейб-гвардии Кирасирского полка, — была забросана всяким мусором и камешками вроде щебенки. И уж подавно не раздавалось в Музыкальном павильоне бодрящих звуков военных маршей. Что касается Павильона на Острове, то тут не возразить: остров в наличии. Правда, павильона нет. Да и павильон-то, прямо сказать, одно название: четыре колонны и крыша, частично прогнившая. Виднелись остатки художественной росписи со следами орнамента наподобие греческого.

Но главным достоинством Елагина острова в прежние времена были не парк, дворец и павильоны, а его западная оконечность — знаменитая Пуанта, куда съезжались петербуржцы любоваться морским закатом. Этот восхитительный вид ныне погублен: перспективу залива перегородили строящимся мостом к новому футбольному стадиону, видом коего предлагается отныне наслаждаться с Пуанты.

смешенье стилей

На Каменном острове, в ранние времена принадлежавшем графу Головкину, а впоследствии состоявшем в придворном ведомстве, — дворец Павла Первого, деревянный Каменноостровский театр, Инвалидный дом памяти императора Павла, а также характерная своей нерусской архитектурой церковь Иоанна Крестителя. И дома, дачи, коттеджи… Красотой и благоустройством остров обязан одному из наиболее энергичных и рачительных своих владельцев — графу Бестужеву-Рюмину. Тут, на Каменном, снимал дачу Пушкин. И здесь же любил бродить Достоевский: зелень и свежесть острова нравились его «глазам, привыкшим к городской пыли. Иногда он останавливался перед какою-нибудь… дачей, видел вдали, на балконах и террасах, разряженных женщин и бегающих в саду детей».

Если Елагин — парковое барокко, то Каменный остров — это, безусловно, готика. Суровая каменная Европа. По такому случаю даже тот малый участок Каменноостровского проспекта, что пересекает остров, не стали переименовывать в Кировский. Пусть, дескать, хоть на небольшом отрезке, но останется название, соответствующее имени острова. Но гармонии не вышло. Ведь этот остров, если по правде, вовсе не Каменный. Оказался он единственным из Островов, который переименовали. Остров Трудящихся!

Какая-то крамола мерещилась начальству в прежнем названии? Нечто масонское или напоминание об одном из оппозиционеров? Трудно сказать. Но как сей остров ни зови, он по-прежнему словно миниатюрный Запад. Аллеи, каналы, деревья. Осенью — шуршащая под ногами листва… Здесь хорошо снимать фильмы из жизни викторианской Англии, таков стиль большинства особняков и вилл, возведенных в начале ХХ века. Хотя собственно вилл и особняков, этого наследия прошлого, ныне на Каменном нет. Во дворце императора Павла — санаторий летчиков, а затем художественная школа. Дачи используются либо как детские сады, либо как медицинские учреждения, либо как некие законспирированные объекты, без лишних вывесок. То тут, то там — бетонные заборы, местами высокие. На острове Трудящихся возвели резиденции труженики особого свойства: это и отцы города, и командующие видами вооруженных сил, и высокопоставленные служители культов. Тихих аллей немного, больше асфальтированные, используемые автотранспортом. Но вдруг, мешая проезду, посреди одной в невысокой чугунной ограде — посаженный здесь, по преданию, еще Петром кряжистый дуб или его потомок. Все, что осталось на Каменном от парка, носит официальное название «Тихий отдых»: не случайно тут расположился научный Институт акустики. Впрочем, на Каменном не только зона отдыха и режимный институт Тишины. Тут и современный борцовский комплекс, и печально известная больница, и даже нечто индустриальное вроде фабрики. А невдалеке — рыбацкая мореходка. Как много здесь всего слилось! И не одна лишь готика главенствует тут. Широко представлены на острове и остатки классицизма, и неоклассицизм — например, бывшая дача Половцева, и державный ампир, и неорусский теремной стиль, и особенно модерн. Дача графини Клейнмихель соседствует с классическим зданием Летнего театра. Для полного букета архитектурной эклектики на острове наличествует и силикатный конструктивизм. Выходящий фасадом к реке катерно-лодочный клуб исполнен в стиле, напоминающем северный модерн, с высокими арочными окнами. Но в нижней части сооружения — неказистая кирпичная пристройка вроде заводской подсобки. Такова гребная база профсоюзного общества «Спартак»!

