Брест: крепость, таможня, граница
ЯРКИЙ МИР
«Секретные материалы 20 века» №14(452), 2016
Брест: крепость, таможня, граница
Олег Дзюба
журналист
Москва
2057
Брест: крепость, таможня, граница
Брестская крепость – единственная в СССР крепость-Герой

С приходом сумерек на Советской улице города Бреста появляется фонарщик. Верхняя пуговица его единственного в своем роде форменного кителя давным-давно, а если точнее, за пять лет отполирована до блеска, поскольку вряд ли найдется здесь хоть один малыш, кому не хотелось бы погладить «на счастье» латунную кругляшку Виктора Петровича Кирисюка. Не спеша, с лестницей под мышкой философски настроенный служитель «Горсвета» зажигает семнадцать брестских керосиновых фонарей, после чего одномоментно вспыхивают все прочие светильники форпоста СНГ на границе с ЕС и НАТО.

БРЕСТСКАЯ МАШИНА ВРЕМЕНИ

Помните знаменитую когда-то и поныне нередко звучащую 9 Мая утесовскую песню:

С боем взяли город Минск, город весь прошли
И последней улицы название прочли,
А название такое, право слово, боевое:
Брестская улица по городу идет –
Значит, нам туда дорога, значит, нам туда дорога,
Брестская улица на запад нас ведет.

И верно, вслед за Минском на пути к Берлину был Брест, но Брест был и городом, через Тереспольские ворота знаменитой цитадели которого 75 лет назад ранним утром 22 июня 1941 года на советскую землю ворвалась Вторая мировая война, ставшая тут же Великой Отечественной.

…Само имя этого города романтично и трагично одновременно. Я не мог отвязаться под стук вагонных колес от неизменно жужжавшей в памяти песенки фронтовых журналистов на слова Константина Симонова «От Москвы до Бреста», а потом опять же с трудом избавлялся от воспоминаний от «похабного», по словам Ленина, Брестского мира, который Владимир Ильич навязал собственной стране, окончательно спровоцировав им Гражданскую войну.

…В одном из самых чтимых уголков как ушедшего в прошлое СССР, так и современных России и Белоруссии поныне уцелели руины сметенного в пору Великой Отечественной «Белого дворца», в котором возомнивший себя гением эпохи Троцкий заявил немецкому генералу Гофману: «…ни мира, ни войны, а армию распустить». Поляки, присвоившие Брестщину до 1939 года, сентенцию Льва Давидовича полюбили настолько, что водрузили на «Белом дворце» мемориальную доску с его псевдоисторическими словами, продержавшуюся на стене до ужасов 1941- го.

Но все же не Брестским миром славен для нас Брест, а своей знаменитой крепостью.

...Никогда мне не было так страшно. Гул моторов, разрывы бомб, алые сполохи и черные фигуры нападающих на их фоне. Немецкие команды и пулеметные очереди... Все лишь имитация того, что творилось в Бресте в сорок первом, но театрализованность, максимально приближенная к реальности. Не хватало только реальных ранений и смертей, а все остальное военно-исторические клубы воссоздали на славу и до дрожи реально.

...Той ночью похоже было, что полгорода собралось в мемориальных стенах знаменитой крепости... Блики и тени метались, то румянили, то чернили ордена и медали на мундирах и пиджаках ветеранов войны, съехавшихся сюда. Иные не сдерживали слез. Бросилось в глаза недвижимо-каменное выражение на лице Петра Котельникова. Воспитанник музыкантского взвода 44-го стрелкового полка пережил ужасы осады, плен, непростое житье после возвращения домой и всю мирную жизнь отдал армии. Он так и не расстался с Советской армией, уйдя в запас в погонах подполковника.

Другой брестец, или берестянин, как называли себя жители города в старину, Александр Бобков тоже оказался когда-то под огнем, хотя по малости лет оружия в руках не держал. Его родителей сразило при разрыве снаряда, сам он уцелел чудом, судьбой своей доказав, что и у врагов бывают проблески милосердия. Кто-то перепоручил мальчика советским врачам, остававшимся в городской больнице. Сашу выходили, и после войны он сам стал уважаемым в Бресте доктором, избрав профессию в память о своих спасителях. Долгие годы он пытался найти вермахтовца, позаботившегося о сыне советского офицера, но выяснил только, что тот был не немцем, а австрийцем, дошел до Москвы, оставил на подступах к ней обе ноги и умер в год Победы...

