ЯРКИЙ МИР
«Секретные материалы 20 века» №5(365), 2013
На обломках Охотного ряда
Евгения Назарова
журналист
Санкт-Петербург
912
Всем известно, что поэты — люди загадочные. Даже если они не надевают желтых кофт, как Маяковский, и не пускают из-под клетчатой кепки кольца табачного дыма, как Хармс, к этим людям у обывателя все равно остается масса вопросов. Например, откуда они берут вдохновение? Ну, с любовной лирикой все относительно ясно: тоска о Прекрасной Даме вызывает закономерные побочные эффекты вроде свиданий, страданий и рыданий. А все остальное-то откуда берется? Вот, например, советский бард Юрий Визбор однажды написал стихи о московском Охотном Ряде:
«Когда-то здесь горланили купцы,
Конечно, ни купцов, ни бубенцов автор на площади видеть не мог — к 1960 году эти явления старорусского быта уже покрылись толстым слоем пыли и забвения. «Здесь бродит запад, гидов теребя, на «Метрополь» колхозники глядят», — так выглядел Охотный ряд в то время, когда 26-летний Юрий Визбор посвятил ему несколько четверостиший. А уж каким был Охотный Ряд в XIX веке — это вообще отдельная история. Собственно, таким извилистым путем мы к ней и подходим. 16 февраля 1932 года в Москве были снесены все лавки Охотного Ряда, а на их месте выросла гостиница «Москва». «Чрево» города переехало на Цветной бульвар, где позднее возник Центральный рынок. Правда, это уже было совсем не чрево — так, аккуратный пищеварительный тракт.
Удар по чувствам Сегодня словосочетание «Охотный Ряд» у большинства москвичей ассоциируется со станцией метро, а то и вовсе с трехуровневым подземным торговым комплексом, расположенным под Манежной площадью. Его достроили в 1997-м, а перед этим столица содрогнулась от многочисленных споров: не повредит ли подземный монстр исторической застройке? Ученые РАН успокоили горожан: исследование грунтов показало, что подземное строительство в Москве безопасно. Мониторинг состояния зданий, расположенных рядом со стройкой, не обнаружил просадки зданий Думы, «Националя» и других сооружений. Само понятие рынка в крупных городах, похоже, скоро перестанет существовать. На смену крытым и открытым лавочкам все чаще приходят торговые центры. Они, конечно, чище и приятнее глазу, но… без души как-то, без души. Меж тем в Москве прошлых веков рынков было предостаточно, и каждый имел свою специализацию. Лубяной, Сенной, Вербный, Грибной, Конный, Собачий и Лесной рынки предлагали покупателю товар согласно своему названию. Существовал и рынок, на котором охотники из ближайших деревень продавали тушки зайцев и тетерок, уток и лебедей, а также любое охотничье снаряжение. Еще один поэт Охотного Ряда — король репортеров Владимир Гиляровский — в сборнике очерков «Москва и москвичи» дал пространное описание рынка: «Охотный Ряд был застроен с одной стороны старинными домами, а с другой — длинным одноэтажным зданием под одной крышей, несмотря на то, что оно принадлежало десяткам владельцев. Из всех этих зданий только два дома были жилыми: дом, где гостиница «Континенталь», да стоящий рядом с ним трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальное все лавки, вплоть до Тверской… Все лавки Охотного Ряда были мясные, рыбные, а под ними зеленные подвалы. Задние двери лавок выходили на огромный двор — Монетный, как его называли издревле. На нем были тоже одноэтажные мясные, живорыбные и яичные лавки, а посредине — двухэтажный «Монетный» трактир. В задней части двора — ряд сараюшек с погребами и кладовыми, кишевшими полчищами крыс». Мелкие зубастые обитатели Охотного Ряда — отдельная глава в истории рынка, и закончилась она лишь тогда, когда городская управа обратила взор на антисанитарию и взялась навести порядок. Пока нелишним будет рассказать о других посетителях рынка — не таких мелких, но, без сомнения, зубастых. Покупатели и продавцы стоили друг друга: первые старались купить повыгоднее, вторые — продать подороже. Законы рынка требовали и от тех, и от других осмотрительности и азарта — а иначе зачем вообще затевать торговлю? Охотный Ряд не мог оставить посетителя равнодушным хотя бы потому, что бил разом по всем органам чувств. Глаза отказывались верить в разнообразие снеди, которую заслонял непрерывный людской поток — торговцы дичью на ходу сшибали баб с курами и свиньями в мешках, торговцы блинами и пирожками сновали нестройными рядами, рискуя окончательно