Немецкий барон — преемник Чингисхана
КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
«СМ-Украина»
Немецкий барон — преемник Чингисхана
Ирина Хроль
журналист
Киев
7648
Немецкий барон — преемник Чингисхана
Барон Унгерн в Монголии. Художник Дмитрий Шмарин

Роман Федорович Унгерн-Штернберг о вселенской славе бредил, что называется, с колыбели. И однажды она догнала его — истляндский барон, сын доктора философии Лейпцигского университета дослужился до генеральских погонов, а затем, приняв буддизм, стал монгольским князем, практически властелином Монголии и даже мужем китайской принцессы.

На гребне Гражданской войны он стал непримиримым врагом не только большевиков, но и всей западной цивилизации. В среде сослуживцев Унгерн прослыл «безумным» или «кровавым бароном», «Аттилой XX века», «палеонтологическим типом» и «первобытным чудовищем», более лояльные соратники считали его человеком, от которого «веет средневековьем», «последним рыцарем», а монголы почтительно называли барона «белым богом войны»...

Но затем «фатум» переменился для Унгерна — его ждал страшный конец…

РОДОВОЕ ГНЕЗДО

По архивным данным дворянских матрикул родовое древо Унгерн-Штернбергов пустило корни на территории трех прибалтийских губерний. Родоначальником семейства считается вассал рижского архиепископа Ганс фон Унгерн, живший в XIII веке. Баронами его отпрыски стали в 1653 году, получив высокое достоинство из рук королевы Швеции Христины. Их родовой герб украсили лилии и шестиконечные звезды, а девиз напророчил: «Звезда их не знает заката»... И в ХIХ веке их потомок, Унгерн-кровавый, с лихвой «перебрал» доставшуюся ему наследственность…

Недоучка-кадет Морского Петербургского корпуса, одержимый жаждой ратных подвигов, Роман Унгерн умчался рядовым пехотинцем на Японскую войну. Но она закончилась быстрее, чем барон успел примерять на себя геройство. Офицерские погоны хорунжего получил, наконец, доучившись в Павловском пехотном училище, служить начал в 1-м Аргунском полку Забайкальского казачьего войска. Но не долго — уже через несколько месяцев его изгнал из полка офицерский суд чести за очередную дикую выходку.

Но барон Унгерн фатально, до паранойи верил в свою избранность. Он жаждал войны и славы!

В 1913 году Роман Унгерн добровольно выходит в отставку, чтобы поступить в монгольскую армию как частное лицо. Вслед за идеологами своего времени, он «убедился» в непоправимом уже растлении и неизбежном крахе западной культуры и, вооружившись учением Будды, верхом на коне и с шашкой в руке, ринулся в монгольскую степь… «исцелять язвы Запада». Рвется на службу к некоему Дамби-Джамцану, монгольскому борцу за независимость, о котором узнал из газет. Он наслышан о легендах монгольских, в которых народы степей, долго пребывая под китайским владычеством, ожидали «мессию с севера», который вернет им свободу. На эту роль Унгерн сам себя и «назначил». И первым подвигом он определил для себя возрождение империи Чингисхана.

Но в итоге романтик войны превратился в убийцу и палача-маньяка…

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

В архивах имя барона Унгерна и его «подвиги» стоят рядом с именем атамана Семенова, неограниченного властелина всего Забайкалья, уже в те годы украсившего свои погоны свастикой. Это атаман Семенов возвел Унгерна и чин генерал-майора…

Под началом атамана барон контролировал железнодорожный узел в Хайларе, служил военным советником при монгольском князе Фушенге, и разделял с Семеновым идею образования между Россией и Китаем «особого» государства из пограничных областей Монголии. Что как нельзя лучше совпадало с «глобальными» видами Токио. Под крылом атамана Семенова Унгерн самолично формировал свою Азиатскую дивизию из бурятов и монгол. А в 1918 году именно с Даурии начал практиковаться в самом отвратительном и зловещем терроре. Он называл себя сторонником палочной дисциплины и неограниченным судьей для всех, кто попадал в его поле зрения.

В 1919 году оказался барон в самом центре междоусобной войны, разгоревшейся в «белой» Сибири. Весной 1920 года помогал восточно-монгольским князьям в партизанской войне с китайцами. А осенью этого же года, пополнив свою дивизию ополченцами, Унгерн штурмом брал столицу Халхи Ургу. Он поднял на дыбы русско-китайскую припограничную полосу; грабил поезда на железнодорожной ветке «Даурия-Маньчжурия» и караваны в пустыне Гоби, как когда-то его прапрадед — корабли у острова Даго.

Предполагалось: нужна ему была Урга, чтобы открыть путь к границам Советского государства. Однако огромные потери заставили Унгерна отступить… Но и тогда он не отказался от своей идеи. Он пытался даже организовать «Орден военных буддистов», идейным знаменем которых была бы борьба с революцией…

НА ПЕРЕПУТЬЕ

Официальные донесения красных трубили о полном разгроме дивизии Унгерна. А он затаился в монгольской степи с голодающей и настроенной на дезертирство ратью, разуверившейся и запуганной. Но барон снова строит вселенские планы и мечется перед неизбежностью выбора: вернуться ли на запад, в подчинение к атаману Семенову (но тогда — как быть с собственным «предназначением»!), или идти на восток, в Маньчжурию? Там, в лучшем случае, ждала его китайская каторга, в худшем — экстрадиция в Россию, тюрьма или даже расстрел...