Бывает в Бресте и другая, так сказать, остановка «машины времени». Мне довелось увидеть, как накануне самой трагической даты в нашей совместной с Белоруссией истории множество брестцев собралось на пешеходной Советской улице, вспоминая и имитируя последний мирный вечер 21 июня.

Молодые парочки целовались на бульваре под транспарантом со словами «Год 41-й, начало июня. Все еще живы…». Та же строчка из песни алела на стенде с увеличенными фрагментами фронтовых писем. На афишных щитах красовались рекламные плакаты «Волги-Волги», «Члена правительства» и «Веселых ребят» с улыбкой Любови Орловой и патетическим выражением лица Веры Марецкой. В главном городском зале шел показ моды сороковых годов, среди толпы издали видны были охотно позировавшие всем желающим парни в мундирах образца тех же самых лет. И пары всех возрастов самозабвенно танцевали под оркестр, с блеском исполнявший кадриль, краковяк, вальс и еще бог весть что из далекого прошлого, когда не знали ни твиста, ни чарльстона, на фоне репринтных плакатов предвоенных лет и надписи «Наша страна – Страна Советов».

От последнего мирного вечера уцелела афишка гастролировавшего тогда в Бресте Минского театра музыкальной комедии. За несколько часов до рокового часа, когда на советскую землю пришла война, публика хохотала над перипетиями сюжета оперетты Легара «Мадмуазель Нитуш» с подзаголовком «Пансион небесных ласточек». Первое представление прошло с аншлагом, а второе уже не состоялось, потому что утром началась война.

Изгибы и переломы судеб в Бресте на каждом шагу. Таксист, подвозивший меня к крепостным воротам, припомнил, как школьный его приятель выбирал вместе с ним подарок отцу делового партнера в Германии и купил в конце концов… ковер с панорамой Брестской крепости. Немец был счастлив, хотя именно при штурме знаменитой ныне цитадели получил тяжелейшее ранение. Для радости, впрочем, имелась весьма веская причина. Госпитальные его скитания затянулись, а часть, с которой он начинал войну, угодила под Сталинград, где от нее и от большинства сослуживцев ничего не осталось...

А у брестцев свои воспоминания о былом. Однажды на театрализованном пресс-мероприятии «Спасибо за мир» в Брестском облисполкоме я слушал Лидию Ивановну Осипчук, в тринадцать лет ставшую подпольщицей. На ее глазах целую деревню оккупанты спалили. Семь человек только и уцелело. Пять пастушков со скотиной на пастбище оказались. Да еще дед с бабкой. Он в поле работал, а она ему кашу на обед понесла. Самой Лидии Ивановне довелось даже в гестапо побывать, правда не обвиняемой, а как бы… экскурсанткой поневоле. Незадолго до этого партизаны какого-то немецкого майора убили. А юная Лидочка подрабатывала в мастерской ритуальных услуг. Немцы заказали венок, и хозяин ей поручил отнести его в гестапо. Угодила она в обеденный перерыв, впустили ее на второй этаж и приказали стоять и ждать. Она и ждала под злобными взорами сторожевых собак. «Даже пошевелиться не смела, – говорит она, – до сих пор вижу, как овчарки злобным оскалом улыбаются».

Владимир Маркович Чумачевич поведал на той же встрече, что в Пинском Полесье партизанил с четырнадцати лет. Было их четыре брата, двое погибли, одного в Германию угнали, а Володя связником стал у партизан, бывал в Пинске на разведке, разбрасывал листовки, проводил через болота диверсионные отряды к железной дороге. В марте сорок четвертого едва уцелел, когда угодили в засаду из-за предательства, удалось в береговых зарослях укрыться, едва не замерз... Потом тридцать лет в Советской армии отслужил и немалую их часть на Байконуре. Получилось, что Чумачевич трижды ветеран – Великой Отечественной, Вооруженных сил СССР и легендарного космодрома!

