Матросское «яблочко» и национальная культура
ЯРКИЙ МИР
«Секретные материалы 20 века» №13(373), 2013
Матросское «яблочко» и национальная культура
Валерий Колодяжный
журналист
Санкт-Петербург
866
Матросское «яблочко» и национальная культура
Лихой матросский перепляс из балета Глиэра «Красный мак» — танец, более известный как «Яблочко»

Если говорить о военно-морском флоте с точки зрения его связи с национальной культурой и искусством, то в первую очередь на память приходит лихой матросский перепляс из балета Глиэра «Красный мак» — танец, более известный как «Яблочко». Чаще всего данным художественным явлением связь флота с отечественной культурой исчерпывается. Но так ли это?

В последнее время много вспоминали выдающегося русского художника-баталиста Василия Верещагина — по различным памятным поводам и, в частности, по случаю 170-й годовщины со дня его рождения. В связи с этим не раз упоминалось, что Верещагин — выпускник петербургского Морского корпуса. Но он был не первым живописцем такого масштаба дарования, кто получил военно-морское образование и воспитание. Выпускник Морского корпуса маринист и пейзажист Алексей Петрович Боголюбов, внук Радищева, на ниве высокой живописи прославился раньше. Причем, прежде чем занять должность художника Главного Морского штаба, Боголюбов около двадцати лет прослужил на кораблях. Человек организованный и ответственный, он беспрестанно трудился над своими полотнами. В результате большое число работ кисти Боголюбова сегодня представлено в музеях и галереях как нашей страны, так и за рубежом. Многие из них хорошо известны.

Когда Верещагина спрашивали, что хранит его память от молодых лет, проведенных в Морском училище, Василий Васильевич коротко отвечал: «Математика и шагистика». Но только ли негативное содержание, как это преподносилось в течение десятилетий, вкладывал живописец в данные два слова? Тяготился ли он этим во время пребывания в Морском корпусе?

Вряд ли, поскольку учился Верещагин хорошо, а что касается строевой подготовки, то на выпускном курсе он исполнял обязанности гардемаринского фельдфебеля, что многое значит, поскольку таковыми назначались единицы. И потом, математика — истинная «кровь» моряка, основа большинства флотских наук, и потому, при всей досаждающей сложности этой дисциплины, без нее — никуда. Что же касается выправки, то таковая никогда еще не вредила военному человеку, равно как любому мужчине к лицу расправленные плечи, гордо поставленная голова и стройная осанка.

Но надо признать: военно-морской флот — организация довольно консервативная. Так, с давних времен и до сих пор на флоте — должно быть, в единственной институции страны — используется дореформенный кириллический алфавит. Такое обстоятельство вызвано, конечно, соображениями практическими, но с точки зрения общеэстетической это видится очень важным как сохранение элемента прежней русской культуры. И, быть может, не совсем случайно в данном отношении всемирно прославился выпускник Морского корпуса Владимир Иванович Даль — писатель, ученый-этнограф и диалектолог, посвятивший жизнь составлению знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка». Только лишь первое прикосновение к любому из четырех томов этого фундаментального труда вызывает оторопь и изумление. Как мог один человек, в середине XIX столетия, когда не существовало ни средств связи, ни авиации, ни даже толком железных дорог, когда фотография делала первые шаги, а до появления телефона оставалось еще добрых полвека, создать такое?!.. И тем не менее великий труд состоялся и поныне активно используется специалистами и любителями.

Но Даль не был пионером в области изучения родной речи. Приверженцем русской словесности, славянских корней отечественной культуры был выдающийся адмирал Александр Семенович Шишков. Родившийся в середине XVIII столетия, он с молодых лет был одержим двумя страстями: службой на военном флоте и любовью к родному слову. В течение двух десятков лет Шишков исправно служил корабельным офицером. Он тонул при крушениях, и его бесчувственное тело прохладная балтийская волна выносила на пустынный берег острова Борнхольм. Он участвовал в сражениях (Гогландском, Стирсудденском), командовал кораблями… И только во второй, адмиральской половине жизни, когда бремя лет и тяжесть эполет уже не позволяли с былой легкостью взбегать на шканцы, Шишков, сойдя на берег, стал известен как писатель, филолог, переводчик и ревнитель словесности. Он основал в Петербурге литературный кружок «Беседа любителей русского слова», в котором не только участвовали многие известные отечественные литераторы, в их числе Державин, но и сами заседания которого нередко проходили в державинском особняке на Фонтанке. Позднее адмирал Шишков занимал пост министра народного просвещения и вплоть до смерти являлся президентом Российской академии.

