Идеи Льва Николаевича Гумилева по-прежнему отрицаемы официальной наукой и тем не менее постоянно находят подтверждение — если смотреть на ситуацию в мире с точки зрения разработанных им пассионарной теории этногенеза (ПТЭ) и теории антисистем. Фактически с их помощью можно предсказать ход истории.

Есть притча о трех слепцах, которые с помощью осязания пытались представить себе слона. Один ощупал ногу и сказал, что слон похож на толстую колонну, второй потрогал бок и решил, что слон — большая эластичная глыба. А тот, который держался за хобот, был уверен, что слон — живой шланг. Примерно так современники воспринимают гения. Для того чтобы хотя бы в общих чертах осознать его значение, надо как минимум обладать зрением. Но и тогда картина будет неверной: чтобы понять, что такое слон, даже зрячему надо отойти от него на некоторое расстояние. В случае с гением это расстояние — время.

Его не стало четверть века назад. Он успел среди всеобщего развала увидеть начало процесса, который, согласно его теории, знаменует окончание в России фазы этнического надлома и переход к инерции. В последних интервью он почти точно предсказал дальнейшие события, пользуясь аналогиями из истории Древнего Рима. Неважно, кто у нас стал «Суллой», а кто «Августом» — закономерности жизни этноса не отменяют уникальных черт в развитии каждого. В этногенезе все, как и у людей, — мы рождаемся, стареем, умираем согласно законам природы, но судьбы у всех разные.

Для меня правота Гумилева неоспорима, но, как и многим современникам, мне трудно осознать до конца его место в истории. Слишком велика эта глыба. Для меня, например, познание Гумилева разделилось на три этапа.

ЭТАП ПЕРВЫЙ

Не помню, когда я впервые услышал это льдисто звенящее имя — Лев Гумилев. На историческом факультете преподаватели — одни осторожно, а другие с неприкрытой злобой — рассказывали, что есть такой советский (иные явно брали это в кавычки) историк, сын Анны Ахматовой (самые смелые называли и еще не реабилитированного тогда отца, Николая Гумилева), который утверждает странные вещи об этносах в истории. «Странные вещи», как правило, детально не расшифровывались, но работы Льва Николаевича «Хунну» и «Хунну в Китае» стояли у нас в списке обязательной литературы. Я прочитал эти книги с интересом, путаясь в непривычных именах и названиях. И… почти ничего не узнал о его теории. В этих изданиях положения ПТЭ были тщательно убраны, в результате получилась просто книга о взаимоотношениях древних китайцев со степными народами.

Однако я был заинтересован. Странно: «советский ученый» для тогдашнего меня, юного стихийного диссидента, было синонимом натяжек под марксистскую догму. А тут встроенный в советскую науку человек — даже статья в Большой советской энциклопедии про него есть — пишет какие-то идеологической крамолой отдающие вещи. Вдобавок его образ причудливо сливался со строками ахматовского «Реквиема», читанного в машинописной копии.

Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.

И это тоже был он… Недавняя страшная история моей страны, о которой говорили тихо и с оглядкой, переплеталась с историей давно канувших в Лету племен. Непонятно… Немногочисленные статьи в журналах дела не проясняли. Да, любопытно. Но сколько всего любопытного вокруг, когда познаешь мир, да еще если информацию приходится добывать по крохам из-под тяжкого идеологического пресса...

Прочитав пару книг и несколько статей, я решил, что достаточно познакомился с научным творчеством этого Гумилева. Думаю, многие так думают и до сих пор — с тем же объемом информации, что и мой тогдашний. Иначе трудно объяснить пассажи в некоторых статьях критиков ПТЭ. Например: «По Гумилеву выходило, что русские прошли большую часть пассионарного цикла, а следовательно, должны были уступить место другим народам в течение ближайшего времени». Или что пассионарность в XIII веке «сошла» на одного Александра Невского. Для читавших работы Гумилева все это очевидная чушь. Но… ей многие верят.

ЭТАП ВТОРОЙ

Сегодня труды Льва Гумилева издаются широко. Прочитано почти все — залпом, с наслаждением, некоторые работы по нескольку раз. Статьи даже с самыми скучными названиями написаны столь блестяще и убедительно, что любуешься ходом мысли ученого, как изощренными пируэтами гимнаста. Исторические события разного времени неоднократно наложены на график пассионарного напряжения в этносе. И всякий раз все сходится. Оказывается закономерности, смутно угадывавшиеся в кажущемся хаосе исторических событий, есть! При этом они составляют внятную и убойную альтернативу в зубах навязшему марксистко-ленинскому пониманию истории. В неофитском восторге хочется крикнуть: «Учение Гумилева всесильно, потому что оно верно!» Не кричишь только потому, что до тебя это уже сказали про другое учение…

Позже приходит понимание, что ради логичности кое-что натянуто, а кое-что домыслено, что в теории имеются солидные прорехи. Однако подкупает честность ученого, который сам указывал на слабые места ПТЭ, предоставляя дорабатывать ее будущим поколениям последователей. Одно несомненно: теория состоялась, и это именно научная теория, а не бред наперсточников от истории, чьи «теории» позже метко обозваны «фолк-хистори».

