Я мог родиться в России, мог и на Украине – в самой Одессе! – но родился в Молдавии: после демобилизации отца направили туда восстанавливать (или устанавливать – что намного точнее) советскую власть. Так и появилась в моем паспорте запись: «Место рождения – ст. Дрокия Молдавской ССР». Я покинул эти благословенные края почти полвека тому назад, но до сих считаю своей малой родиной небольшой городок Сороки на Днестре, куда вскоре, сменив место работы, переехал с семьей отец.

НАЧАЛО ЖИЗНИ

По окончании войны уволенного в запас отца назначили вторым секретарем райкома партии. Молдавские крестьяне ломали перед ним кушмы – высокие бараньи шапки – и уважительно здоровались: «Буна зиуа, домнуле секретар дой! – Добрый день, господин второй секретарь!» Первым, как и полагалось тогда, был «национал», то есть молдаванин.

Шел голодный сорок шестой. Отец подкармливался за счет персональной лошади, полагавшейся ему по штату вместе с пистолетом ТТ. Вместе с конюхом они широко отворяли ворота конюшни, после чего накидывали частую сетку на воробьев, слетавшихся поклевать сытного конского навоза. Потом живых воробьев варили в кипятке. Отец вспоминал, что они вкусом напоминали пельмени: «Берешь за лапки, встряхиваешь, чтобы перья отвалились, и – в рот целиком!»

Пайков отца и работающей мамы семье на прокорм не хватало: я был третьим ребенком, а отец до самой смерти оставался принципиальным, честным коммунистом, на какие бы работы не бросала его, бывшего ивановского ткача, родная партия. За какие-то деньги (их, в отличие от пищи, тогда хватало) для меня наняли няньку, которая немедленно принялась воровать мой паек грудничка – преимущественно малую толику манки и оставшееся от лендлиза сухое американское молоко. В итоге – я, грудной сын партийного функционера, заработал дистрофию последней степени. Спасла меня от неминуемой смерти другая нянька, молдаванка, некогда трудившаяся прислугой у румынско-го боярина и потому не понимавшая ни единого русского слова. Так что своей жизнью я тоже благодарен молдавскому народу.

Старший брат, тогда ученик старших классов, поддерживал семью ловлей сусликов, которые считались вредителями: находил в поле норки и заливал в них ведрами воду, пойманных же зверьков сдавал государству. Так вот пережили и голодные годы, и карательную денежную реформу сорок седьмого. Кстати, отец по долгу службы знал о ней, но ни словом не обмолвился об этом в домашнем кругу. Мама попиливала его за это, однако отец легко парировал ее упреки: «Зато совесть чиста!»

МОЙ ГОРОД

Образование у отца было, как он сам говорил, «два класса, третий выпускной», и потому его вскоре послали в Кишинев подучиться, на краткосрочные курсы при Высшей партийной школе. Молдавией в те годы правил Леонид Брежнев со своей компанией – Щелоковым, Черненко и прочими друзьями. В семье долго, вплоть до катастрофического наводнения 1970 года, хранилась коллективная фотография слушателей и преподавателей во главе с Самим. После окончания курсов отца назначили руководить политотделом МТС – машинно-тракторной станции, которая выдавала колхозам напрокат необходимую сезонную технику. Политотделы при них в СССР были давно ликвидированы, и потому после войны эти политикоидеологические органы существовали только на «освобожденных западных территориях», то есть включенных в состав страны перед самой войной.

Вслед за отцом в районный центр Сороки перебралась и наша семья. Это был городок с примерно десятитысячным населением. Местоположение его было и остается исключительно живописным: под крутым правым берегом извилистого Днестра, окруженный лиственными лесами и плодородными полями. Во времена моего детства в Сороках любили повторять, что сам Илья Эренбург назвал это место на севере Молдавии «Новой Швейцарией». Эренбург был особо почитаем жителями, не в последнюю очередь из-за того, что Сороки тогда были многонациональным городом, с немалым преобладанием еврейского населения.