Не обойти и отнюдь не ласковую иронию исторической судьбы. Здание облисполкома сильно перестроено и первоначальный облик не сохранило. Остался, однако же, балкон, с которого в 1939 году знаменитый немецкий генерал Гудериан вместе с советскими коллегами принимал совместный опять же парад после того, как две армии встретились на новой для СССР границе. Споры о том, а прав ли был Сталин, соглашаясь на то, что впоследствии назовут пактом Молотова – Риббентропа, или же будущий генералиссимус просчитался под напором обстоятельств и хитроумия гитлеровских дипломатов, будут идти еще долго. В любом случае от античной мудрости, гласящей «Хочешь мира – готовься к войне», и в нашем непростом веке никуда не уйти...

И еще одно воспоминание. У Тереспольских ворот пять лет назад торжественно открыли памятник «Героям границы, женщинам и детям, мужеством своим в бессмертие шагнувшим». Автор его Валентин Павлович Занкович, ставший лауреатом Ленинской премии за мемориал в Хатыни, сказал мне, что долго не мог решить, вознести ли скульптурную группу над землей или, наоборот, приблизить ее к земле, которую защищали пограничники. Выбор был непрост, но точен. Герои не парят в небе, а бьются за то, на что посягнул враг. Справа от пограничного столба с надписью «СССР» статуя женщины, в которой Валентину Павловичу мечталось передать образ русской, белоруски или украинки, чьи мужья сражались здесь в роковые июньские дни семидесятилетней давности. Слева же воссоздан образ командира заставы Андрея Кижеватова, ведущего своих бойцов в контратаку на первом и последнем для многих рубеже.

Работа над монументом далась Занковичу непросто. Дело не в одних лишь творческих муках. Многофигурную композицию ему довелось создать всего за девять месяцев. Основные труды пришлись на зиму, которая по белорусским меркам выдалась очень уж студеной. Доходило до того, что в мастерской замерзал пластилин, из которого мастер ваял варианты композиции…

Это о том, что всем нормальным людям дорого, а теперь о том, что кому-то ножом под ребро.

Лет почти двадцать назад я работал собственным корреспондентом ТАСС в Вологде. Как-то вдруг и непонятно зачем приехали две улыбчивые американки из московского посольства, пожелавшие встретиться с представителями местной интеллигенции. Вопросов было много и в основном туповатых, но вдруг зашла речь о Союзе России и Белоруссии. Я старательно оповестил их про исторические корни единения, о преимуществах выхода в Европу тандемом и полушутя сказал, что в Белоруссии очень хорошие холодильники.

Без малейшей улыбки меня спросили: «Вы любите холодильники?» – «Нет, – ответил я. – Я женщин люблю».

Боюсь, что меня не поняли.

Но если без шуток, то желающих порушить мир и грядущее единение между нами хватает. Сошлюсь на интервью белорусского историка Николая Малишевского информагентству «Регнум». Оказывается, есть желающие Отечественную войну 1812 года именовать «российско-французской», есть лжемечтатели «демонизировать» советских партизан, а гауляйтера Кубе именовать другом белорусского народа. На совсем недавно прошедшем в Минске Международном форуме Победителей «Великая Победа, добытая единством» я услышал, что того же Вильгельма Кубе объявляют наилучшей персоной из тех, кто должен был возглавить призванное пропагандировать белорусский язык общество имени белорусского первопечатника и просветителя Франциска Скорины. «Гуманизм» же казненного партизанами гауляйтера сводился к тому, что тот считал, прежде чем отправлять евреев в лагеря смерти, необходимым по максимуму использовать на принудительных работах и только потом, выжав из несчастных все силы и соки на благо рейха, отправлять в газовые камеры и печи крематориев. Вбросы такого рода идут в основном из Польши и Литвы, но кто-то все же им внимает.

Если это плюрализм, то что тогда кретинизм? Между прочим, наполеоновское интервоинство, шествуя на восток по современной территории Белоруссии, расплачивалось с народом за прихваченную провизию и фураж… фальшивыми российскими ассигнациями, которые были заранее в достаточном количестве отпечатаны по приказу французского императора. Что добавить, что прибавить?

ПОГРАНИЧНОЕ «СЛЕДОПЫТСТВО»

...Первый памятник пограничнику Андрею Кижеватову на брестской земле появился намного раньше созданного Валентином Занкевичем. Скромный бюст героя много лет назад установили на территории погранзаставы, носящей его имя.