сбить зазевавшегося покупателя с толку. В ушах звенела нескончаемая канонада из «Ай, обвесил!» и «Ай, не проведешь!», смешанных с поросячьим визгом и конским ржанием. В нос ударял нестерпимый запах нечистот, сырого и местами подгнившего мяса, да еще липкого, азартного пота. Беспрерывно толкались многочисленные посетители — о сохранении личного пространства в Охотном Ряду говорить не приходилось. Ну а вкус… а вкус здесь можно было удовлетворить даже самый взыскательный, главное — смотреть в оба. «Главными покупателями были повара лучших трактиров и ресторанов, а затем повара барские и купеческие, хозяйки-купчихи и кухарки. Все это толклось, торговалось, спорило из-за копейки, а охотнорядец рассыпался перед покупателем, памятуя свой единственный лозунг: «Не обманешь — не продашь». Беднота покупала в палатках и с лотков у разносчиков последние сорта мяса: ребра, подбедерок, покромку, требуху и дешевую баранину-ордынку. Товар лучших лавок им не по карману... Но и тех, и других продавцы в лавках и продавцы на улицах одинаково обвешивают и обсчитывают, не отличая бедного от богатого», — чем не пример коммунистического равноправия? Но, как известно, все люди равны, но некоторые равнее других. По этой причине богатые покупатели отправлялись в приличные трактиры и рестораны, а бедные — в Обжорный ряд, в харчевни, где подавали за копейки щи без мяса и жареную картошку. «Обжорный ряд с рассвета до полуночи был полон рабочего народа: кто впроголодь обедал в «дырках», а кто наскоро, прямо на улице, у торговок из глиняных корчаг — осердьем и тухлой колбасой. В обжорке съедались все те продукты, какие нельзя было продать в лавках и даже в палатках Охотного. Товар для бедноты — слегка протухший, крысами траченый», — так выглядело в конце XIX столетия меню рабочего человека. Стоит ли удивляться, что, приходя на рынок, этот самый человек торговался чуть не до последней капли крови?
Ужасы интерьера В 80-е годы позапрошлого века городские власти спохватились, что в Охотном Ряду происходит что-то не то, и направили в «чрево Москвы» комиссию. Протокол осмотра рынка стал документом большой исторической важности: прочитанный на заседании Городской думы, он вызвал у присутствующих бурю эмоций. Что же так впечатлило почтенную публику? «О лавках можно сказать, что они только по наружному виду кажутся еще сносными, а помещения, закрытые от глаз покупателя, ужасны, — гласил протокол. — Все так называемые «палатки» обращены в курятники, в которых содержится и режется живая птица. Начиная с лестниц, ведущих в палатки, полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляною краскою; по углам на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала... Колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются на ржавые железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты в засаленное платье и грязные передники, а ножи в неопрятном виде лежат в привешанных к поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся... В сараях при некоторых лавках стоят чаны, в которых вымачиваются снятые с убитых животных кожи, издающие невыносимый смрад». Картина душераздирающая — и это не считая того, что при Охотном Ряде существовала еще и помойная яма, в которой плавали отбросы всех мастей вперемешку с внутренностями и кровью. Это «богатство животного мира» беззастенчиво стекало в Москву-реку — разумеется, без всяких фильтров. Не удивительно, что революционно настроенная ко всему старорусскому советская власть с ожесточением бросилась переделывать город, и одним из первых пунктов на повестке дня стояло уничтожение Охотного Ряда. В 1922 году на этом месте планировали построить Дворец труда, состоялся даже конкурс на лучший проект. Но финансовые трудности помешали воплотить его в жизнь, хотя работы по реконструкции начались: в том же году снесли часовню Александра Невского на Манежной площади. А в 1935-м на месте рынка выросла гостиница «Москва». Суровая конструктивистская громадина протянулась на целый квартал и стала одной из первых гостиниц, построенных в советской столице. Век «Москвы», впрочем, был недолгим: в 2004-м гостиницу разобрали и теперь пытаются собрать заново. В прошлом году была сдана первая очередь — с торговой галереей и подземной парковкой. Предполагается, что вторая очередь гостиницы «Москва» будет открыта в середине нынешнего года.