Видимо, в силу этого «национальный вопрос» практически отсутствовал; не было и проявлений антисемитизма – разве что «совсем немножко на бытовом уровне». Мирно уживались евреи и молдаване, русские и украинцы, поляки и гагаузы, болгары, греки, немцы, чехи и прочие экзотические национальности. А к концу шестидесятых городок вообще стал цыганской столицей Восточной Европы! Рядовое население говорило на странной смеси молдавского, русского, суржика и идиш, однако все понимали друг друга. В городе работали начальная цыганская, две неполные и две средние молдавские и русские школы. Помню, не последнюю роль в моем пристрастии к литературе сыграл сосед – директор молдавской средней школы Иван Павлович Кирошко (женатый, кстати, на еврейке); стены их квартиры были уставлены стеллажами с книжками «Нового Мира», часть тиража которого тогда выходила в твердом переплете. Славилась в городе наша русская средняя школа №2 имени Пушкина с отменными преподавателями, изгнанными из Москвы в послевоенные годы: так, математик Николай Иванович Задорожный учил своему предмету самого Василия Сталина...

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Еще в XII или XIII веке на месте нынешнего города Сороки находилось генуэзское поселение Ольхиония. В XV веке молдавский воевода Стефан Великий, защищавшийся от Польши и Венгрии, воздвиг на этом месте крепость Сараки (от молдавского «сэрач» – бедный, злополучный, сирота), названную так «в честь» местной нищеты, и только три века спустя появилось новое имя – Сороки, а на нынешнем молдавском языке так и просто – Сорока.

В 1692 году крепость захватили поляки, воевавшие тогда с турецким Мустафа-пашой. Некоторые местные исследователи склонны считать, что именно на холме перед Сорокской крепостью Гоголь сжег Тараса Бульбу. Во всяком случае, не исключено, что именно этот пейзаж вдохновил писателя при написании финала повести.

В 1711 году Петр Великий, совершавший Прутский поход, именно здесь переправил свои главные силы на правый берег Днестра, сделав Сороки главным складочным пунктом запасов для русской армии. Но только по Бухарестскому мирному договору 1812 года город вошел в состав Российской империи. В 1918 году Сороки вместе со всей Молдавией были аннексированы королевской Румынией, и во второй раз войска России, теперь уже советской, вошли в город 28 июня 1940 года: этот день вплоть до распада СССР считался в Молдавии праздничным. Третий раз наши войска форсировали Днестр в марте 1944 года. Освобождение района на севере Молдавии во многом способствовало успешному завершению Ясско-Кишиневской операции.

По переписи 1897 года население города составило 15800 человек – 8089 мужчин и 7711 женщин. Примерно две трети населения составляли евреи, пятую часть – молдаване. А к 1991 году в городе проживало более сорока тысяч человек. В нем работали предприятия машиностроения и металлообработки, хорошо была развита легкая, пищевая промышленность, активно велось жилищное строительство. Но вот начался затяжной конфликт в Приднестровье, рухнул Советский Союз, и население Сорок, как, впрочем, и самой независимой Молдовы, стало катастрофически таять. Вот какие цифры мне удалось раздобыть: к 2003 году число жителей сократилось до 38800, в 2004-м стало меньше еще на сто человек, а вот на момент переписи в 2008 году в Сороках оставалось всего лишь 28400 человек, из них пенсионеров – 7089...

Изменился и национальный состав жителей. По официальным данным, молдаване теперь составляют 68 процентов населения, украинцы – 15 процентов, русские – 12,3, цыгане – 3, евреи – 1, а те, которых обычно именуют «другие национальности» – всего лишь 0,7 процента.

Все эти статистические данные означают только одно: народонаселение навсегда покидает обетованные края...