Не меньший вклад в отечественную культуру внес другой член Академии — адмирал Николай Семенович Мордвинов, предок знаменитого премьера Столыпина. Этот моряк страстно любил искусство, прежде всего, изобразительное, составив замечательную коллекцию итальянской живописи XIV–XV веков. Увлечению графа Мордвинова способствовало то, что в течение ряда лет он командовал кораблями на русской средиземноморской эскадре. В ту пору корабли под Андреевским флагом базировались не как ныне — в слаборазвитых дружественных странах с диктаторскими режимами, а в Греции или в той же Италии. Женившись на дочери британского консула в Ливорно, Мордвинов собирал приобретаемые шедевры в доме тестя, а затем военными кораблями переправлял их в Петербург. Так стараниями русского моряка пополнялось не только его личное собрание, но и картинные галереи Аничкова, Зимнего и других императорских дворцов. В 1802 году граф Мордвинов стал первым в отечественной истории морским министром, причем никому не приходило в голову заподозрить в нем агента Уайтхолла — при таких-то родственных связях! Из большой семьи адмирала сын Александр стал известным по своему времени пейзажистом, чьи полотна вплоть до революции украшали залы Эрмитажа. Такие в нашей стране были адмиралы.

Но от превосходительств обратимся к нижним чинам, точнее, к нижайшим. В начале ХХ века в Школе юнг начальную матросскую науку осваивал мальчик, которого звали Гриша Пиньковский. Морская школа, где юнга начинал службу, относилась к Гвардейскому Флотскому экипажу, и каждую летнюю кампанию для прохождения корабельной практики воспитанники распределялись по судам действующего флота. Пиньковский приписывался к команде императорской яхты «Штандарт», с царской семьей на борту совершавшей плавание в финских шхерах. По прошествии недолгого времени дружба особого рода связала юнгу Пиньковского и наследника престола Алексея. Всякий раз, когда маленький цесаревич почему-либо капризничал, звали Гриньку. Когда у Алексея не было аппетита, вновь посылали за Пиньковским и ставили перед ним чуть ли не ушат каши. Гринька от души прикладывался, и цесаревич, глядя, сколь ловко управляется приятель, тоже выказывал интерес к трапезе. Не столько в силу возраста, сколько от природы Гриша был маленьким и, что называется, ладно скроенным. А потому император Николай Второй, мужчина физически крепкий, иной раз, прогуливаясь по палубе «Штандарта», в охотку брал Гриньку и, словно гантелей, отжимался им — несколько раз одной рукой, затем другой… В революционное лихолетье, когда какая-либо причастность к царской семье могла стоить жизни, сменивший от греха подальше фамилию и имя Пиньковский — а теперь Георгий Светлани (фамилия в честь дочери Светланы) — стал популярным артистом провинциальных театров, а впоследствии и кино. Светлани прожил долгую жизнь и снимался вплоть до середины 1980-х годов. Мы знаем его, этого юнгу Гриньку, некогда царского любимца, ставшего известнейшим советским мастером киноэпизода: он снимался в полутора сотне фильмов! Всем памятен образ сподвижника-управдома Мордюковой в «Бриллиантовой руке». Одной из последних работ Светлани была роль старого ювелира в телевизионном триллере «ТАСС уполномочен заявить».

Этот шпионский детектив вообще во многом обязан выходцам из военно-морских рядов — хотя и специфически. В конце 1950-х годов с золотой медалью окончил Нахимовское училище некий Александр Огородник. Показав во время обучения в Нахимовском — Питонии, как называют училище сами воспитанники — блестящие способности, Огородник получил распределение в Высшее военно-морское училище им. Фрунзе (так в то время именовался Морской корпус). Но в скором времени Огородник обзавелся удачным знакомством и стал женихом дочери секретаря ЦК КПСС. Для будущего зятя члена партийного ареопага карьера морского офицера уже не представлялась привлекательной. Огородник Морской корпус с легкостью оставил, переведясь в институт международных отношений, по окончании которого убыл на дипломатическую работу в одну из латиноамериканских стран. А дальше по сценарию: вербовка американскими спецслужбами, присвоение псевдонима «Трианон» и, как результат, самоубийство при аресте… Бесславный конец, навсегда смешавший имя с позором предательства. Фамилия изменника была удалена с мраморной Доски почета Нахимовского училища. Но именно судьба Огородника была использована при создании кинофильма — того самого, где в последний раз снимался Георгий Светлани.