В полусотне метров от него постукивают международные поезда, рядом с ним тренировочный городок для стражей рубежей союзного государства со всеми приличествующими серьезности погранмиссии атрибутами, включая забетонированные образцы следов, оставленных нарушителями. На мой вопрос, настоящие ли это слепки или же реконструированные по давним фотографиям, заместитель начальника заставы ответил ироничной улыбкой, пояснив при этом особенности «пограничного следопытства», как именуется наука чтения и толкования отпечатков подошв. Бывалый взгляд сразу определит – шел лазутчик или контрабандист один или тащил другого на закорках, а может быть, имитировал противоположное направление своего шествия, натянув обувку задом наперед. Все это, впрочем, скорее дань пограничным традициям времен Карацупы и его пса Ингуса. Современные белорусские пограничники даже не слыхивали про ППХ, как именовали ветераны зеленофуражечной службы гирлянды опустошенных консервных банок. Эти «приборы пограничной хитрости» развешивали на самых опасных участках, дабы неосторожный злоумышленник сам оповестил о своем вторжении. Сейчас милый этот примитив напрочь заменила электроника. Оснащению союзных погранзастав кое в чем помогал ЕС, не желающий прибавлять к нелегалам из Африки нелегалов из Азии.

Статистика весьма любопытна. Больше всего нарушителей из Грузии. Мечта саакашвилевского электората обосноваться в более сытных странах отнюдь не совпадает с еэсовскими правилами перемещения людских масс. Раздобыв правдами и неправдами шенгенские визы, уроженцы Иверии садятся в электрички, снующие между Брестом и польским Тересполем, но зачастую возвращаются, так и не ступив на землю обетованную, ибо польские лагеря для подобных беженцев переполнены и нежеланных кандидатов в иммигранты чаще всего препровождают обратно тем же поездом. Ехать назад в Сакартвело им не хочется, вот и пытаются, так сказать, незадачливые кандидаты в европейцы тайком пересекать контрольно-следовые полосы, уповая на авось и недосмотр пограничников…

…Россиян среди стремящихся в Европу нелегалов немного, но публика эта весьма своеобразна. Кое-кто из бывших десантников или морпехов очень даже не против провести немалую часть молодости… в рядах Иностранного легиона. Документов при найме на довольно выгодную, но зачастую гибельную службу не требуют, так что главная задача не попасться белорусским и польским погранцам, поскольку потом под жгучим солнцем Ближнего Востока или Африки о подобных грехах вопросов никто не задаст…

Кому-то повезет, и, выслужив безропотно немалый срок, беглец получит-таки обещанное французское гражданство. Иные сложат головы где-нибудь в Мали либо еще в какой горячей точке бывшей Французской Африки. Впрочем… каждый сам кузнец своего счастья.

ПО ЛЕСНОЙ ПАРТИЗАНСКОЙ ТРОПЕ

До 1939 года установленная после советско-польской войны граница между Белоруссией, то бишь СССР, и всем западным миром проходила гораздо восточнее, поэтому я отвлекусь на несколько абзацев от Бреста и переброшусь мысленно к увиденному во время другой командировки близ некогда рубежной станции Негорелое.

…Запретный плод всегда слаще плода разрешенного, притягательность его порою не слабеет, даже когда время снимает все запреты. Не потому ли немецкие туристы, приезжающие в Белоруссию, охотно откликаются на предложение побывать в партизанском лагере, куда их отцов или дедов некогда приводили только в статусе пленников. Теперь никаких проблем для подобного путешествия в прошлое нет. Меньше часа езды от Минска шлагбаум, и вот уже протоптанная дорожка – одна из тех самых, о которой легендарные мулявинские еще «Песняры» некогда пели: «Наша память идет / По лесной партизанской тропе...»

Здесь все настоящее, а если и реконструировано, то в строгом соответствии с документами и с достоверными воспоминаниями участников событий. В оружейной мастерской все как в ту пору, когда умельцы мастерили из всего, что оказывалось в руках, вполне пригодные для боев автоматы. Имелись у партизан шорно-тележный цех и типография, где за стеклом подлинные листовки и плакаты с фронтовыми сводками.

Я спросил у Сергея Васильевича Ермака, возглавляющего в здешней агрофирме имени Дзержинского туристическое направление деятельности, что побудило успешных в своем деле предпринимателей взяться за хлопотливое и непрофильное дело, от которого особой прибыли не дождаться. Другое дело – зоосад, где имеется даже беспроигрышный по стопроцентной привлекательности вольер, давший приют медведю и... когда-то выкормившей его своим молоком собачонке.