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ

Действительно, иначе, как землей обетованной эти края не назовешь. Днестр кишел рыбой – до возведения Дубоссарской ГЭС в нем водилась даже стерлядь, а в детстве я своими глазами видел, как рыболов-любитель тащил на плече сома, хвост которого шлепал по прибрежной тропинке. Проще будет сказать, чего не хватало в тех краях: плохо было с картошкой, в том числе и потому, что особой популярностью у местного населения она не пользовалась. Равно как и белокочанная капуста: щи молдаване не варили, а голубцы ловко вертели из свежих или соленых виноградных листьев – совсем как на Кавказе. Зато в изобилии вырастали другие овощи и фрукты, что иногда приводило к конфликтам на базаре – рынки называли в Молдавии только базарами! Так, в самом начале лета при покупке только что прирезанной свинины люди старательно обнюхивали мясо: если убиенных хрюшек кормили абрикосами, оно приобретало не совсем свойственный ему сладковатый вкус. А такое случалось частенько – абрикосов было в буквальном смысле «как грязи», и первый летний фрукт сотнями килограммов осыпался с невысоких деревцев.

Хватало всего – практически в каждой семье летом бочками засаливали помидоры, огурцы, арбузы, баклажаны, кабачки, фаршированные овощами перцы, давили вино. А осенью шел массовый убой свиней: крутили кровяные колбасы, коптили окорока, делали тушенку. И это – в городе, а по селам сбивали масло, делали сыры, настоящую брынзу из овечьего молока. По дворам бродили стада кур и гигантских индюков, бодались козлята и горланили петухи...

Говядину ели редко – чаще всего в дело шла свинина, баранина и ягнятина. Не так давно, выступая по российскому телевидению, бывший кремлевский повар заметил, что лучшее мясо в мире – баранина, потому как «баран дерьмом не питается»! Когда я подрос, то узнал, что замечательная мерлушка – шкурка с ягненка грубошерстной породы овец в возрасте до 2 недель – на самом деле сдирается с еще не родившихся, извлеченных из чрева прирезанной матери ягнят, а их вкуснейшие тушки продаются все на том же рынке по бросовой цене...

Словом, жизнь на подножном корму и натуральном продукте казалась нам, ребятишкам, райской. Однако от взрослых она требовала тяжелого ежедневного труда. Трудились все, бездельников не было. Прекрасные еврейские и русские врачи и учителя, украинские инженеры и строители, молдавские крестьяне и цыганские виртуозы кузнечного дела – все жили дружно. Но настороженное отношение к чужакам все-таки существовало. Впрочем, оно вовсе не носило национального характера – врагами (относительно, конечно) были так называемые «колорады», то есть люди, приезжавшие на летний отдых – в основном из северных районов страны, а также из столиц – Москвы и Ленинграда. А «колорадами» прозвали их по аналогии с развернувшейся в пятидесятые годы по всему СССР физической и идеологической борьбой с американскими картофельными вредителями – колорадскими жуками: картошки в Молдавии почти не было, а вот «колорады» появились!

Отдыхающих – так их называли официально – влекла в Молдавию невероятная, почти что сказочная дешевизна овощей и фруктов. Так было и тогда, когда в 1971 году я привез в Сороки свою молодую ленинградскую жену. В воскресный день мы перебрались на пароме через административную молдавско-украинскую границу – в село Цекиновку, и в одном из домов нам предложили купить ведро вишни. Молодой моей жене показалось дороговато: десять рублей! На ее сомнение откликнулась хозяйка: «Так з ведром же!» А ведро было полноценное, эмалированное...

Цены на овощи в сезон выражалась копейками, а к осени прибывал дешевый виноград, зимние яблоки сорта «симиренко», зимний же фрукт айва, который мы упорно называли по-молдавски – гутэя. А на украинскую сторону мы перебирались за кизилом. Кукуруза шла в людскую пищу на стадии молочно-восковой спелости, в вареном виде. А чуть затвердевшие початки поедались уже крупным рогатым скотом: недостатка в молоке и его производных не было.