И примерно в то же самое время, когда предыдущий «герой» с отличием закончил ленинградское Нахимовское училище, в него, приехав из Москвы, поступил сын одного из офицеров Главного Военно-морского штаба. Столичного мальчика звали Юра Богатырев. Тяготы и невзгоды, неизменно сопровождающие начальный период военной карьеры, обрушились на плечи десятилетнего нахимовца. Для кого как, но для Юрия они оказались неодолимыми, и стены училища Богатыреву вскоре пришлось покинуть. Впоследствии из него вырос большой советский артист. Но и после ранней смерти Богатырева его мать высказывала сожаление, что сын вынужден был сойти с флотской стези. Останься он в училище — и, возможно, судьба Юрия была бы более счастливой. Может, он продолжал бы жить? Бог весть.

И все же не случайно столь популярными стали слова вождя насчет того, что «из всех искусств…» — и далее по тексту. Действительно, многие выходцы из флотских рядов прославились именно в области кино или как-то были с ним связаны. Например, Нахимовское училище оканчивал и служил на флоте офицером приемный сын знаменитой актрисы театра и кино Аллы Тарасовой. Юнгой на флоте служил киноартист Георгий Юматов. Были и такие, кто сначала прославился в известных лентах, а потом стал моряком.

Многие десятилетия наша страна любит кинофильм «Цирк». Черты канонической обрела сцена, когда люди разных национальностей, передавая с рук на руки негритенка, баюкают его («Дяди спят и тети…»). Чернокожий мальчик Джим — сын американца Ллойда Паттерсона, работавшего диктором всесоюзного радио, и театральной художницы Веры Араловой, в конце 1940-х годов стал нахимовцем, а впоследствии, получив высшее морское образование, — советским офицером-подводником. Проявив с ранних лет незаурядное поэтическое дарование, Паттерсон впоследствии окончил Литературный институт им. Горького и, уволившись с флота, посвятил себя поэтическому творчеству, создавая стихи как на русском, так и на английском языке.

Обратим внимание на такую деталь. Наше повествование затрагивает либо дореволюционный период отечественной истории, либо сразу послевоенную эпоху. А что в промежутке? Можно сказать — почти ничего.

Относительно периода 1920-х годов и вплоть до конца 1930-х невозможно говорить о каком-либо влиянии на культуру, поскольку в эту эпоху самой русской культуры, по сути, не существовало. Таковая попросту подавлялась или вовсе уничтожалась — агрессивно и демонстративно. Карл Маркс писал: у пролетариата нет отечества. А у пролетарского государства нет отечественной культуры. Все честно.

Но ликвидировалась в то время не только старая культура. Уничтожался и флот, ибо сказано было Лениным (весна 1922-го): «Флот нам не нужен». А раз не нужен флот, то к чему моряки? И коль так, то не приходится удивляться, что величин, соизмеримых с Верещагиным, Далем, Боголюбовым или Шишковым, флотское сообщество в этот период стране не подарило. И не могло дать — столь велика была эмиграция начала 1920-х, увлекшая на чужбину большое число флотских, ибо в подавляющем большинстве морские офицеры пролетарскую революцию встретили враждебно. Те же, кто в силу разных причин остался на родине, массово подверглись репрессиям, особенно в 1921–1922 годах, в период так называемой фильтрации моряков после известного восстания в Кронштадте, в котором офицеры не участвовали. Причем, термин «Кронштадт» следует понимать расширительно. Повально арестовывали не только балтийцев, не только офицеров и не только матросов, недавнюю «красу и гордость революции». Печально знаменитое Таганцевское дело, по которому, в частности, казнили Гумилева, было сфабриковано по кронштадтскому следу. Фильтрация — это попросту арест без причины и заключение без приговора, в большинстве случаев, ненадолго: всего лишь год тюрьмы, к примеру, Ярославской. Но кому-то, например, Николаю Горскому, в камере пришлось задержаться — лет на двадцать. Правда, Горский имел отягощающий признак: он был писатель. В ходе этой недоброй памяти фильтрации многие офицеры-моряки были бессудно расстреляны.