Наш провожатый и не подумал скрытничать, откровенно сказав, что бизнес бизнесом, а никому из его коллег не хочется, чтобы в Белоруссии вдруг дали побеги занесенные из соседней Украины бандеровские, так сказать, семена. Поэтому, разрабатывая планы экотуризма, решили напомнить о воевавшем в этих местах партизанском отряде имени Фрунзе. Внешний вид и скромные интерьеры землянок восстановили именно на тех площадках, где таились жилища народных мстителей, благо что котлованчики от них уцелели до наших дней.

Этот экотуристический центр я назвал бы еще эколого-историческим. Неподалеку от партизанской стоянки полностью реконструированы погранзастава и таможня, остатки подлинных строений которых еще уцелели неподалеку у станции Негорелое. Сейчас это ничем особенным не примечательная платформа, хотя история ее весьма экзотична. До 1939 года, когда госграница СССР отодвинулась на запад до Бреста, сюда ходил прямой поезд... из Парижа! Имелся и прямой поезд до Владивостока – для европеоидов, направлявшихся в Японию или Китай.

На этот перрон сходили в ту пору Горький, Маяковский, Эйзенштейн и множество других советских знаменитостей. Кто не верит, может открыть томик Ильфа и Петрова с маленькой повестью «Тоня», героиня которой тоже возвращалась по негореловскому маршруту из Америки, где муж служил шифровальщиком посольства:

«Поезд Париж – Негорелое вышел с польской станции Столбцы и двинулся к советской границе. На полустанке Колосово он на минуту задержался. Еще на ходу стали соскакивать польские жандармы в щеголеватых шубках с серо-собачьими воротниками. Поезд очень медленно прошел еще несколько метров. Тоня с замиранием сердца стала протирать стекло и увидела во мраке зимнего вечера деревянную вышку, на которой стоял красноармеец в длинном сторожевом тулупе и шлеме. На минуту его осветили огни поезда, блеснул ствол винтовки, и вышка медленно поехала назад. Часового заваливало снегом, но он не отряхивался, неподвижный, суровый и величественный, как памятник...»

А рядом с восстановленной заставой станьковские энтузиасты ухитрились поставить на рельсы два антикварных паровоза. Один из них советского производства, и вполне возможно, что на нем ехали после путешествия по одноэтажной Америке авторы «Двенадцати стульев».

А другой паровик построили когда-то в Германии, и отнюдь не исключено, что его пустили под откос партизаны, выбиравшиеся на «рельсовую войну» с той самой стоянки, где ныне любят бывать немцы и прочие иностранцы, находящие здесь что-то свое. Испанцы, к примеру говоря, очень позавидовали густому лесу, надежно скрывавшему партизан. У одного из гостей кто-то из родных сражался с франкистами в Пиренеях, где леса светлы и прозрачны. Потомок хорошо запомнил его рассказы и смог сравнить, что где лучше, что похуже.

Повод оглянуться в туман прошлого в Станьково нашелся и для меня. Кроме паровозов и партизанских землянок там расположилась и впечатляющая выставка военной техники. Между «тридцатьчетверкой» и сорокадевятитонным монстроподобным танком ИС-3 я увидел гаубицу, похожую на ту, к которой мой отец подносил снаряды под Кенигсбергом...

…Скучное слово «музеефикация» обретает на белорусской земле особый смысл. Многие из берущихся за это воспринимают добровольно взятую на себя миссию как дело чести, а честь – понятие притягательное, желающих бескорыстно приобщиться к нему долго искать не приходится.

В наследство от войны Белоруссии досталось немало укреплений, десятилетия мирно уходивших в землю, покрывавшихся мхами и зараставших травами. Интересовались ими разве что художники (встречались мне в Москве живописцы, каждое лето отправлявшиеся на этюды по местам боев) и, увы, черные копатели, по сию пору роющиеся по старым окопам, землянкам и блиндажам в поисках небезопасных и кощунственных «сувениров». Этой малопочтенной братии хватает и у нас, борьба с ними вроде и ведется, но поскольку малопочтенное это дело остается прибыльным, то избавиться от него пока не удается.

Но прошлое, к счастью, манит не только корыстолюбцев. В окрестностях Минска с легкой руки активистов благотворительного фонда помощи воинам-интернационалистам «Память Афгана» воссоздан немалый фрагмент Минского оборонительного района, именуемого еще «Линией Сталина». Директор фонда Александр Михайлович Метла не без гордости поведал, что начинали методом народной стройки и не полностью представляли, что в конце концов получится.