остров невезения

На лесистом Крестовском острове когда-то стояла дача царевны Натальи Алексеевны. В дальнейшем островом владел граф Разумовский и князья Белосельские-Белозерские, имевшие тут дворец с парком. В увеселительном Крестовском саду, где до недавних пор сохранялся летний театр, в Иванов день немцы, катаясь с песчаных гор, что ни год устраивали шумное празднование языческого куллерберга, пока власти от греха не перенесли его на другой остров — Васильевский, эту вотчину петербургских немцев. На Крестовском располагались и знаменитые яхт-клубы — Речной и Парусного кружка. Красота и великолепие!

Правда, Анна Ахматова, описывает Крестовский не совсем так. Точнее, совсем не так. Она именует его плоской унылой косой, которая еще и в 1950-е годы, как при Петре, «была покрыта мхом и ледяною пеною омыта». Мох и безлюдное болото — таков даваемый поэтессой облик этого острова, не слишком приглядный. Скучающие ивы да одинокая рыбацкая лодка… И что, не верна такая картина? Верна, конечно, не менее предыдущей, благополучной и оптимистичной, не зря же бытуют суждения, что само название реки Нева по-фински означает как раз «болото». Надо думать, в прежние времена этот остров действительно был болотист и малообитаем. Не случайно с загадочного убийства на Крестовском начинается история о таинственном гиперболоиде. Также был известен он как место дуэлей: именно здесь в ходе поединка с поручиком графом Мантейфелем был убит князь Николай Юсупов. На рубеже десятых и двадцатых годов прошлого века стрельба усилилась. Тогда, по многим сведениям, с Крестовского днем и ночью доносился треск пулеметных очередей. И где-то тут в конце 1920-х тайно закопали журнал протоколов Научно-философского общества, где состоял Дмитрий Лихачев, за что будущего академика под конвоем в столыпинском вагоне этапировали на Соловки: «Comment vous pоrtez-vous на этом острову»?

Если Каменный остров — это готика, то Крестовский — чистый сталинский ампир, советский победительный стиль. Причем ему явно не повезло: отделяемый от соседнего Каменного речкой Крестовкой, Крестовский остров сильно урбанизирован, особенно в восточной части. Конечно, он тоже хорош, этот петербургский остров, — зеленью, простором, морским воздухом. Не зря его отмечал Александр Блок. А скользнуть быстрым взором — ну, какой же тут оазис, когда ходят трамваи, автобусы с троллейбусами? И станция метро здесь… Государство не упустило возможности отметиться возведением нескольких барачных общежитий, привилегированной больницы и двух стадионов: «Динамо», где в наличии все динамовское, включая стрелковый тир, и Центрального имени Кирова. Уступая Елагинскому в своей ландшафтности, разлинованный Приморский парк на Крестовском имеет другие особенности, например искусственные посадки, в числе коих попадаются кремлевского вида голубые ели. И здесь же Аллея Дружбы — череда небольших обелисков вроде могильных, с высеченными именами городов-побратимов. Эти обелиски время от времени подвергались набегам вандалов: к братскому «Загреб» от руки приписали «до хрена баксов!». От улицы Рюхина (в прошлом Белосельский проспект) до памятника Кирову, что у подножия главного стадиона, парк рассекается асфальтовой аллеей (бывшая Батарейная дорога), посреди которой до последних лет высилась гранитная ваза. Эта аллея — отличное место для проведения легкоатлетических кроссов. На Крестовском вообще много всякого спортивного — к примеру, гребной канал. Но особо хорош бывал Приморский парк в часы стадионных баталий, когда, стуча копытами, округ патрулировали эскадроны конной милиции. Выкрик «А-а-а-а, жандармы!», и пара всадников, расталкивая толпу лошадиными крупами, бросалась вязать хулителя. «Издалека восторженные крики с стадиона доносятся», — писала поэтесса. По кустам, отлавливая болельщиков, мирно вкушавших недорогие портвейны, шныряли летучие отряды спешенного полевого надзора. Охаживали они резиновыми палками нарушителей распорядка, заламывали сочленения и рассаживали их по автомобилям, в народе звавшихся «канарейками». Спасаясь, любители спорта глотали напитки на бегу и, как принято было выражаться, из горлА. В общем, о спорт, ты — жизнь! Citius, altius, fortius!!! Здесь же, на Крестовском, функционировал известный, с роскошной цыганщиной ресторан, в пруду перед которым чинно плавали лебеди.