Ведь после неудачного похода на большевиков от него отшатнулись «преданные» монголы со своим живым богом Богдо-гэгеном, разбежались от барона и фанатично почитаемые им ламы, провозгласившие Унгерна «Богом Войны». Для них он отныне — жалкий, побитый большевиками неудачник, и всего лишь главарь разбойников.

И Унгерн выбирает третий путь — через пустыню Гоби в Тибет, под крыло Далай-ламы,.. К которому, — ни много ни мало — самонадеянно рассчитывает устроиться на службу, да еще и всей разношерстной дивизией своей. И абсурдность выбора не волнует барона. Как и такие частности, что переход через Гоби без запасов воды и продовольствия означает неизбежные людские потери. У россиян же, солдат и офицеров, очередная авантюра барона и перспектива навсегда сгинуть в чужой горной стране вызывала ужас.

На этой почве группа офицеров объединяется против барона и постановляет убить его. Были и сторонники того, чтобы просто разбежаться. Однако, из-за мистического страха перед бароном и его пресловутой «заговоренностью» ни одна из предпринимавшихся попыток так и не увенчалась успехом.

А между тем атмосфера в дивизии накаляется катастрофически. И уже вопреки животному страху перед бароном, ему отказываются повиноваться даже самые из надежнейших — татарские и монгольские части. За бароном охотятся и свои, и красные. Но нерешительность заговорщиков раз за разом оборачиваются опасными сбоями и, в конечном счете, берет верх его величество случай.

КОНЕЦ «БОГА ВОЙНЫ»

Испытывая не меньшие лишения, чем орда бесноватого барона, большевики шлют к Унгерну парламентера с предложением о начале переговоров. Предлагаются условия: в стан Азиатской дивизии будут присланы два комиссара в качестве неприкосновенных заложников, а тем временем сам барон в лагере красных примет участие в переговорах. Барону гарантируется полнейшая неприкосновенность. И он, веруя в свою звезду, принимает предложение.

Прибыли заложники-комиссары, уселись под караул, а барон, вопреки отговорам, в одиночку ускакал к стану красных. «Двусторонние переговоры» едва ли начались, а уже гонец от красных прилетел с указанием от Унгерна: мол, все идет как нельзя лучше, комиссаров-заложников отпустить, но не лишне и попотчевать их на прощанье — «прогнать нагайками до своей линии огня». Что казаки и выполнили с удовольствием. Только на обратном пути кто-то заподозрил неладное, бросились за комиссарами в погоню, но поздно... И барона своего дивизия больше не увидела.

Возможно, что и эта история захвата Унгерна за уши притянута в пропагандистский архив большевиков. Ходили слухи, что на барона (по привычке в одиночестве объезжавшего свои части) случайно наткнулся в степи разъезд 5-й армии красных. Но разве же боец-красноармеец что-то делает случайно? И молодая совпропаганда перепрофилировала случай в подвиг большевистской стратегии. И пресса страны советов взахлеб затрубила: мол, захвачен легендарный барон вместе со своим штабом и охраной, и еще 900 всадников с тремя боевыми знаменами Азиатской дивизии в придачу… Между тем дивизия, уже без барона, пробилась и ушла в Маньчжурию.

Арестованного «Бога войны» под усиленным конвоем доставили в Троицкосавск, в штаб экспедиционного корпуса 5-й армии, где и состоялся его первый официальный допрос. Следствие шло в Верхнеудинске, в Иркутске и Новониколаевске — для междугородних перевозок под такую-то персону был выделен пульмановский спецвагон. А по прибытии Унгерна, словно напоказ, провозили по городским улицам сквозь толпы зевак. Но, — к удивлению самого Унгерна, — обращение с ним демонстрировалось сверх-предупредительное и вежливое: его хорошо кормили, отказа не было в курении и даже газеты подкладывали самые свежие: знай, мол, власть нашу!

Судили Унгерна в Новониколаевске. По этому случаю был сформирован Чрезвычайный трибунал, барону назначили защитника; для отобранных «слушателей» в суде отпечатаны входные спецбилеты (желающих увидеть ужасного барона слишком много). Но отказались от заявления свидетелей — Унгерн своих «подвигов» не таил, что наперед определило его судьбу. «Общественным мнением» заблаговременно опекалась городская газета «Советская Сибирь» — стенограммой судебного процесса чуть ли не в полном объеме она вволю потешила любопытство «пролетарской общественности».

15 сентября 1921 года судебное заседание открылось. Ответчик-барон явился на него в излюбленном «жёлтом, сильно потёртом и истрёпанном халате с генеральскими погонами», с неизменным Георгиевским крестом на груди (в ночь перед казнью барон изгрыз его зубами, чтобы никому не достался после его смерти), на ногах — монгольские ичиги (типа кожаных лаптей, перевязанных ремнями). Он спокоен и краток в ответах…

Ему выдвинуто обвинение по трем пунктам: действия под покровительством Токио (унгерновская идея создания «центральноазиатского государства»); вооружённый поход против власти Советов («с целью реставрации Романовых»); и третий пункт — террор и зверства на захваченных территориях.

Процесс длился пять часов. Обвинительная речь и приговор в духе «пролетарском». Сама защита предложила варианты наказания: изолировать пожизненно — пусть до конца дней своих «…вспоминает об ужасах, которые творил»; или расстрел: «мгновенная смерть — как показательная на весь мир форма милосердия в отношении больного животного, которого добивают из сострадания». На втором варианте и остановились.

Унгерн отказался от последнего слова. И в тот же день был расстрелян.

Монголия его конец, по велению Богдо-гэгена («живого Будды», которому Унгерн вернул престол), почтила молебнами во всех своих монастырях…

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»


23 сентября 2020


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847