ШКОЛА

Наша, уже упомянутая выше русская средняя школа №2, была просто замечательной. Учились в ней, естественно, не только русские, но и дети из тех семей, в которых русский язык был языком общения, русская культура – привычной средой обитания, вовсе не отрицающей и не подавляющей среду национальную, да и сам Советский Союз был не страной-оккупантом, а одной большой, общей Родиной. Учительский коллектив состоял из представителей четырех основных национальностей: молдаван, русских, украинцев и евреев, и никаких распрей между ними не возникало. Подавляющее количество выпускников шестидесятых годов, к числу которых принадлежит и автор этих строк, с легкостью необыкновенной поступали в лучшие вузы страны – а ведь тогда мы еще почти ничего не знали о коррупции и взяточничестве!

Вообще же диапазон «выбившихся в люди» сорочан был необыкновенно широк – от прославленного кинорежиссера Киры Муратовой до члена Общественной палаты Российской Федерации Фимы Рачевского, народного учителя России и моего школьного друга. А между ними – десятки и десятки имен врачей, учителей, ученых, журналистов... 

Мы старательно изучали молдавский язык и литературу, вполне сносно могли объясняться с местными жителями, которые вплоть до начала шестидесятых довольно-таки плохо, а то и вовсе не говорили по-русски. Вот такой странный парадокс: пока в Молдавии русский язык не получил широкого распространения, пока не была страданиями «советских оккупантов» выращена национальная интеллигенция, не всплывал и «национальный вопрос». И только в конце восьмидесятых отдельные «окультуренные» граждане решили идентифицировать себя с румынами (замечу в скобках: румынские бояре молдаван за людей не считали), после чего именно в их среде народилась гнусная кричалка: «Чемодан, вокзал, Россия!»

СССР в послевоенной Молдавии сыграл примерно ту же роль, что и русская эмиграция первой волны в королевской Югославии: в отсталые края пришли образованные люди, в короткие сроки поднявшие культурный и бытовой уровень местных жителей на большую высоту. В рамках маленького приднестровского городка огромную роль сыграла именно школа. Она была сильна двумя «статьями» – химией и гуманитарными дисциплинами. Молдаванин Борис Николаевич Пасечник создал уникальный химический кабинет, удостоенный в начале шестидесятых золотой медали ВДНХ, а в середине семидесятых он, учитель химии, стал Героем социалистического труда! Украинка Клавдия Ивановна Коромысличенко привила нам любовь к русской литературе и научила грамотно писать, а преподаватель физкультуры (увы, запамятовал его имя) публиковал свои стихи в «Новом Мире»! Вот такая это была школа, к которой тянулись дети всех жителей Сорок.

НРАВЫ

Несмотря на насыщенную интеллектуальную жизнь маленького городка и прекрасную школу, мы росли обычными мальчишками и девчонками: получая отменные оценки по школьным дисциплинам, хватали «трояки» за поведение. Курили тайком, попивали сухое винцо, которое само по себе заслуживает отдельного рассказа, устраивали в школе то, что теперь называют дискотеками. Правда, с той огромной разницей, что предпочитали мы «медленные танцы», во время которых было сподручнее «зажимать» девчонок и тайком, на ощупь, открывать тайны женского тела!

Любили мы и похулиганить. Никогда не забуду, как мы с одноклассником Герой Рольшудом – сыном интеллигентнейших родителей-врачей, потомков известной еврейско-французской фамилии, ожидали начала дневного киносеанса. Мы уже купили билеты и пачку болгарских сигарет «Filter»; была весна, все замело тополиным пухом, и мы, выкурив тайком по сигаретке, решили поджечь летучее скопление. Огонь резво побежал по земле, разделился на языки, один из которых воспламенил леса вокруг строящейся поликлиники. Испугавшись не на шутку, мы прибежали за помощью в соседнее отделение милиции. Естественно, в нас тут же заподозрили поджигателей, но мы, вывернув карманы, оправдывались тем, что у нас и спичек-то нет! Конечно, нам не поверили, но и не наказали – начинающийся пожар успели потушить.