Курятник в беломраморных покоях «Только и осталось от Охотного Ряда, что два древних дома на другой стороне площади, — печально контатировал Гиляровский. — Сотни лет стояли эти два дома, покрытые грязью и мерзостью, пока комиссия по «Старой Москве» не обратила на них внимание, а Музейный отдел Главнауки не приступил к их реставрации». Речь идет об особняках Голицына и Троекурова, успевших за несколько столетий так основательно зарасти грязью, что их обитатели и не подозревали о существовании беломраморных плит под слоем нечистот. Покрытый снаружи медью, а внутри украшенный богатыми восточными тканями, венецианскими зеркалами и картинами известных иностранных художников, дом Голицына вызывал восторженные вздохи как москвичей, так и иностранцев. Посланник польского короля писал об особняке: «Я был поражен богатством этого дворца и думал, что нахожусь в чертогах какого-нибудь итальянского государя». Сам Голицын владел покоями недолго — с 1686-го по 1689 год, его звезда закатилась с воцарением Петра I. Князя Голицына, фаворита царевны Софьи, лишили боярства и имущества и отправили вместе с семьей в Архангельский край. Дворец же преподнесли в подарок грузинскому царевичу, потомки которого предпочли сдавать помещение внаем. К концу XIX века имение окончательно превратилось в трущобу — там без всякого уважения к глубокой старине резали кур и коптили рыбу. Архитектурный путеводитель по Москве 1913 года даже сообщал, что дом Голицына в Охотном Ряду «не уцелел». Но уже в 1918-м оказалось, что это не так. Палаты вызволили из тьмы веков, обнаружив, что архитектура помещения осталась нетронутой, хотя почти весь декор прежние хозяева сняли за ненадобностью. Энтузиасты хлопотали о том, чтобы устроить во дворце музей, но у московской партийной верхушки к началу 30-х годов уже были другие планы. Господствовавший в архитектуре формализм не подразумевал сохранения памятника старины…
Битва за особняк Иная судьба постигла находившиеся по соседству палаты Троекурова. Начальник стрелецкого приказа отчаянно враждовал с Голицыным и считал своим долгом построить дворец ну хотя бы не хуже, чем у князя. Говорят, в достижении цели Иван Борисович Троекуров не брезговал ничем и активно присваивал материалы, предназначенные для строительства Сухаревой башни. Царь Петр, узнав о таком вольном перераспределении благ, якобы назвал Троекурова казнокрадом, но палаты все же выросли на положенном месте. Историки эту версию опровергают: башню начали строить, когда палаты уже были готовы, что, впрочем, не помешало Петру окрестить Троекурова обидным словом — уж очень богаты и хороши были покои. Но сам царь бывал в этом дворце, а старшего сына Троекурова, Федора, очень любил и лично провожал в последний путь, когда тот героически погиб при Азове. «Род Троекуровых вымер в первой половине XVIII века, и дом перешел к дворянам Соковниным, потом к Салтыковым, затем к Юрьевым и, наконец, в 1817 году был куплен «Московским мещанским обществом», которое поступило с ним чисто по-мещански: сдало его под гостиницу «Лондон», которая вскоре превратилась в грязнейший извозчичий трактир, до самой революции служивший притоном шулеров, налетчиков, барышников и всякого уголовного люда», — описал печальную судьбу палат Гиляровский. В 20-е годы прошлого века комплекс начали реставрировать. Но уже через десять лет городские власти решили, что на месте бывшего Охотного Ряда будет выгоднее смотреться огромный Дворец Советов, а не пара старинных особняков. За дом Голицына бились специальная комиссия из Центральных государственных реставрационных мастерских, Академия истории материальной культуры и даже Общество историков-марксистов, но усилия оказались тщетными. Палатам Троекурова повезло больше — в том смысле, что они уцелели. До 1980 года здесь располагался Государственный музей музыкальной культуры имени М.И. Глинки, но после того, как учреждение съехало, дворец опустел — и стал медленно разрушаться. Сейчас его скрывает от любопытных глаз забор, зато из окон Государственной думы — то есть из здания, построенного на месте бывшего особняка Голицына, — дом Троекурова виден весьма хорошо, вместе с фанерой на окнах и облупившимся фасадом. Теперь там доживает свой век старая мебель — лучшего применения для памятника архитектуры пока не нашли. Можно долго вздыхать по поводу того, что в нашей стране не хотят беречь прошлое, которое отчаянно нуждается в реставрации, предпочитая ему настоящее, набитое ресторанами и бутиками. Но смысла в этом будет не много — у времени свои законы, спрос и предложение. Грустно? Пожалуй, но надежда все же есть. Может, еще удастся спасти палаты Троекурова или другие объекты исторического наследия — до тех пор, пока они окончательно не рассыпались в прах. 17 февраля 2013
|
Последние публикации
Выбор читателей
|