Но лиха беда начало. Сейчас восстановлены траншеи, вдоль шоссе белеют бетонные надолбы, мрачнеют противотанковые ежи. Из других областей Белоруссии сюда перевезли колпаки дотов. Со временем военные поделились устаревшими, но когда-то грозными самолетами и даже ракетными комплексами. Признаюсь, я сам не без содрогания постоял у карандашеподобной громадины СС-4 – «сестры» тех ракет средней дальности, которые с легкой руки Никиты Хрущева оказались на Кубе, вызвав Карибский кризис, после которого лидеры великих держав уже не рисковали столь опрометчиво приближаться к рубежу, за которым планету мог ожидать разве что убийственный «урожай грибов» от разрывов атомных и водородных бомб...

Кстати сказать, на «Линии Сталина» можно и пострелять. Кто-то предпочитает партизанский ППШ, а кто-то выбирает противотанковое ружье наподобие того, из которого в знаменитом фильме «Баллада о солдате» его герой Алеша Скворцов подбивал гитлеровские танки. Но теперь здесь палят только холостыми, оставляя на память стреляные гильзы.

НАСТЯ И АЛЯСКА

Но вернемся к Бресту. С территории заставы натовско-польских просторов за лесом не углядеть, зато с пропускного пункта Козловичи Брестской таможни они вполне различимы. Несколько лет назад таможенники получили новый комплекс грузового терминала со всем необходимым оснащением. С застекленной башни, напоминающей диспетчерские аэропортов, видны бескрайние колонны грузовиков всех современных марок и конструкций. Время тесноты миновало. Площадка в тридцать гектаров, оборудованная для ожидающих проверки и оформления документов, вполне вмещает всех желающих, притом что за сутки здесь снует в обе стороны порой пара тысяч машин. Зал, где водители и владельцы грузов получают добро на свободное перемещение на запад до самой Атлантики и на восток до Тихого океана, напоминает интерьеры солидного банка. Внутри Европейского союза таможенных преград нет, между Россией, Казахстаном и Белоруссией – тоже, так что брестские таможенники фильтруют товары, развозимые через всю Евразию от Лисабона до Владивостока и Алма-Аты.

Я припомнил читанный в детстве детектив Аркадия Адамова «Личный досмотр», действие которого происходит как раз на Брестской таможне, и справился у таможенников, часто ли приходится прибегать к исключительной мере поиска контрабанды. Оказалось, что современное оборудование, скрупулезное обучение, тщательнейший отбор сотрудников позволяют обходиться без подобных не вполне гуманных приемов. Достаточно сказать, что мечтающий о таможенной карьере должен всенепременно пройти проверку на полиграфе, или, как его нередко именуют, детекторе лжи. Идеалом же таможенника здесь считают знаменитого киногероя Верещагина из «Белого солнца пустыни», а знаменитые слова «за державу обидно» воспринимают как своеобразный девиз своей службы.

А державу или Союзное государство обидеть пытаются нередко и по-разному. Как-то в Козловичах конфисковали целый трейлер краски для текстиля, которая в документах именовалась… макаронами. Инспекторов заинтересовало, почему вдруг спагетти стали перевозить в бочках? Внятных объяснений получено не было, а проверка показала, что содержимое кузова отнюдь не сухое и не съедобное. В другой раз обратно в Германию пришлось развернуть перевозимый на платформе легкомоторный самолет. Ничего потайного в нем не оказалось, только вот радиационный контроль выявил повышенный уровень излучения.

О наркотиках разговор особый. Электроника здесь бессильна, главная надежда… на собачьи носы. На таможенной службе Бреста состоят девять немецких овчарок и черных лабрадоров.

Очаровательный инспектор Анастасия Иванчик на моих глазах обходила со своей лабрадоршей Аляской ряд машин. Собака вела себя профессионально и с достоинством, лишь иногда, словно извиняясь, что ничего не найдено, оглядывалась на свою наставницу. Обе они чемпионки республиканского первенства таможенных кинологов. От обеих воистину ничто не ускользнет.

Смена, во время которой я разговаривал с Анастасией, для нее и для Аляски выдалась спокойной.


6 июля 2016


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847