К началу 1930-х с офицерами русского флота в основном разобрались, очистили от них советскую землю. Но в конце того же десятилетия пришла пора уничтожать морское сообщество уже новой, советской формации. Высший флотский комсостав тогда ликвидировали полностью — причем настолько тщательно, что, когда потребовалось назначить Наркома военно-морского флота (осень 1938), в стране не нашлось ни одного подходящего кандидата! В итоге на высший морской пост страны — видимо, в противовес графу Мордвинову — был поставлен человек, прежде на флоте не служивший ни дня. Зато какой! Жизнь человека по фамилии Фриновский воистину легендарная: дезертир с фронта Первой мировой, анархист-налетчик и убийца (во время войны застрелил генерала — только не вражеского, а своего), а в советское время видный чекист, заместитель наркома внутренних дел, отличившийся в тотальных чистках, депортациях и ликвидациях. Но диво! Не успел новый нарком обмять непривычный темно-синий китель, как и его, в свою очередь, повлекли в камеру смертников, заодно с семьей. А как иначе — ведь он же теперь «моряк»! А с моряками у нас не принято церемониться.

Волны жестокого преследования флотских командиров отмечались также в конце сороковых годов, вплоть до середины пятидесятых.

В таких условиях существовал флот. Какая при таком развороте событий культура? К тому же и сама гуманитарная сфера в первые советские десятилетия была поставлена в условия аналогичные. При этом существовало одно важное исключение. Невзирая на все попытки искоренения национального искусства, людям нельзя было запретить писать, хотя подобные попытки известны. А потому не прерывалось литературное творчество.

Из первых моряков-литераторов стоит назвать великого князя Константина Константиновича, известного поэта К.Р. Константин был сыном генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича и внуком императора Николая Первого. Сын главного адмирала империи не мог не стать моряком, и потому Константин окончил Морской корпус — без особого, впрочем, желания. К тому же, в отличие от прочих кадетов и гардемарин, члены царствующей фамилии не состояли в ротах, аудиторные занятия не посещали, а профессура Морского корпуса читала лекции и проводила занятия в великокняжеских дворцах, что касается Константина Константиновича — в Мраморном. Но поскольку, согласно этикету, преподавателям запрещалось задавать высочайшим обучаемым вопросы, то глубина знаний, усвоенных последними, являлась для профессоров загадкой, а само морское образование во многом оставалось символическим. И только корабельную практику августейшие отпрыски не могли проходить на дворцовых паркетах, в плаваниях они были на равных с остальными воспитанниками. Но и то — подчиняясь командиру корабля в море, едва ступив на берег, юные великие князья как должное принимали вытягивание офицеров во фрунт, рапорта и прочие почести. Однако высокое происхождение не помешало великому князю Константину занять достойное место в ряду отечественных поэтов-романтиков, а его стихотворная драма «Царь Иудейский» была по достоинству оценена читающей публикой.

Талантами офицеров-моряков прирастала отечественная литература, в том числе маринистика. Эта традиция имеет глубокие корни, однако действительно прославился на данном поприще выпускник Морского корпуса Константин Станюкович, ставший, пожалуй, первым в России писателем-маринистом. Правда, маринистика специфична, в общелитературном процессе она стоит особняком и среди своих почитателей имеет заметное число моряков. Справедливости ради надо отметить, что творчество Станюковича не всем из них пришлось по вкусу. К числу талантливых писателей-моряков начала ХХ века следует отнести присягнувшего партии и коммунизму Леонида Соболева, упомянутого ранее Горского — напротив, не склонившего головы перед новыми фетишами, а потому скитавшегося по лагерям и томившегося на Соловках, Сергея Колбасьева — дипломата, беллетриста, теоретика и пропагандиста отечественного джаза. Но таких людей — моряк, полиглот, писатель, да еще и музыкант! — диктатура пролетариата терпеть не намеревалась. Закономерно, что в скором времени Колбасьев был казнен. Многие таланты, в том числе из среды военных моряков, пали в лихую годину Великой Отечественной войны. Достаточно вспомнить молодого поэта лейтенанта Алексея Лебедева, погибшего в балтийских пучинах на подводной лодке «Л-2».

Что касается подводников, то в первой половине 1950-х годов состоялось несколько примечательных выпусков офицеров именно данного профиля. Эти выпуски, наряду с тем, что дали стране большое число адмиралов, обогатили, без преувеличения, отечественную культуру. И это при том, что в советские годы разносторонность интересов среди военных не поощрялась. В выпусках 1950-х годов едва ли не каждый офицер — стихотворец. Впечатление такое, что стихи писали все — по большей части, конечно, на любительском уровне. Тем не менее литераторами-профессионалами стали маринист Виктор Конецкий, киносценарист и поэт Николай Загускин, прозаик и тоже поэт — причем своеобразный — Алексей Кирносов. Особое место в этой плеяде занимает Валентин Пикуль, в военные годы воспитанник Школы юнг, отчисленный с младших курсов военно-морского училища. Однако через какое-то время, вспоминают его товарищи, Валентин вновь появился в училище — но уже как автор «Океанского патруля». Последующие произведения Пикуля, талантливого писателя, искусного рассказчика, знатока истории и морского дела, известны, без преувеличения, всей стране.