В годы моей школьной учебы двухэтажные дома в Сороках можно было пересчитать на пальцах рук. Несколько – в стиле конструктивизма – осталось от румын, несколько было возведено в советское время. Тем не менее, канализация отсутствовала, все «удобства» находились в деревянных будочках, торчащих во дворах. Дворы были практически при любом доме, независимо от формы собственности. А во дворах были сады и огороды. Ранней осенью мы совершали на них набеги. Зачем – до сих пор не могу понять, ведь почти у каждого рядом с домом рос виноград и зрели яблоки. Но, видимо, военно-охотничий инстинкт играл в мальчишеских умах.

После таких набегов мы усаживались на скамейках в одном из пяти парков и принимались хвастаться своими невероятными подвигами. И только в старших классах темными осенними вечерами предавались там же мечтам о собственном будущем. Удивительно, но все мы, как один, рвались в большой мир, не хотели оставаться там, где выросли и начали мужать. Теперь-то я с радостью вернулся бы в те времена, когда все было просто и ясно, все были дружны, не было войн на берегах Днестра, и все мы прекрасно понимали друг друга – не из-за языковой общности, а по причине какого-то простого и трогательного единения...

ДЕНЬ НЫНЕШНИЙ...

Из всех событий, взбудораживших общественность города, припоминаю только два: шумное снятие с работы учителя из молдавской средней школы №1 – мерзавец бил учеников по пальцам стальной линейкой – и открытый суд над бывшим румынским фашистом, скрывавшимся под чужой фамилией в Сороках. Вот, пожалуй, и все. Разговоры о насильственной русификации начались гораздо позже, в печальные времена «перестройки и гласности». Процесс резко пошел в обратную сторону: «национальные кадры» стали искоренять все русское. Вряд ли сохранился памятный камень на месте высадки армии Петра I. Потушен вечный огонь на могиле советских танкистов, которые первыми ворвались в Сороки в памятном марте сорок четвертого. Естественно, поменялись названия улиц, памятники Ленину покинули свои пьедесталы, уступив место господарю Штефану чел Маре – Стефану Великому.

Обидно, что насильственной молдавизации (или, скорее, румынизации) подверглись исконные названия русских старообрядческих сел по молдавскому берегу Днестра: Воронково превратилось в Вэрэнкэу, Немировка – в Немиреуку, Татаровка – в Тэтэрэуку. Впрочем, это не самая великая беда. Беда в том, что, как уже говорилось выше, независимая Молдова теряет население. Молдаване наряду с таджиками стали самыми многочисленными гастарбайтерами России. А сколько их двинулось на заработки в Европу? Медвежью услугу оказывает Молдове соседняя «супер европейская» Румыния, щедро раздавая гражданам Молдовы свои паспорта, в надежде вновь поглотить это маленькое государство, обладающее большим потенциалом. Неужели это произойдет?

Официальные источники сообщают: «Данные двух последних переписей показывают, что за период 1989—2004 гг. население страны уменьшилось на 274 тысячи человек (при общей численности населения в три с половиной миллиона челове), при среднегодовом темпе снижения 0,5 процентов. Уменьшение численности за данный период обусловлено снижением рождаемости и отрицательным сальдо внешней миграции». То есть, народ бежит из страны обетованной...

Последний раз я был в Молдавии очень давно, почти тридцать лет тому назад. Но – спасибо Интернету! – слежу за тем, что там происходит, как живет мой родной город. Да, он постепенно приобретает вид более цивилизованный, в нем появилась канализация (кстати, строительство очистных сооружений оплачивает Европейский Союз). Но – душа моя остается в том времени, когда деревья были большими, а жизнь – прекрасной...