Нынче многое кануло в былое. Все сметено футбольным мундиалем! Взамен гранитной вазы — чаша будущего фонтана. На месте цыганского ристалища — новое большое здание, а стадион… Стадион «Зенит-арена» — стройка века и вечная стройка, ставшая притчей во языцех. Единственное, что аттракционов прибавилось и выжили белые лебеди. Да речка Чухонка все так же впадает в Малую Невку.

таинственный остров

Из петербургских Островов неназванным остался один, прежде также бывший Островом, но ныне этот статус утративший. Речь о Петровском, четвертом в группе. На этом острове, отделяемом от Петроградской стороны речкой Ждановкой, а от Крестовского — Малой Невкой, когда-то тоже был парк и стоял возведенный при Петре Великом каменный дворец, Екатериной Второй улучшенный. Петровский проспект, прорезающий остров, выводил к стрелке, где теперь железобетонный Яхт-клуб. Там же, на оконечности Петровского, и гавань для яхт. А в начале проспекта, при его пересечении с Ольховской улицей, был городок Сан-Галли, сегодня забытый. Близ того места вознес трубы пивзавод «Бавария», да и вообще много чего дымно-индустриального появилось на Петровском, включая автопарк мусороуборочных машин. Верфь, спускающая на воду малые и средние корабли, заняла, наверное, не менее трети острова.

Ближе к восточному берегу, возле Малой Невки, некогда находился театр Общества попечения о трезвости. А рядом — приют старых актеров, существующий доныне. При доме ветеранов сцены когда-то действовал храм, известный в городе своим настоятелем — подвижником православия, священником выдающейся христианской силы. Сейчас почти ничего этого нет. Царит на Петровском угрюмое запустение. Здесь и за целый час можно никого не встретить, потому как мало кто ездит сюда гулять и отдыхать. Вряд ли, как у Родиона Раскольникова, у кого-то сейчас возникло бы на Петровском желание сойти с дороги, рухнуть на траву и заснуть… Где? Напротив нынешней автобазы?

Где прежними зимами можно было видеть самоедов из Мезени, раскидывавших под петровскими липами свои диковинные чумы, нынче полное безлюдье. Словно глухая тайна витает над этими местами. И только здешние дубы помнят много чего темного, сокровенного и даже страшного. Не случайно Петровский остров был облюбован для одного из самых мрачных дел начала прошлого века. С Большого Петровского моста, что соединяет одноименный остров с Крестовским, невдалеке от устья Чухонки, злодеи скинули под лед еще теплое тело рокового Старца. Да не этот ли мост в 1817 году изобразил на своем полотне художник Сильвестр Щедрин? И не висел ли, словно пророчествуя, сей скромный пейзаж не где-нибудь, а в Аничковом дворце, пред самыми царскими очами?

Когда государь одаривал своих вельмож Островами, стояли времена смутные, зыбкие. Тогда ведь что? Ходи-ходи, да по сторонам поглядывай и молитвы про себя повторяй. Как бы какую часть тела, часом, не оттяпали, не то что остров. Острова, Острова… Разве это земля, когда участок, высочайше жалованный, в наводнение только по макушкам дубов и лип, из воды там-сям торчащим, можно опознать? Это позже выяснилось, что река возвращается в берега довольно скоро. А в ноябре семьсот двадцать первого, почитай, весь месяц вода стояла высоко. И не уходила. В наводнение, описанное Пушкиным, Острова были захламлены бревнами, барками и плашкоутами, и только благодаря распорядительности генерал-адъютанта Депрерадовича удалось быстро восстановить порядок. Зато из-за наводнений, как, впрочем, и по причине речных осадков, за время существования Петербурга площадь Островов увеличилась: один Елагин — едва ль не вдвое. Выгодные, казалось бы, земли. Сами собой прирастают!

Это счастье, что в северной части невской дельты лежат зеленые Острова. С первого взгляда на карту их можно не различить, поскольку выглядят они как некий монолит, как один остров с общей конфигурацией береговой черты, каким обычно кажутся Березовый и Аптекарский, обобщенно именуемые Петроградской стороной, или Голодай с Васильевским. И только при тщательном рассмотрении видно, что отделены они друг от друга невскими рукавами и что каждый из них является самостоятельным островом. Острова — они все хороши, все прекрасны. И да будет так впредь!