Но не только литераторами славна послевоенная пора. В те годы морским офицером стал Александр Пендюрин, впоследствии скульптор, известный, в частности, созданием стилизованного кораблика на шпиле Петербургского Морского вокзала. К этой же плеяде флотских командиров принадлежит знаменитый Иван Краско, народный артист России, крупный мастер отечественной драматической сцены и российского кино. Соловецкую Школу юнг вскоре после войны окончил талантливый оперный бас Борис Штоколов.

Вклад военных моряков в русскую музыкальную культуру исключительно велик. Из пятерых Римских-Корсаковых, оставивших след в военно-морской истории, только один не делал флотской карьеры и не стал адмиралом. Но именно он и известен прежде прочих. Это классик отечественной и мировой музыки, великий русский композитор Николай Андреевич Римский-Корсаков, выпускник Морского корпуса, автор «Псковитянки», «Царской невесты» и многих других выдающихся произведений.

Близ предыдущего рубежа веков расцвел талант другого выпускника Морского корпуса, прославленного тенора Императорских театров Николая Фигнера, в операх Чайковского покорявшего мир ариями Ленского в «Евгении Онегине», Водемона в «Иоланте», Германна в «Пиковой даме». Причем последнюю партию Петр Ильич написал специально для Николая Фигнера. А это что-то значит!

Известный ныне композитор, певец и музыкант Андрей Косинский свой творческий путь начал с того, что, будучи зачисленным в матросскую музыкантскую команду, проявил необыкновенные исполнительские способности: помимо духовых, ему оказалось подвластно большинство музыкальных инструментов. Но тяга к морю временно отложила реализацию творческих перспектив. Свою роль сыграла и семейная традиция. Дело в том, что дворянский род Косинских дал русскому флоту многих замечательных представителей. Один предок Андрея, лейтенант барон Федор Косинский, погиб при Цусиме на броненосце «Ослябя», другой — капитан 1 ранга барон Алексей Косинский в Первую мировую войну командовал на Балтике миноносцем «Забияка» и тоже погиб, правда, по-другому: он был казнен на Соловках. Морским офицером, командиром корабля был отец Андрея, и родной его брат тоже служил на флоте. В настоящее время Андрей Косинский является художественным руководителем созданного им музыкального коллектива «Косинский Orchestra», автором многих популярных вокальных и оркестровых композиций.

Если недавнего выпускника попросили бы в двух словах сформулировать, что вынес он из военно-морского училища, то он, наверное, как и Верещагин, ответил бы: «Математика и строевой плац». И не сильно при этом смутился бы. Оба эти предмета развивают в человеке дисциплинированность, внимательность, точность, строгость, пунктуальность и особого рода флотскую четкость. Помимо того, что математика есть воплощенная красота ума, она развивает в человеке логику, абстрактное мышление и формирует аналитический склад мышления. Какой результат дают иной раз эти черты характера, показал настоящий обзор. При этом вне поля зрения остались военно-научные, а также собственно военные — и подчас великие! — подвиги и свершения людей, вышедших из флотских рядов. Мы коснулись лишь их вклада в национальную культуру, пытались понять, стоит ли, например, расценивать явление знаменитого композитора Римского-Корсакова как некую аномалию или же это закономерный результат именно такого, испытанного в юности, совмещения — математики и военной подготовки?

– Ну и что? — пожимая плечами, спросят нас. — Какая, в сущности, разница? Подумаешь, трудятся люди не по полученной в вузе специальности… Эка невидаль, многие так.

Наверное, многие. И, возможно, все было бы именно так, но если б наблюдался некий паритет. К примеру, если адмирал Шишков, командовавший кораблями, соединениями и объединениями флота, стал министром просвещения, то пусть нам покажут министра просвещения, который оказался бы способен к чему-то флотскому… Когда любой произвольно взятый народный артист, выпускник, допустим, Школы-студии МХАТ, точно так же, как другой народный артист — Иван Краско, был бы способен командовать малым артиллерийским кораблем, а заодно, между прочим, тоном записного забавника поведал бы нам, чем отличается жвакагалс от ватервейса, и что такое вертикал, и как он соотносится с альмукантаратом в горизонтной системе координат — вот тогда действительно было бы уместно пожать плечами: «Ну и что?» И ради пущей убедительности отстучать озорное матросское «Яблочко».


21 июня 2013


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847