Кусочки мозаики складываются в грандиозную картину. Сам удивляешься, как раньше не понимал, что этнос — это система, организм, что он имеет возраст, что «отсталые племена» на самом деле просто старые и бессильные, что пассионарность явственно проявляется у одних исторических деятелей, а у других, наоборот, проявляется субпассионарность. Что этносы, как и люди, могут болеть, и если у людей самая страшная болезнь рак, то у этноса — антисистема. Что нельзя сравнивать этносы разного возраста, и если сейчас в Европе потребительская благодать и мирное спокойствие, а у нас бардак, местами переходящий в кровопролитие, то это оттого, что европейцы старше нас на пятьсот лет. Их закатное довольство уже явственно сменяется маразмом, и скоро в Европе станет неуютно и страшно, как в наполненном запахами старости и болезней доме престарелых. А мы еще поживем. Если нам дадут.

Теперь я знаю, что, глядя на пожар Белого дома в Москве в 93-м, я наблюдал последнюю судорогу фазы надлома. Революции в России больше не будет — не должно быть, потому что мы исчерпали свой лимит революций. Если, конечно, не возобладают настроения суицида — ведь некоторые люди тоже кончают самоубийством… А некоторых убивают враги.

Лев Николаевич часто говорил, что не интерпретирует с точки зрения своей теории историю последних двухсот лет. Еще бы он сказал другое… И так он до конца жизни был под надзором. Его рукописи внимательно просматривали «секретные сотрудники», его работы годами не публиковали, идеи замалчивали и искажали. Этому «советскому ученому» надо было быть еще и конспиратором, если он хотел оставаться ученым, а не колебаться вместе с партийной линией. Не мог же он открыто сказать в те годы, например, что антисистемы, губившие древние империи, принципиально не отличались от их товарки, проявившейся в России в XVIII веке, а потом 70 лет главенствующей на евразийском пространстве под названием коммунистической партии. Впрочем, в узком кругу он это говорил.

ЭТАП ТРЕТИЙ

Я общаюсь с последователями ПТЭ, называю Льва Николаевича, как и они, «ЛНГ». Я стою у его могилы на кладбище Александро-Невской лавры и пытаюсь представить, что сказал бы ему, познакомься с ним при его жизни. Я был в его последней квартире, видел его стол, его боевые награды и — рукописи. Я говорю со знавшими его людьми и узнаю подробности, которых не знал. Например, о его отношении к религии — вопрос, который заставлял сомневаться в ПТЭ множество православных интеллигентов. Но ученый, без всякого сомнения, был православным, и первопричина пассионарных толчков, с его точки зрения, конечно, Бог. А первопричина антисистемы — дьявол. Провидение проявляется в истории в виде конкретных природных механизмов, которые он изучал, но выше — область богословия. «Не путайте Божий дар с яичницей», — говаривал он по этому поводу. «Яичница» тут — природные и исторические закономерности.

Я вижу, что, казалось бы, широко известная теория на самом деле до сих пор подвергается гонениям, не столь явным, как раньше, но не менее действенным. Слова «евразийство» и «пассионарность» употребляют к месту и не к месту, но ПТЭ для многих остается неким «черным ящиком». Я вижу, что продолжателей, на которых надеялся ЛНГ, по сути, нет — в науке его идеи столь же презрительно игнорируются, как и тридцать лет назад. А многие ближайшие ученики и друзья ушли вслед за ним, причем некоторые умерли не своей смертью.

Зато, похоже, ПТЭ находит уже практическое применение в геополитике. Владимир Путин говорит про «инструктивное значение» евразийских идей, последователем которых был Гумилев, и явно следует его завету: «Если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство». Мучительно, со срывами, но идет воссоздание евразийского союза, существовавшего в том или ином виде на протяжении веков и защищавшего этносы Евразии от враждебных влияний с Востока и Запада. США последовательно бомбят именно те народы, которые должны были находиться в ареале последнего угаданного ученым пассионарного толчка XVIII века. А большой русофоб, но умный человек Збигнев Бжезинский еще десять лет назад сказал, что у России есть шанс на выживание только в том случае, если ее народы усвоят идеи Гумилева.

Похоже, идет подспудная геополитическая борьба, для которой его идеи имеют важное значение. Но ее подробности мы узнаем не скоро. Так же как не скоро в полной мере оценим всю мощь научных трудов Льва Гумилева. В процессе «познания слона» будет еще много этапов.